— А если правда всплывает? — Почему-то думаю не о Егоре, а о своем мальчике. Ему тоже предстоит жить без родного отца.

— Я сделал все, что мог, чтобы он вырос умным и достойным человеком. Верю, ему хватит ума понять и сделать правильные выводы.

Егор

В гараже заканчиваю к полуночи. После рассказа Попова уже не хочется везти его ни в какой отдел или спорить с Тихим о правосудии.

Ублюдок здорово испугался за «достоинство», потому рассказал о своих делишках как на исповеди. С фамилиями, должностями и размахом той херни, которую организовала эта банда.

Теперь даже в фантазии не могу представить урода за решеткой. Скорее всего, его или вывезут куда-нибудь подальше, чтобы продолжил дело — с новым клубом, наркотой и прочим дерьмом. Или просто вывезут. Без обратного билета. Сразу на тот свет.

Варианты не ахти. И оба, как назло, без гарантии. Выбирать среди них не приходится.

— Попов твой, — выходя из гаража, говорю прохлаждающемуся рядом Тихому.

— Что, даже лекцию о законах не прочтешь? — Он недоверчиво хмурится.

— Сегодня ты здесь закон.

— Ишь как!

— Сыровского я предупредил. Полкан копать не будет.

— Удивил. Совсем большой стал. — Хлопает меня по плечу Леня. — Может, скоро в семью вернешься? Бросишь свою службу?

Тихий косится в мою сторону, словно хочет прочитать мысли.

Еще один медиум, мать его! Будто мало мне Семена Сергеевича Черного.

— Вы с отцом и без меня неплохо справляетесь. Я как-нибудь еще послужу.

Подставляю раскрытые ладони под дождь. Старательно тру кожу. На мне ни капли крови, но по ощущениям я в ней по локоть.

— Ну… мое дело предложить.

Довольно хмыкнув, Леня достает из-за спины ствол. Равнодушно проверяет обойму. Снимает пистолет с предохранителя.

— Прибирать за собой учить не буду. Ты в этом деле и сам профессор. — Иду к машине.

— Считай, что ничего не было. — Машет на прощание Тихий. — Жену обними. Будущую. И детей. Обоих, — добавляет он и заходит в гараж.

Через несколько секунд раздается звук выстрела. Одиночный и громкий. Это первый случай, когда я не мешаю приводить в исполнение смертную казнь без суда и следствия.

Трещина во всех принципах. Однако будь у меня возможность вернуться назад и остановить Тихого, не пошевелил бы и пальцем.

Попов не жалел тех молодых женщин. Он годами измывался над Аленкой. И плевать хотел на собственного сына. Я ни хрена не судья, и тем более не всевышний, но если бы эта падаль продолжила свое существование, жертв и страданий стало бы больше.

«Переварю!» — охлаждаю себя мысленно и топлю в пол педаль газа.

«Отправляю фигурантов», — на первом же красном светофоре набираю сообщение брату.

По-хорошему, не стоит вмешивать Германа в это дело. У моего гениального братца хватает и своих хлопот. Только машина уже запущена. Сыровский обязательно станет копать в своем направлении — в обход продажных генералов. А мой отец вместе с братом — в своем.

Без фамилий они скорее вляпаются в неприятности или выйдут на того, кого лучше бы обойти. А с фамилиями… все мы как-нибудь справимся.

Стараясь не думать об убийстве Попова и его дружках, я лечу к своим девочкам и мальчику. Впервые за день пропускаю пешеходов. Притормаживаю на перекрестках. А у знакомых ворот бросаю ключ от машины поджидающему меня отцу и сразу же иду в дом.

От запаха свежей выпечки и россыпи игрушек за ребрами теплеет. Словно лекарство, вдыхаю полной грудью этот аромат. Беру в руки брошенную кем-то из детей машинку. И тихо опускаюсь на пол.

— Вернулся? — из коридора выглядывает Алена.

Киваю вместо «да». И делаю еще одни глубокий вдох.

— Дети спят, — присаживаясь рядом, шепчет моя женщина. — Ты голодный? Давай, быстро на стол накрою?

Простой вопрос, а меня раскатывает как асфальтоукладчиком. Может, потому что с детства никто об этом не спрашивал. Может, потому что это Аленка.

— Зверски. — Закрываю глаза. — Только вначале надо помыться.

— Пойдем. — Алена помогает подняться. — Помоем тебя.

— А ты точно настоящая? Не исчезнешь? — Любуюсь ее искусанными губами, подпухшим носом и уставшими, но охренеть какими красивыми глазами.