Шрифт:
— Еще кто кого найдет первым.
— Вам всем пиздец! — Густой сгусток крови и слюны летит на пол. — Вы даже не представляете, с кем связались.
— Кто ж так пугает?! — Я снова бью. Но уже без злости, прицельно в живот. — Пугать нужно с именами.
Заставляю придурка поднять голову и с оскалом смотрю в лицо.
— Ты… покойник, — булькая, хрипит Попов.
— А ты скоро станешь красавицей.
Лениво отхожу назад, раскрываю тяжелый грязный чемоданчик, который оставил мне заботливый Тихий. И достаю слегка поржавевшую ножовку.
Возможно, это не самый удачный инструмент для выбивания информации, но у меня нет никакого желания цацкаться с этим уродом до рассвета.
— Что?.. — с трудом фокусируясь на мне, спрашивает Попов.
— А ты еще не понял?
Подойдя поближе, накидываю веревку на его правую лодыжку. Привязываю к железобетонной балке. Затем делаю то же самое с другой ногой и балкой по левую сторону от придурка.
— Нет…
Вижу ужас в глазах напротив.
— Я же сказал. Сделаю красавицей!
Сгребаю содержимое ширинки ублюдка в левую руку и поднимаю с пола ножовку.
— Пожалуйста, нет! — совсем не героически взвизгивает Попов.
— Свое «пожалуйста» засунь себе в задницу. Мне нужны фамилии, должности и полный отчет об общих делах.
Подношу ножовку к скукожившемуся достоинству.
— Они… Они никого не прощают.
— Конечно.
Делаю короткий замах…
— Стоп! — орет чемпион. — Стоп… — повторяет, хрипя. — Я все скажу.
Глава 59
Алена
Я догадываюсь, куда уехал Егор.
Он не сильно скрывал, да и по разговорам Боровского-старшего с его мрачным помощником без объяснений понятно — Марат больше не вернется. Никуда и никогда.
Одна часть меня согласна с мужчинами. Я не верю, что тюрьма способна исправить моего мужа. В его координатах добра и зла, от первого почти ничего не осталось.
Но другая моя часть в растерянности.
Я не представляю, как спустя несколько лет буду объяснять повзрослевшему сыну, что полюбила убийцу его отца. Не уверена, что он примет это и поймет.
Дилемма от которой разрывается сердце, а уставший за сумасшедшую гонку мозг настойчиво требует одного — собрать свои вещи и уехать. Сбежать не от подонка, а от самого замечательного мужчины на свете. Наперекор своему сердцу — ради сына.
— Бледная ты какая-то, — замечает отец Егора. — Болит где? Или мысли невеселые?
— Нет. Спасибо. Ничего не болит. Наверное, так, усталость.
Я заставляю себя улыбнуться. Впрочем, делаю только хуже.
— Понятно. В молчанку играем, — кивает Семен Сергеевич.
— День тяжелый. — Поплотнее запахиваю кофту.
— А вот это правда! Денек нынче выдался… кхм, непростой. Была б ты мужиком, я бы даже предложил вдарить по коньячку.
— Если бы я была мужчиной, я бы не отказалась. — Чувствую, что теперь улыбаюсь по настоящему, не через силу. — Но я женщина, и, кажется, у меня теперь двое детей.
Смотрю на своих двоих. Пять минут назад они с диким ором носились друг за другом по гостиной и кухне, а сейчас в обнимку на диване смотрят мультики.
— Они сейчас минут на пятнадцать нейтрализованы. Нервы за это время полечить не получится, но… можем побегать.
Боровский сияет так, словно сделал какое-то гениальное открытие.
— Побегать? — переспрашиваю.
На улице уже темно, да и погода так себе — сыро, ветрено и противно.
— Почему нет? Говорят, бег продлевает жизнь. — Недавний инсультник кивает мне в сторону прихожей и заговорщицки перемигивается с Верочкой.
— Ну, раз вам так хочется…
Меня передергивает от мысли бежать сквозь холодную взвесь. Это совсем не то удовольствие, о каком можно мечтать после насыщенного дня. Но кто я такая, чтобы отказывать Боровскому-старшему?
Пробежка не задается с самого начала.
Первые несколько минут бега я жду, что мой компаньон начнет задавать какие-нибудь вопросы, учить меня уму-разуму. Только зря. Семен Сергеевич молчит, правильно дышит и, судя по темпу, собирается пробежать полумарафон.