— Неудобно?! — рычит Руслан неожиданно близко. — Отойдите, — хрипит от злости, и мы с Ярославой шарахаемся в разные стороны.

— Ой, — испуганно пищит Ярослава и закрывает рот ладонью.

Я — морщусь. Знаю уже, что он сейчас сделает, и это проблема лично для меня, но душа все равно ликует. У справедливости, оказывается, богатый терпкий вкус, как у хорошего каберне. Аж рот вяжет от одного только предвкушения.

— Русик, ты уже пришел, — щебечет Виктория.

— Сейчас ты встанешь, — холодно высекает Руслан, — спокойно, без истерик выйдешь из больницы. Сядешь в такси. Доедешь до квартиры. И соберешь все свои вещи. Все, до единой, тряпки. Те, что оставишь, я отнесу на помойку.

— Что ты такое говоришь… — смеется и встает, пытаясь обнять его, но Руслан делает шаг назад и сует руки в карманы.

— Пап, ты чего? — удивляется Юля.

— С тобой еще поговорим, — сурово бросает ей Руслан. — Ты, — возвращается взглядом к невесте. — Свадьбы не будет. Никогда. За вещами к девяти вечера подъедет грузовик. Заранее подумай, куда ты поедешь.

— Да куда мне ехать?! — взвизгивает Виктория. — К матери, в ее халупу, что ли?!

— А мне начхать. Ты лживая подлая дрянь. И ты могла всю свою никчемную жизнь манипулировать мной, потому что я на самом деле полюбил тебя, но манипулировать моим ребенком я никому не позволю. Не позволю! — прикрикивает грозно.

— Пап, она ничего такого не делала, клянусь! — горячо защищает подругу дочь. — Это тебе мама назудела, да? Ее рук дело? Ну так послушай меня…

— Замолчи, Юль, — удрученно вздыхает Руслан. — Не думал, что когда-нибудь это скажу, но надеюсь, что ты удачно выйдешь замуж. И в идеале, поскорее, потому что у нас с мамой уже не осталось никакого терпения. Ты еще тут? — обращается к Виктории, пока дочь открывает и закрывает рот, как золотая рыбка.

— Русь, ну ты чего устроил? — фыркает Виктория и снова пытается обнять его, но он одаривает ее таким взглядом, что она отшатывается. — Поговорим дома, это какое-то безумие!

— Безумием было связаться с тобой.

— Ты пожалеешь о своих словах, — всхлипывает Виктория. — И я прощу тебя, потому что люблю! — И выскакивает из палаты, кажется, даже не заметив меня и слившейся со стенкой Ярославы.

Я появляюсь в дверях, а дочь, завидев меня, презрительно кривит губы.

— Довольна собой? — еще и ехидничает. — И чего ты добилась? Они все равно помирятся, только нервы всем истрепала.

— Не смей так разговаривать с матерью, — гремит Руслан, немного повысив голос.

— А что я такого сказала? Она все это время вставляла вам палки в колеса, все никак простить не может. Да, понимаю, обидно, но надо же и самой что-то делать, а не торчать, как квашня, целыми днями у плиты. И ты же не ходил налево, пришел и сказал по-честному, что полюбил другую. И что? Она что-то сделала? Предложила варианты? Нет, сразу развод. И чего теперь обиженную из себя строить?

— Ушам своим не верю, — бормочет Руслан. — Ты… да как у тебя язык повернулся? Да чтоб ты знала…

— Рус, — прерываю его. — Не надо. Она взрослая и имеет право на мнение.

— Ну, спасибо, — кривляется Юля.

— Только чтобы его составить, нужно чуть больше информации, — отмечаю, доставая из сумочки телефон. Открываю видео с камер в салоне, которое скинула заранее, передаю дочери.

— Что это? — непонимающе хмурится. Я не отвечаю, так что она включает видео и смотрит его со звуком. Поначалу удивляется. Потом морщится. Потом злится. А затем возмущается: — Я такого не говорила! Это она про меня? Это я-то первый блин?!

Пересматривает еще раз, снова злится и возмущается. Потом — в третий раз, будто в подтверждение. А потом начинает горько плакать, уронив на грудь телефон и неловко размазывая слезы одной рукой.

— Вот оно, озарение, — вздыхаю и тяжело опускаюсь на кровать в ее ногах.

— Замуж, — округлив глаза, вторит себе же Руслан, а я прыскаю, не сдержавшись, но на него смотрю с укором. — Сама знаешь, что я прав, — надменно прикрывает веки, чем смешит только сильнее.

— Почему вы смеетесь? — с надрывом спрашивает дочь. — Она обманывала меня! Все время! И тебя, между прочим! Только мама была права… — срывается в горькие рыдания.

— Сойдет за извинение, — бормочу и ложусь рядом с ней. — Ну все, солнце, хватит. Много думать вредно. Голова разболится, а ты и так на таблетках.

* * *

Дочь, выплакав все слезы, засыпает.

— Как будто ей снова два, — вздыхает Руслан, сидящий на стуле рядом с нами. — Поистерила, поплакала, вырубилась. Потом глазки распахнет и как ни в чем не бывало.

— Пусть лучше так, — отвечаю ему шепотом, — чем крутить все это в голове и мучиться. Раз уж такая глупая, то пусть хотя бы счастливая.

— Все равно нужно серьезно поговорить. Я это так не оставлю. Нельзя быть настолько ведомой, думать надо, в первую очередь, своей головой.