«Вальтер», но не карманный, гавкнул раз и второй. Кот завыл, тряся раздробленной передней лапой, серебряная пуля испортила ему прыжок, и тупоносая башка врезалась в кованый крест, едва не сломав клык.

Пока Вадим смог держать дистанцию. В махайрода он засадил пятую пулю, но не сказал бы с толком. Теперь чудище вскочило и попробовало зайти слева. Лапа его больше не беспокоила, минуты не прошло, ну да, ну да, толку от вашего серебра.

В такие моменты у Вадима обострялось чутье, на зрение и слух он и так не жаловался. Однажды нос выручил, предупредив о засаде, полоумный убийца забывал мыться. Но от саблезуба не пахло хищником, острым горячим мускусным духом охотника, от ожившего тысячелетнего кошмара несло разложением и сырым холодом. Пару раз зверь проскочил близко, только тренировки и высокие памятники выручили человека. Все же габариты и масса тут работали против хищника, порхать он не умел, уже снес несколько оградок и сломал пару вертикальных плит.

Однажды коготь с кухонный нож деранул левый рукав куртки, оставил прореху, оттуда полезло облачно синтепона, рука каким-то чудом уцелела. Но Вадим устал, а тварь уставать не умела. Скажи Заревому, что он крутится и стреляет меньше пяти минут, он бы страшно удивился.

Неужто стрекот лопастей со стороны города? Никогда Вадим так не боялся ослышаться. Но экс-зверь тоже прислушался, поднял плосколобую ох и здоровую башку, с клыков капало, то ли слюна, то ли гниль.

Темно-красный «Хьюз», «летающее яйцо», развернулся, блеснули стекла, вертолет качнулся вправо-влево и переместился в сторону заката. Солнце должно помешать и твари… хотя бы немного.

«Это они мне, дерьмо».

Вадим зайчиком, шизым соколом метнулся за соседний памятник, а вон там в десяти шагах подобие мавзолея, с фото старушки в платке и мальчика на плите под нелепой сводчатой крышей на черномраморных столбах, там он на три секунды опередит смерть. Три секунды большой срок.

По бокам фюзеляжа замелькали вспышки, дробно и не впечатляюще застучало. С визгом треснула плита неподалеку, заревел мертвый зверь. Вадим отчетливо увидел, как в его шее появилась дыра с кулак… и вторая… и тут же стянулись. Тогда он решился и кинул тело к мавзолею. Это что еще. Рука отозвалась болью, а когда он коснулся кистью с зажатым пистолетом, с удивлением увидел на затворе красные синтепоновые клочья. Дерьмо кошачье.

Еще один крест рухнул поблизости, дробный стук. Прямо у его ботинка откололся кусок черного мрамора, взлетела каменная пыль, это уже перебор.

«Включено, готовность, захват активирован». Майя наконец-то увидела чекиста. Чертов коллега, в какой-то мере. Вон там, за большим черным подобием семейного мавзолея, армянским, наверное. Близковато.

— Вася, ты его видишь?

— Вижу. Стараюсь не задеть, — сквозь зубы.

А вот и котик. Огромная рыже-полосатая туша крутилась совсем неподалеку, пятидесятый калибр коту не понравился. Кое-что он уже словил, на Василька Майя могла полагаться. А теперь прыгнул, перескочив через две розовые плиты в человечий рост, и все ближе к Вадиму, скверно. Хорошо еще, стрекотанье с неба явно отвлекало его и нервировало. Ну да, откуда ты мог такое услышать там, у себя.

Все эти досужие мысли не мешали ей наводить нашлемный прицел, перекрестье из желтого стало красным (чертовы родственники с мавзолеями), зеленым, снова красным… да что за светофор. Старушка ты крашеная, Майка. О!

Она вдавила пусковой курок джойстика. Справа мелькнула длинное белое тело ракеты, оставило дымный след. Отлично, прицел зеленый, тварюга оказалась на пятачке меж низких надгробий. Да он с коня, похоже.

А скачет еще лучше.

Саблезубый почуял, наверное, свист и темную тень окончательной гибели, диким прыжком в два человечьих роста кинулся под черную крышу… к Вадиму.

Даже реакции Майи не хватило нажать кнопку подрыва ракеты. Дымный след ушел к мавзолею, там рвануло, вроде и негромко. Вспухло невыносимо горячее безвоздушное облако, охватило тушу саблезуба, превращая шерсть, тухлое мясо и кости в пепел. Сдернуло и перекосило крышу надгробия, начисто слизнуло нарисованных на плите бабушку с внуком, полированный камень пошел мелкими трещинами.

«Твою мать!»

Она отчетливо видела обгорелые до угля останки махайрода, уткнувшиеся бывшей мордой почти в самые ступени. Как в Помпеях. Из-под верхней губы, все еще вздернутой в ярости, торчал белый саблевидный клык. Но она не видела человека.

— Сажай, прямо туда!

Полоз шасси с хрустом разрубил сожженного кота почти пополам. Василь посадил вертолет виртуозно, аккурат меж могилок. Они выпрыгнули одновременно.

Грязь вокруг туши выкипела, стала стекловидной черной коркой в трещинах, тянуло в уголь спаленной плотью. Могилу изуродовало непоправимо, мрамор потрескался и помутнел… ничего, оплатят чекисты скорбящим родственникам. Спасибо им за тягу к надгробной роскоши, кстати. Большую часть удара мавзолей принял на себя.

Вадим лежал лицом вниз поодаль, вытянув руки, как в прыжке. Куртка на спине обгорела клочьями, обугленные волосы на затылке торчали дыбом, кажется, дымясь.

Когда Василь перевернул его, чекист застонал. Пробормотал:

— Экспер сюд… пробы… рука, достал… сучий.

Лицо красное, шершавое, как апельсинная корка, но глаза и губы целы. В ушах запеклась кровь, неважно, перепонки зарастут.

Пульс сбоит, но настойчивый, далеко не нитевидный, уж умирающих Майя навидалась.