Из-под этого завала выгребаю с первыми звездами. Вспомнив о пустом холодильнике в квартире, еду домой. От усталости плевать на возможную истерику жены и жалобы персонала. Все мысли лишь о еде, душе и сне. Желательно беспробудно и хотя бы до шести.

В доме мне редко везет на такое «все включено», однако в этот раз родные стены встречают тишиной и покоем.

Лимит удачи заканчивается в десять утра. Именно в это время, переодевшись и позавтракав, я иду к машине. И в фойе пересекаюсь с Ирмой.

— Ты теперь даже не прячешься? — вместо приветствия выдает она. — Таскаешься со своей шлюшкой по городу.

Жена будто случайно задевают напольную вазу и опрокидывает ее на пол.

— Тебе неправильно сообщили. Я таскался не только с Евой, а еще и с нашей дочкой.

— Дочкой… — фыркает. — Может, ты уже и тест сделал?

— Нет необходимости. Вика моя дочь.

— Ох, как ты легко повелся на эту девку. Совсем как в прошлый раз.

Это слишком старая песня, чтобы я мог купиться. Но то, что Ирма не кричит и не топает каблуками, настораживает.

Прошлое ее такое спокойное отношение к Еве стоило мне нервов, состояния и дочери.

— Эта женщина мать моего ребенка! Еще раз назовешь ее девкой, и я перестану быть таким добрым.

— И что же ты сделаешь? — смеется Ирма. — Разведешься?

— Отличная идея! А заодно перестану платить твоему подельнику, — произношу то, что давно хотел сказать, и заодно слежу за реакцией жены.

— Ты не сможешь. — Ее передергивает.

— Я думал, ты обрадуешься. Вы были такой отличной парой. Так замечательно все спланировали. Собрали на меня целое досье. Подготовились лишить меня имущества, а заодно упечь за решетку.

Хочется смеяться. Ирма так сильно хотела отомстить, забрать при разводе все, что я создавал многие годы, и угодила в лапы настоящего проходимца. Того, кто бросил ее, когда ослепла. А в качестве компенсации оставил ей меня — запретил мне даже думать о свободе и посадил на цепь железным компроматом.

— Ты такая же сволочь, как и он! — Маска спокойствия слетает с лица жены. — Вы оба предатели.

— Давай без этой дешевой театральщины. Ты можешь лучше. Я знаю.

С тоской кошусь на часы. Где-то в отеле уже, возможно, проснулась моя дочка. Умыла свое красивое личико, надела нарядное платье. И сейчас они вместе с Евой поедут смотреть жилье.

Другая жизнь и другие заботы. Ничего общего с тем дерьмом, которое я хлебаю здесь без ложки каждый божий день.

— Саша тебя в порошок сотрет, если еще раз заикнешься о разводе. Под суд пойдут все! В том числе эта твоя… — Ирма морщится. — Как сообщница, которая знала о делишках и никуда не позвонила.

— А давай попробуем! — Я кладу руку на горло жены и тихонько сжимаю. — Я сяду. Ты тут же станешь владелицей сети клубов. Богатой, но не способной управлять всей этой махиной. А твой Саша останется без спонсора, оплачивающего его прихоти. Спустя сколько месяцев вы оба окажетесь на мели? Нищими!

— Рауде, ты…

Ирма взмахивает в воздухе руками. Пытается ударить меня. И, оступившись, падает на осколки своей же вазы.

— Я выхожу из вашей игры.

Смотрю, как Ирма размазывает по полу кровь, пытаясь подняться. Точь-в-точь как пять лет назад, когда после первой попытки суицида так же на полу умоляла не бросать ее и грозилась повторить. Еще до шантажа. До того как узнала, что стала балластом для Внукова, и теперь ему выгоднее шантажировать мужа, чем всю жизнь ухаживать за ослепшей любовницей.

Ева

Ночь мы проводим в отеле. После всех лекарств Вике намного лучше, но все равно до утра я сплю на узком диванчике в ее комнате.

К завтраку мы обе выглядим разбитыми. Вика вялая и бледная. Я сонливая и задеревеневшая из-за частых ночных подъемов и сна в неудобной позе.

— Мы с тобой как две старушки, — улыбаюсь я дочке.

— Только ты большая. А я маленькая, — смеется она.

— Это поправимо. Ты сама не заметишь, как вырастешь. — Обнимаю свое сокровище.

— Папа все равно будет больше. Он у нас самый большой! — важно тянет дочь, заглядывая мне в глаза.

Правильнее, наверное, будет ответить: «Конечно» или «Папа ведь мужчина», но слова застревают в горле. Я не жалею, что сказала Вике правду. Рано или поздно отец и дочь узнали бы друг о друге. Однако эти изменения в нашей жизни… они слишком быстрые.

Еще неделю назад Рауде был осколком моего прошлого. Слишком острым, чтобы резаться о воспоминания. А сейчас я и сама не знаю, что думать.