Я мог бы уже сразу разобраться с теми, кто ворвался к нам. Ведь я же легко мог поотрывать им головы и выбросить трупы в море. Но я хотел понять: «Кто все эти люди? Что им надо? И кто их навёл на нашу милую компанию?»

Глава одиннадцатая.

Легче умереть, не думая о смерти, чем всё время бояться её, не подвергаясь никакой опасности.

Сколько раз я смотрел лютой смерти в глаза,

Но бояться её нет причины.

Это лучше, чем биться в соплях и слезах.

Трусом быть — недостойно мужчины.

Даже если костлявая, белой рукой,

Тебе шею, как следует, сдавит,

Сохраняй в своём сердце душевный покой,

И испуг тебя тут же оставит.

Глупо думать о смерти, когда её нет,

А придёт, думать будет уж поздно.

В небесах, средь каких-то пустынных планет,

Дарят нам свой безжизненный сумрачный свет,

Пережившие смерть свою, звёзды…

Вечер 25 августа. 1990 год.

Латвийская ССР. Юрмала. Дзинтари.

— Kur vins slepj naudu? (латыш. Где он прячет деньги?)

— Tagad saksim dirat vina prostitutas, un vins mums visu izstastis. (латыш. Сейчас начнём сдирать кожу с его шлюх, и он всё нам расскажет.)

— Vai man vispirms vajadzetu vinus izdrazt? (латыш. Может я сперва их трахну?)

— Tas nav tas, kapec mes esam seit. (латыш. Мы здесь не для этого.)

— Ko tad darisim ar krievu banditiem? (латыш. А что будем делать потом с русскими бандитами?)

— Nosausim vinus un atstasim seit. Visi domas, ka vini nogalinaja sis prostitutas un vinu suteneri. (латыш. Пристрелим их и оставим здесь. Все подумают, что это они убили этих шлюх и их сутенёра.)

Я прислушивался к разговору тех двоих, что стояли возле дверей. Они вполголоса шептались между собой, но говорили по-латышски, и я ни хрена не понял. Из их разговора я уловил только пару слов: «проститутки» и «бандиты». Я с трудом узнал их. Всё-таки форма меняет людей. Это были те, вчерашние менты. А двое других, что били и связывали меня и моих девчонок, к моему безмерному удивлению, оказались теми самыми хулиганами-гопниками, что приставали к нам на пляже.

Хорошая компания. А главное, дружная. Причём никакой русофобии и национализма. Судя по разговору, менты — натуральные латыши. А гопники, типичные русские. Ну, или по крайней мере, русскоязычные. Может, молдаване или украинцы. Но они общались между собой чисто по-русски. Так что сращивание криминала и правоохранительных органов идёт семимильными шагами, не обращая внимания на национальности.

Боюсь, что это временно. Гопники выполнят свою задачу, а менты их потом… Грохнут скорее всего. Но только после того, как они вытрясут из нас всё про деньги, про большой янтарь и пистолет, которым я угрожал хулигану Козлову. Именно об этом они сейчас спрашивают Машку, периодически нанося ей не сильные, но хлёсткие удары по лицу.

Я уже слетал в коридор и посмотрел там наличие других участников нападения. Но там было пусто. Лишь внизу, за стеклом стойки регистрации, сидела толстая тётка. Похоже, что это именно она запустила ментов и бандитов в санаторий.

Вернувшись в номер, я сразу же убрал обоих ментов в магическое хранилище. Это произошло абсолютно беззвучно, поэтому гопники даже и не заметили, что остались только вдвоём. Но ненадолго. Один за другим они тоже исчезли. И выпускать их обратно я в ближайшее время не планировал.

Маша даже не заметила того, что произошло. Она плакала, закрыв лицо руками. А вот Ира, лёжа связанная на полу, наверняка всё видела. Хотя что она могла увидеть? Только то, что люди исчезли в никуда.

Я прибрал в хранилище те верёвки, которыми были связаны ноги и руки Ирина. А от кляпа она уже избавилась сама.

Почему я решил, что первым делом она примется освобождать меня и приводить в чувство? Наивный… Она бросилась успокаивать свою мелкую подружку.

Ну и ладно. У меня есть ещё пара дел, которые надо доделать и побыстрее.

Пролетая через выход из санатория, я заодно разобрался и с тёткой-администратором. Зачем нам лишний свидетель, который видел и ментов, и бандитов, входящих в здание и не вышедших из него. А ещё… У кого они могли узнать, где нас искать? Риторический вопрос…

Тётку я вернул через несколько минут на то же самое место за стойкой. Она сидела, уронив голову на стол. Со стороны можно было подумать, что она спит… Обидно, блин… Сгорела на работе. А самое главное… Никаких наружных признаков насильственной смерти. А оно нам надо?