Вы когда-нибудь слышали, как кричит и плачет взрослый мужчина? Это пугающе. Как эмоции этого человека резко перешли от безразличия к происходящему, до полного ужаса осознания, что у него не было другого выбора, кроме как принять на себя удары клинка. Пока все вокруг стояли и молча наблюдали.

У меня вырвался всхлип, и я зажмурилась, пытаясь выбросить эти образы из головы, но это мне не помогло. Мои глаза распахнулись, и я вскочила, желая убежать от этого монстра как можно дальше. Я встретилась с ним взглядом, пока он не двигаясь сидел рядом со мной. Его лицо не выражало никаких эмоций, и холод взгляда вызвал у меня такой ужас, который просто невозможно выразить словами. Мой желудок скрутило в узел, а сердце подскочило к горлу. Мне казалось, что каждая клеточка в моём теле пыталась убежать от него. Пыталась забыть его прикосновения к моему телу. Я хотела сбросить с себя кожу, чтобы перестать быть той, к которой прикасался человек, способный совершить такое хладнокровное убийство.

— Что ты за человек? — это первое, что я спросила. Моё зрение затуманилось от слёз, и я сжала в руках простынь, обёрнутую вокруг своей груди, молясь, что бы он каким-то образом смог мне объяснить, почему он такой, какой есть. — Что ты за человек? — настойчивее спросила я. Мой голос содрогнулся от ужасных рыданий, когда я осознала, что могу стать его следующей жертвой.

Он даже не дрогнул, казалось, его слова и моя реакция ни коим образом не задели его. Он выглядел так, как будто собирался сказать, что у него были дела поважнее, чем возиться сейчас со мной.

— Как… — я пыталась понять, как такое вообще возможно, чтобы кто-то был настолько далёк от того, чтобы быть… человеком. — Как… как ты можешь просто сидеть здесь и не испытывать ни капли раскаяния… Беспокойства… Страха… Сожаления… Радости… Гнева… Печали… — я заикалась, пытаясь отыскать нужные слова, а слёзы прокладывали дорожку вниз по моим щекам, — или что-нибудь, что-нибудь кроме… — Я указала на него пальцем, всматриваясь в серые глаза, которые абсолютно ничего не выражали. — Что угодно, кроме безразличия, Сальваторе.

Мне хотелось развернуться и убежать от него как можно дальше. Но я не осмеливалась сделать и шага, пока он мне не разрешит. Я чувствовала себя похожей на его людей, которые стояли неподвижно, будто статуи вдоль стен его дома. Мне было страшно моргать без его разрешения. Дышать слишком громко, опасаясь, что это его разозлит или наоборот, дышать слишком тихо. Мне было страшно думать о том, чтобы лишить себя жизни. Мне было страшно думать о нём. Я ходила по минному полю, когда дело касалось его и боялась сделать шаг без его разрешения. Иначе, в конечном итоге, для меня всё могло закончиться как для Ланги, моего отца или того мужчины.

Он отнял у меня так много.

Я наблюдала, как он слегка наклонил голову, приблизив руку ко мне и нежно коснулся моего лица костяшками пальцев, чтобы вытереть слезу с моей левой щеки. Затем он посмотрел на свои руки, разглядывая влагу на них, как будто впервые увидел мои слёзы. Он снова поднёс руку к моему лицу и сжал его в своей ладони, рисуя на нём круги большим пальцем.

— Он проявил к тебе неуважение. Никто никогда не будет проявлять к тебе неуважение… Никогда, — сказал он хриплым голосом, — Я убью любого, кто посмеет посмотреть тебе в глаза. Любого, кто назовёт тебя по имени, если я этого предварительно не разрешу. Я перережу им глотки, если они хоть на секунду подумают, что смогут забраться на пьедестал, на котором ты стоишь. Ради тебя, мышонок, я убью всех, кто окажется на твоём пути.

Я отрицательно покачала головой, плача, на что Сальваторе лишь кивнул.

— Нет… Пожалуйста, Сальваторе, — умоляла я, даже не пытаясь остановить новый поток слёз, — это ненормально. Пожалуйста… Нет, — я хотела умолять его прекратить, испуганно качая головой от того, что только что услышала от него.

— Да, мой мышонок. Тысячу раз, да. Я хладнокровно убью ради тебя, и я всегда буду заставлять тебя смотреть. Ведь ты должна знать, насколько я предан тебе, — он обхватил руками моё лицо, притягивая ближе, и его голос звучал так горячо и решительно, как будто я обязана была это услышать.

— Ты монстр, — прохрипела я, закрыв глаза. Он прижался своим лбом к моему. — Держи меня подальше от этого.

— Никогда, — ответил он, заставив меня открыть глаза, и начал слизывать слёзы, скатывающиеся по моему лицу, — всё, что я делаю, мышонок, делаю ради тебя. Каждая капля крови - ради тебя, — я попыталась вырваться, встряхнуть головой, чтобы вывести его из бредового состояния, в котором он находился.

Я чётко осознала, что в его голове не хватало больше, чем парочки шестерёнок. Он видел во мне вечность, которую нельзя было ни с чем сравнить, он видел во мне что-то… Что-то вроде божества. Да простит меня Бог, но разве этот мужчина был верующим? Каким он был? Что с ним не так? Я верила в Бога, но только в одного Бога. Я никогда не хотела, чтобы меня ассоциировали с божеством. Одна только мысль об этом заставила меня захотеть упасть на колени и вымаливать прощения у Всемогущего Господа.

Сальваторе слизал мои слёзы, затем прижался своими губами к моим, целуя энергично и страстно. Он вложил все свои эмоции в этот поцелуй. Это был всепоглощающий поцелуй, который мог бы заставить сжиматься пальцы ног, но я на него не ответила. Я боялась его. Боялась пьедестала, на который он меня поставил. Пьедестала, который заставлял его жертвовать людьми ради меня.

— Я не убийца и никогда не поддержу и не приму того, что ты делаешь, — я боролась с ним, схватив его запястья и пытаясь оторвать его от себя, но хватка мужчины была беспощадна, и в конечном итоге я перестала сопротивляться.