— Сальваторе сломал меня уже давно – в первый же день. Теперь… — я попыталась найти подходящие слова, — теперь я принадлежу ему. Он разбил меня на осколки, а затем собрал обратно так, как хотел. Некоторые не смогли встать обратно, другие он забрал себе, и теперь… Я… — я обвела руками своё тело, останавливаясь в районе живота.

Мама прижалась лбом к моему, продолжая смотреть на меня, будто не знала что мне сказать. Но я была рада, что она молчала, ведь мне не нужен был собеседник. Мне был просто необходим человек, который бы выслушал меня. Мне необходимо было почувствовать чью-то сердечность и сострадание.

— Папа ещё жив, но… он… мумия, — сказала я, решив, что мама заслуживала об этом узнать. Я не могла скрывать от неё что-то подобное. Ей нужно было знать, что случилось с её мужем. — Сальваторе держит его в саркофаге в нашей спальне, лицом к кровати, так что у папы нет другого выбора, кроме как… кроме как смотреть…

Я замолчала, решив не продолжать, но она точно знала, что я хотела сказать.

— …Всё будет… Всё будет хорошо, — прохрипела мама, и её глаза, казалось, тускнели с каждым произнесённым мной словом.

Я знала, что она сказала это, чтобы лишь приободрить меня, и я кивнула, соглашаясь с ней.

— Всё будет хорошо, — сказала я.

Я сделала свой выбор. Приняла решение и отказалась просто сидеть сложа руки и позволять этому продолжаться. Я решила рискнуть.

— Мне нужно, чтобы ты увезла бабушку и Рэйчел как можно дальше отсюда. Вам нужно разделиться и уехать очень-очень далеко. Точно не в Европу, куда-нибудь за пределы их радаров, где вы сможете прожить свою жизнь, не оглядываясь в страхе от каждого шороха. Туда, где никто не знает фамилии Эспозито. Вы можете сделать это для меня? — спросила я её.

Она смотрела на меня - на невинную душу, которая была вынуждена приспособиться к жизни, которая сделала её той, кем она не является. Кем же я была, раз замышляла такие интриги?

— Скажи, что можешь, мам. Скажи, что можешь. Уезжай подальше отсюда, сделай так, чтобы они никогда не нашли тебя, бабушку и Рэйчел. Скажи, что можешь это сделать, мам, — умоляла я с отчаянием в голосе.

— Я могу, я могу, — сказала она, соглашаясь на мою просьбу, — но, что ты замышляешь?

Я не собиралась ей ничего раскрывать.

— Я собираюсь что-то с этим сделать. Что-то, рядом с чем вам не стоит находиться. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь увидеть тебя или кого-то из вас снова, но я точно знаю, что будет лучше, если мы не будем поддерживать связь. Мы должны исчезнуть с лица Земли, потому что, если они нас найдут… — я замолчала, позволяя ей прочитать в моих глазах то, что они с нами сделают.

Она сглотнула, но кивнула, нежно поглаживая моё лицо большими пальцами. Её дыхание смешивалось с моим собственным, и безопасность её присутствия ощущалась так, словно я умерла и встретила смерть с распростёртыми объятиями.

— Я люблю тебя, Нирвана, — серьёзно сказала она, и её слова прозвучали как прощание. Закрыв глаза, я впитала их и позволила окутать меня словно тёплым одеялом.

— Я люблю тебя, мама, — сказала я ей через мгновение, открывая глаза и позволяя прочитать в глазах подтверждение моих слов.

— С кем ты разговариваешь? — услышала я доносящийся откуда-то из спальни голос бабушки, прежде чем открылась дверь, и я увидела её, — Нирвана! —радостно воскликнула она и бросилась ко мне.

Я обняла её со всей любовью, на которую только была способна в данный момент.

Мы с мамой прервали разговор и, взглянув на бабушку, засмеялись и направились на кухню. Каждая из нас взяла различные продукты, и мы начали готовить обед. Мы танцевали и смеялись, давали друг другу «пять» и отпускали ужасные шутки. Через час в дверь вошла Рэйчел, и настроение стало ещё лучше. Рэйчел забралась на кухонный остров и распевала песню Mariah Carey, а я пыталась тверкать под эту песню. Мама сожгла курицу, и мы все в ужасе закричали «Нет!», когда бабушка сказала, что собирается приготовить лазанью. Всё это время я использовала любую возможность, чтобы сказать им, как сильно я люблю каждую из них. Я сжимала руку Рэйчел, говоря ей, что она самый лучший друг, о котором только можно было мечтать. Я говорила бабушке, какая она замечательная. Это была наша последняя совместная ночь, до тех пор, пока мы, сами того не желая, начнём жизнь в бегах.

Глава 25

Я с восхищением смотрела на первую сонограмму нашего ребёнка. Джованни приехал к нам домой, и мне сделали первое УЗИ. Он с улыбкой говорил нам о том, как здоров наш малыш, но я не могла отвести взгляд от экрана. Меня переполняли эмоции, когда я увидела малыша. Я вцепилась в руку Сальваторе, в моём животе запорхали бабочки, а сердце наполнилось любовью. Джованни сказал, что пока ещё рано определить пол, и нам придётся подождать до 18-21 недели.