— Дайхр-р-р!

— Я не хочу за вас замуж при таких условиях, вы дерётесь, умалчиваете какие-то страшные тайны и отказываете мне в супружеском долге, верлад. Ключ вы не отдаёте, так что судьба моя незавидна. Впрочем, вам-то без разницы.

— Зачем ты это делаешь? — Миар проговорил это почти беззлобно, устало. — Зачем?! Думаешь, это что-то изменит? Ключ я отдать не могу, при всём желании. Это невозможно. Я не могу объяснить тебе всего, но это невозможно.

Наверное, он врал. А может, и нет. Эстей знал многое, но не всё, совершенно точно, не всё.

— Дайхр, — повторила я тихо ему в губы. — Дайхр…

— Не надо.

— Мрак…

— Тссс, — он вжал меня в дверь, — не говори так… Это плохое слово.

— Значит, именно его я и хотела сказать. Потому что мне плохо.

— Зачем ты это сделала?

— Я…

Магическая клятва была сродни замку на двери — а я умею открывать замки. И иногда могу разговорить человека — с верладом Грамом получилось. Может, смогу и теперь? Мне так нужно всё ему рассказать! Нужно, чтобы он понял.

— Я…

Стало больно, очень. Я не видела, но отчётливо ощущала впившиеся в кожу невидимые стежки, стянувшие мой рот уродливой гримасой — если попытаться написать на бумаге, ощущения будут те же, я проверяла. Но если продолжать проводить эту дурацкую аналогию с шитьём, у любой нити есть запас прочности, в какой-то момент она должна просто лопнуть.

— Перестань! — Миар вдруг ослабил хватку, тряхнул меня за плечи и что-то прижал к моему рту. — Что ты творишь, ненормальная?!

Я открыла зажмуренные глаза, увидела платок в его руках, пропитавшийся кровью, и только потом почувствовала тупую смазанную боль. Уголки губ закровили, нижняя губа лопнула, как на сильном морозе.

— Не вышло, — выдохнула я. — Ну… я пойду, верлад.

«Замок» оказался слишком крепко запертым. Что ж, я хотя бы попыталась. Облизнула ноющие губы — ощущение было примерно таким же, как в детстве, когда на сильном морозе я, ожидая дядю в гости, прижалась ртом к металлической ножке фонаря около дома Тэйлов, а потом, подвывая, отлипала безо всякой посторонней помощи.

— Стой, — глухо скомандовал Миар.

— Стою, уже давно, — передразнила его я, замирая. — Ничего не выйдет. Хотя на самом деле было бы забавно пофантазировать, верлад. Не злитесь, на самом деле я не собиралась покушаться на вашу свободу, но я сейчас представила, что мы могли бы спать в вашей кровати вместе каждую ночь, а ещё я перенесла бы к вам в комнату своих свинок и двенадцать чемоданов в придачу. Мне кажется, наша совместная жизнь… ну, это могло бы быть как минимум весело. Наши разговоры, шутливые перебранки… Мне с вами было бы хорошо и весело, верлад. Правда, не уверена в том, что смогла бы стать отличной женой, в том смысле, который обычно в это вкладывается. Я не очень-то хорошая хозяйка, если честно, было мало практики, да и не люблю я домашнюю возню. Что должна делать жена ректора? Ну, разбушевавшихся студентов я бы приструнила, конечно, могла бы помочь в организации праздников, следила бы за хранилищем, порядком в общежитиях и всякое такое. Да, в Академии я могла бы быть полезной, но в родовом имении Лестарисов — нет, увы. У родителей было мало слуг, и мама не допускала меня до хозяйства, не то что бы не допускала, но и не учила ничему специально. Ей было всё равно.

— «Было»? — отозвался Миар. — Так твои родители умерли? Очередная ложь?

Я помолчала, вздохнула и положила руку на дверную ручку.

— А вот наших детей я вообще не могу представить, если честно, верлад. Не знаю, какие из нас с вами вышли бы родители. Наверное, это было бы вовсе смешно и нелепо, нет, вы только вообразите, что у нас с вами родились бы дети, такие же вредные, как вы, и такие же безголовые, как я. Нет, это совершенно за гранью воображения!

— Ну, почему же, — внезапно Миар оказался за моей спиной. — Я очень даже могу их себе вообразить. Девочка была бы болтливая и капризная, вся в тебя, такая же очаровательная хулиганка и фантазёрка, которой всё непременно сходило бы с рук, а мальчик, наверное, всё время лез бы в закрытые лаборатории и что-нибудь там взрывал…

— Нет. Никаких больше взрывов в лабораториях! — вырвалось у меня.

— Вся беда в том, что я действительно могу себе вообразить всё то, что ты тут наговорила. И даже больше, — Миар взял меня за руку и заставил оторваться от дверной ручки и повернуться к нему. — Дайхр!

— Только представьте себе, — прошептала я. — Каждую ночь только вы и я. Вместе, верлад. Никаких холостяцких поездок к Акрысии — вы бы смирились с такой потерей? А если бы дети оказались слишком уж приставучими, мы бы прятались от них в гардеробной или даже в хранилище. Если бы не было этого всего…

— Твой наниматель идиот. Выбрать именно тебя — как такое в голову вообще могло прийти?!

— Согласна.

— А ты идиотка, что согласилась.

— Согласна. Но уже с оговорками…

— Молчи, несчастье моё, — он закрыл мне рот ладонью, словно опасаясь, что у меня снова потечёт кровь. — Сам со всем разберусь. Больно?

— Лучше вам не знать. Драться больше не будете?

— Не буду. А если буду, запри меня в гардеробной одного. Или вместе с детьми, так страшнее.

Он отодвинул меня, теперь уже от двери, и запер её на ключ. Усадил меня на мягкий кожаный диван, обхватил ладонями моё лицо и поцеловал, очень бережно, едва касаясь моих губ. Неприятное саднящее ощущение отступило почти мгновенно.

— Хорошо, что вы не пошли в целители, — я зарылась пальцами ему в волосы. — Я категорически против таких методов лечения, если они будут массовые…

Я уже ничего не понимала, кроме того, что я сидела на Миаре верхом, а он целовал меня, жадно, болезненно, одновременно раздевая, что-то нашёптывая — я опять не могла ни слова распознать. Было… хорошо. Словно погрузиться в чистое озеро после долгой засухи и жажды. Вожделение — лучшее обезболивающее. Потом, разумеется, станет ещё хуже, чем было, но это только потом, а я эгоистично погружалась в «сейчас».