В каком-то смысле, я очень хорошо её понимала.

Не желая слушать препирательства — с Алазией подруга не тушевалась и огрызалась вовсю, что, как ни странно, пока сходило ей с рук — я отошла немного в сторону, разглядывая чугунную ограду с причудливым узором, борясь с внезапным порывом перелезть через неё и убежать. Пусть Эстей сам соблазняет ректора, если ничего лучшего придумать он не смог…

Внезапно я увидела какую-то тёмную фигуру за академической оградой и едва ли не подпрыгнула от страха. Тень сливалась с темнотой — свет зелёных и сиреневых фонарей непосредственно до ограды не доходил. Справившись со страхом, я сделала шаг вперёд — мне вдруг пришла в голову нелепая мысль, что там, за пределами ЗАЗЯЗ бродит в ожидании завершения моей криминальной с эротическим уклоном миссии пресловутый Эстей…

— Лада! Лада, можно вас на пару слов? Ну, пожалуйста!

Тень, заметив меня, ожила, замахала руками. Голос был, к моему глубокому изумлению, женский, хоть и низкий, слегка надтреснутый. А если это одна из отчисленных ректором девиц, бродящая в надежде увидеть своего ненаглядного?! Как бы то ни было, поняв, что за оградой женщина, бояться я почти перестала. Сдаваясь любопытству, сделала ещё пару шагов в сторону.

— Лада, лада, помогите мне, пожалуйста! Меня не пускают!

— Ну… это… — забормотала я. — Во-он там ворота. Постучитесь туда. Кто ж вас здесь пустит, если здесь, гхм, забор?!

Женщина — её голова и фигура были укрыты плащом, а лица в темноте было вовсе не разглядеть — замахала руками.

— Говорю ж, не пускают меня! Нельзя, не положено, ждите, говорят, пропускного дня… а тут сынок мой учится. Я ему посылку передать хочу! А привратник ваш не пускает и не берёт, ирод окаянный. Мало ли, говорит, что ты, тётка, несёшь. Слышь, дочка, выручи, а? Передай посылочку-то

— Так давайте я вашего сына лучше позову? — предложила я, чувствуя одновременно и жалость, и неловкость. — Заодно и поговорите…

— Не придёт он, дочка. Не хочет. Он у меня отличник, умница, лучший в этой школе, но меня стыдится. Дружки у него те ещё… Хорохорится перед ними, важничает, небось насочинял, что из семьи ферров каких-нибудь. А тут я, ни к селу, ни к городу, не пришей кобыле хвост… Подсоби, дочка, а? Передай посылочку.

— Ну… — мне стало совсем не по себе. Нарушать правила ЗАЗЯЗ вот так вот просто, без веской причины, не хотелось. — Ну… может быть… А как зовут вашего…

Договорить я не успела: женщина неожиданно ловко перекинула через высокую ограду довольно увесистый тюк и растворилась в темноте с более чем приличной скоростью. Я поймала брошенное чисто инстинктивно — и тут же ярко вспомнились взрывающиеся в ладонях ампулы. Но не успела я испугаться, как услышала тяжёлые шаги за спиной, а в следующую секунду меня толкнули так, что я взвыла, ударившись скулой о чугунную ограду, прикусила щёку и сглотнула слюну с привкусом собственной крови. Почти тут же мне на голову опустилась тёмная плотная ткань, а чьи-то руки больно сдавили плечи.

— Попалась, гадина!

Я попыталась пнуть схватившего, но ноги мои вмиг оторвались от земли и тоже оказались зажаты чьими-то крепкими руками, из чего я сделала вывод, что нападавших, как минимум, двое.

А скорее трое… Больше-то всё равно некому! Да что ж они никак не угомонятся?!

Через плотную ткань дышать было тяжело, кричать и вовсе бессмысленно, а звуки доносились размыто, и опознать похитителей по голосу я бы не смогла.

— Ребят, ну вы чего! — неожиданно выступил кто-то. — Да ну её, ещё увидит кто! Пойдёмте, отпустите…

— Заткнись!

— Нет, я её прямо тут и закопаю! — отозвался второй, как жаль, что я совершенно не могла разобрать, чей же это голос. — Но сначала распробую, так ли хороша…

— Да обычная шалава, что там может быть хорошего, дырка без зубов — и ладно, — отозвался третий, который и шалав-то в своей жизни явно никогда не видел. Я замычала и стала извиваться, как гусеница. Услышала треск ткани и только что не застонала от досады.

— Оставьте её! — выкрикнул первый, самый здравомыслящий — или трусливый, и то, и другое было мне на руку. — Я не хочу вылететь из Академии и в тюрьму не хочу…

— Из-за подстилки какой-то?! — возмутился второй или третий. — Да она ничего не докажет!

В ответ я вцепилась зубами в удерживающую меня руку. Раздался жалобный, почти детский вскрик, потом гневный рык, потом звон, как будто разбилась стеклянная бутылка, а затем к моей шее прижалось что-то острое, впившееся в кожу даже через ткань мешка.

— Не дёргайся, ясно?!

Меня бросили на землю, и я почувствовала, как промокает и без того порванная ткань платья на влажной грязной земле. — Ты глянь, какие ножки! Дорогая девка…

— Сам министр не брезгует! Или замминистра..?

— От него-то ты и огребёшь… Всё, я пошёл!

— Эй, а ну, стой! Куда?! Немощный, что ли?

— Не дорос ещё до девок!

Они всё препирались и препирались, и я вдруг подумала, что эти мальчишки, попавшие в закрытое учебное заведение в возрасте шестнадцати лет, скорее всего, просто сами не представляют, с какого конца за меня приняться. Как там сказала женщина… хорохорятся? Так и подмывало встать и объяснить… если бы я сама это знала. Не понимаю, какое удовольствие валять сопротивляющуюся женщину на грани нервной тошноты по осенней грязи?!