— Я всё могу объяснить! — я вскочила и попятилась, но подушку не убрала. — Вы украли мою свинью!

— Вы без спросу проникли в мою комнату! — ректор дёрнул за подушку, но я вцепилась в неё обеими руками и отступила ещё. Плечами ощутила твердость стены… ох, нет, не стены, а двери в гардеробную, которая тут же открылась под давлением, и я буквально провалилась в закуток, завешенный пиджаками, брюками и пальто! В следующее мгновение ректор-таки вырвал подушку из моих рук и, ведомый праведным гневом, вошёл, точнее, ввалился следом. Здесь было темно, слишком тесно для двоих, назойливо-приторно пахло каким-то растением — видимо, средством от моли. Я попыталась вслепую вывернуться из его рук, давя стоящую на полу обувь, но Миар навалился сзади, прижимая меня лицом к стене, удерживая за запястья.

— Кто вам позволил врываться в мою комнату?!

— Хотела найти свинку… ай! Волосы отпустите, зацепили! — пискнула я, не решаясь дёргаться. — Вы украли свинку из моей коллекции, и это просто подлость, тем более что вы сами…

— А словами сказать было нельзя? — ректор тяжело и горячо дышал мне в затылок. — Вам зашили рот?!

— Что сказать?! — я изумилась совершенно искренне. — Не вы ли стащили мою игрушку, верлад? Это как-то…

— Не стащил! Совершенно случайно положил в карман, собирался вернуть и забыл! Напомнили бы — сразу бы отдал! — от такого нахальства у меня все слова во рту застряли. — А вот вы, зараза, настырная и вездесущая, совершили большую ошибку. Ненавижу, когда без спроса заходят в моё жильё.

— Ненавижу, когда без спроса берут мои вещи! — рявкнула я, довольно глухо, потому что лицом утыкалась в какой-то пыльный плащ. — Может, мне так же сказать?! Совершенно случайно зашла, перепутала с прачечной, знаете ли! Собиралась выйти, но…

И тут он довольно-таки ощутимо и звучно шлёпнул меня по ягодицам.

Было не то чтобы больно — обидно. Возмутительно — да какое он право имел так себя вести?! Словно с глупым ребёнком, словно… Мы оба замерли, я, возмущенная, и он, вероятно, растерянный собственным поступком, никак не вписывающимся в негласный свод правил поведения достойного ректора Академии.

И в то же время…

Моя недавняя фантазия услужливо встала перед глазами во всей красе. Я почти нетерпеливо, почти инстинктивно двинула бёдрами ему навстречу — мне захотелось продолжения этой игры, балансирования на запретной грани недопустимого и желанного. Одна рука Миара обхватила меня — я ткнулась подбородком в его предплечье, другая коснулась моего бедра — то ли он сам её положил, то ли просто не отнял. Темнота, теснота, удушливый запах — ах, да, герань — всё это кружило голову. Совсем недавно мы стояли так же близко в хранилище… но сейчас было ещё ближе.

— Я искала везде, — прошептала я, и мой голос сливался с темнотой и ароматами крошечной каморки. — Залезла к вам под подушки. В карманы. Листала ваши книги. Разглядывала ваших козочек. Надо было тоже какую-нибудь утащить. Совершенно случайно — так вы сказали, верно?

Он что-то то ли рыкнул, то ли фыркнул мне в ухо — и снова шлёпнул, даже чуть сильнее, чем в первый раз. А потом опять. И опять. И ещё… Не больно, боли не было, но мне казалось, что всё моё тело прошивает вибрирующая звенящая струна. Я задрожала, прикусывая кожу его руки, стараясь дышать размереннее и тише. И, к своему стыду, не сдержала сдавленный стон.

Миар замер.

Молча, резко ухватил меня за плечо и потащил прочь из гардеробной. Я не сопротивлялась и тоже молчала, мне даже в лицо его смотреть было невыносимо. Неловко.

— Верлад Диоль уже прибыл и ждёт вас у себя, — глухо и неестественно ровно проговорил ректор. — Комната на третьем этаже номер три, северное крыло.

— Спасибо, — так же неестественно отозвалась я. — Извините, что вторглась, верлад. Хорошей ночи.

— Заберите свою игрушку. Я действительно взял её случайно, собирался отдать.

— Спасибо. Спасибо, да. Извините.

Я протянула руку и коснулась пальцев Миара, забирая поросёнка из розового оникса. Подняла глаза — и встретилась с ним взглядом.

— Забудьте… всё, — неопределенно, хрипло пробормотал он, а я кивнула, чувствуя, как в ушах нарастает шум.

Рада бы забыть, верлад.

Если смогу.

Медленно и неуклюже, как фарфоровая кукла, я поднялась на один этаж выше, подошла к окну, уткнулась носом в холодное стекло.

Встреча с «любовником» явно задумана Эстеем, как же иначе, если никакого любовника не существует в природе. А значит, в этом есть какой-то смысл, и бояться мне нечего. Вполне возможно, это сам Эстей и есть — решил повидаться, припугнуть или дать отеческие наставления. Если бы не этот дурацкий визит, возможно, у нас бы с ректором всё уже и сложилось… Но мне не хотелось об этом думать. Пусть оно там всё как-нибудь само.

Хотелось вспоминать.

Снова и снова проживать не испытанные прежде стыдные и будоражащие воспоминания близости, тёплого дыхания, прикосновений, щекочущего возбуждения. Снова и снова…