Шрифт:
«Одной из важнейших задач марксистско-ленинской философии является разработка в рамках единого и целостного марксистско-ленинского мировоззрения детерминистского подхода ко всем проблемам» [61] .
Это, естественно, не исключает разработку в отдельных науках детерминистского подхода к конкретному исследованию и не снимает критерий практики. Часто, однако, лишь сознательная ориентация на марксистско-ленинскую философию делает доступным такое вuдение проблем, которое позволяет формулировать исследовательские задачи с глубоким проникновением в их суть. Сейчас интенсивно развивается система частных теорий и гипотез, внутренняя связь между которыми состоит в том, что отдельные научные проблемы решаются на основе их философского осмысления. Когда мы говорим о марксистско-ленинской концепции языка, мы тем самым имеем в виду нечто большее, чем «только философскую» концепцию. Эта концепция включает в себя также положения марксистско-ленинских общественных наук в той степени, в которой они касаются взаимосвязей и переходных случаев, характерных для языка как составной части общественной жизни.
61
W. Eichhorn. Zur Bestimmung des Gegenstandes der Philosophie. – «Deutsche Zeitschrift fur Philosophie». Berlin, 1973, Ht, 1, S. 9.
Марксистско-ленинская философия создает теоретические и методические основы мировоззрения рабочего класса, марксизма-ленинизма, она является составной частью марксизма-ленинизма. В единстве своих составных частей марксизм-ленинизм представляет собой нечто большее, чем учение о природе и обществе; одновременно марксизм-ленинизм являет собой руководство к действию, научную основу для практической деятельности революционной партии рабочего класса. Будучи мировоззрением рабочего класса, марксизм-ленинизм приобретает в процессе развития социалистического сознания и в идеологической классовой борьбе специфическую функцию. Когда мы говорим о марксистско-ленинской концепции языка, мы, конечно, подразумеваем и это, то есть такую концепцию языка, которая вносит практический вклад в развитие сознания и определяет нашу позицию в идеологической борьбе. Хотя этот идеологический аспект и отличается от философско-научного, но он неотделим от него. Марксизм-ленинизм служит выражению исторических интересов рабочего класса и является его могучим оружием на пути к победе. Но классовые интересы и вообще общественная практика управляют также и научным познанием; конечно, это очень сложный и многократно опосредованный процесс, так что без тщательного анализа трудно увидеть соответствующие взаимосвязи. Очевидно и то, что не каждое, даже субъективно очень целенаправленное, стремление к познанию языка приводит в условиях любого общественного строя к марксистско-ленинским взглядам на язык, даже если при этом получены достоверные результаты. Причем этот разрыв между возможностью получения иными путями верных суждений о языке и марксистско-ленинской теорией языка представляется существенным.
Следовательно, обозначение «марксистско-ленинский» нельзя считать ни излишним, ни мотивированным только лишь идеологически. Суть марксистско-ленинской концепции языка заключается в том, что в ней сознательно используются основные положения и принципы единого марксистско-ленинского учения. Ориентация на марксистско-ленинское учение приводит к углубленному пониманию природы языка, позволяет формулировать задачи в их новой постановке. Создаются, таким образом, предпосылки для дальнейшего продвижения по пути познания, что достигается, правда, не автоматически и не с помощью простых заимствований. Лишь на основе этих преимуществ марксистско-ленинская концепция языка может стать оружием в идеологической борьбе.
Марксистско– ленинская теория языка имеет в целом то же обоснование. Правда, это обоснование, будучи распространено на отдельные разделы теории, справедливо лишь там, где вообще привлечение марксистско-ленинского учения способствует вскрытию взаимосвязей. Поэтому тот факт, что (по крайней мере в настоящее время) кажется бессмысленным говорить о марксистской фонологии, не может служить аргументом против марксистской теории языка. Дело в том, что до тех пор, пока в какой-либо области не обозначатся философские (в особенности теоретико-познавательные и общественно-теоретические) проблемы, обладающие определенной спецификой и значимостью, – до тех пор, конечно, бессмысленно называть теорию этой области знания марксистско-ленинской. То же относится и к некоторым частным языковедческим теориям и категориям. Разумеется, по мере продвижения познания вперед ситуация может измениться. Поясним это во избежание недоразумений: если мы считаем, что бессмысленно говорить о марксистско-ленинской фонологии, то это не значит, что фонологическая теория, как и другие частные теории и категории, не может быть составной частью марксистско-ленинской теории языка, которая в целом должна теоретически обобщать все особенности, уровни и взаимосвязи языка. Бывают, следовательно, случаи, когда определение «марксистско-ленинский» употребляется в истинном смысле, а также такие ситуации, когда такое определение, по крайней мере в настоящее время, бессмысленно. Тот факт, что это определение имеет принципиальный смысл, еще ничего не говорит о необходимости или избыточности его употребления в отдельном конкретном случае. Естественно, никакая концепция не становится «марксистской» от того, что ее все время выдают за таковую. Таким должно быть прежде всего ее содержание.
До сих пор мы рассматривали общий смысл марксистско-ленинской концепции языка несколько абстрактно. Это было вызвано тем, что в рассмотрение были включены многочисленные проблемы, далеко выходящие за рамки языка. Общий смысл марксистско-ленинской концепции языка должен, однако, находить свое выражение конкретно, в совершенно специфических положениях, которые отличали бы эту концепцию языка от других. Конечно, имеется и много общего. Если бы мы пожелали утверждать обратное, нам бы пришлось представить дело так, что только сознательные марксисты в состоянии познать мир. Здесь, однако, нас больше интересуют различия, хотя и не все, но некоторые наиболее существенные.
Начнем с относительности общего. Почти во всех новейших определениях языка или определительных описаниях язык характеризуется как знаковая система. Никто, конечно, не будет ставить под сомнение такую характеристику. Язык относится к классу знаковых систем, это научно доказывается и соответствует также наивному представлению о языке. Однако это определение часто служит отправной точкой для последующей абсолютизации. То, что язык – знаковая система, является лишь одним из его аспектов, которым не исчерпывается его сущность. Но если этот аспект переоценивается, то тогда другие с необходимостью недооцениваются.
А.Н. Савченко недавно довольно справедливо указал на то, что между разного рода знаковыми системами и человеческим языком имеются очень весомые различия (касающиеся, например, функции языка как средства познания и организации умственной деятельности людей), тем не менее человеческий язык продолжают определять как знаковую систему [62] . Несколько преувеличивая, можно даже сказать, что большинство интересных аспектов остается вне поля зрения, если определять язык только как знаковую систему. Этим утверждением мы, правда, не исключаем того, что принадлежность к классу знаковых систем является аспектом, без учета которого наше представление о языке было бы не только неполным, но и искаженным. Поэтому мы лишь частично разделяем критические замечания А.Н. Савченко, относящиеся к главе, посвященной языковому знаку, в книге «Общее языкознание» [63] . Мы не против характеристики языка как знаковой системы, а против абсолютизации этой характеристики.
62
А.Н. Савченко. Язык и системы знаков. – «Вопросы языкознания». 1972, № 6, с. 21 – 32.
63
А.А. Уфимцева. Понятие языкового знака. – «Общее языкознание (формы существования, функции, история языка)». М., «Наука», 1970.
Такая абсолютизация вызвана тем, что отдельным лингвистам несколько преждевременно показалось – чему способствовало не всегда продуманное перенесение в лингвистику семиотических моделей и понятийных схем, – будто в так называемых знаковых отношениях лежит ключ ко всем основополагающим марксистско-ленинским определениям языка. Привнесение прагматического отношения окончательно укрепило иллюзию, что человек и общество также охватываются знаковой теорией. Фактически же это было крайне упрощенное представление, которое, скорее, уводило от настоящих проблем. Во избежание недоразумения подчеркиваем: нас здесь интересует существо марксистско-ленинской концепции языка, а не вопрос о том, при рассмотрении каких других аспектов введение трех или четырех знаковых отношений даст более глубокие представления.