В любом случае опосредованно или непосредственно философия стоиков и пропаганда Сфера оказали определенное воздействие на мировоззрение молодого Агиса и его ближайшего окружения. Именно Сфер мог внушить своим ученикам идеи преобразования спартанского общества по Ликургову образцу и предложить план возрождения прежней великой Спарты. Его особый интерес к Спарте выразился в написании двух трактатов: «О спартанском государственном устройстве» и «О Ликурге и Сократе» (Diog. Laert. VII, 178). Спарта стала для ранних стоиков своеобразным полигоном. Здесь с успехом можно было развивать две любимые темы их сочинений: значение монархической власти и особенности спартанского государственного устройства. Именно стоики внушали своим спартанским ученикам мысль, что эфорат — институт незаконный, что эфоры, уничтожив первоначальную царскую власть, мешают вновь обрести «самое прекрасное, поистине божественное устройство» (Plut. Cleom. 10, 6–7). В какой мере внушенные стоиками идеи и установки повлияли на дальнейшую политическую деятельность царей-реформаторов, трудно сказать. Иногда это влияние сильно преувеличивается, иногда преуменьшается. Но такое влияние, бесспорно, было: реформы осуществляли идейные цари, верившие в возможность возродить Спарту согласно теоретическим моделям стоиков.

Агис в изображении Плутарха (Филарха) — это патриот, равного которому давно не было в Спарте. Филарх, по-видимому, верил, что реформы, задуманные Агисом, имели целью исключительно реставрацию Ликургова космоса. С большой симпатией он описывает поведение двадцатилетнего царя, который, исполненный юношеского экстремизма, сознательно изменяет свой образ жизни по старинным Ликурговым лекалам. Плутарх скорее всего буквально цитирует Филарха, перечисляя детали спартанской аскезы, которую на себя добровольно наложил юный царь: «Воспитанный в богатстве и роскоши… он сразу же объявил войну удовольствиям, сорвал с себя украшения… решительно отверг какую бы то ни было расточительность, гордился своим потрепанным плащом, мечтал о лаконских обедах, купаниях и вообще о спартанском образе жизни и говорил, что ему ни к чему была бы царская власть, если бы не надежда возродить с ее помощью старинные законы и отеческое воспитание» (Agis 4,2).

Агис, приступая к своим реформам, был отнюдь не одинок. Но идущие за ним единомышленники происходили из той же, что и он сам, социальной среды. Так называемые народные массы оставались лишь объектами реформ, пассивными зрителями политических страстей, кипевших наверху.

Прежде всего Агису удалось сплотить вокруг себя часть молодых людей[293] из богатых семей, вдохновленных, как и он, идеями стоиков о возврате «к прекраснейшему и божественнейшему устроению в Спарте» (Plut. Cleom. 10, 6–7). Они готовы были ради возрождения Спарты «переменить весь свой образ жизни, точно одежду» (Plut. Agis 6, 1–2). Имя одного такого молодого аристократа Плутарх называет. Это Гиппомедонт, сын Агесилая и двоюродный брат Агиса, которого Плутарх характеризует как «прославленного воина, чья сила заключалась в любви к нему молодежи» (6, 5). Судя по его дальнейшей успешной карьере уже вне Спарты, это была крупная политическая фигура. Молодежь из хороших семей составляла скорее всего только свиту Агиса, и ее количество вряд ли превышало несколько десятков.

Что касается конкретных эпизодов, связанных с участием молодежи в борьбе за реформы, то таких примеров в биографии Агиса крайне мало. Так, Плутарх сообщает, что Агис после неудачных попыток провести реформы конституционным путем решился вооружить «многих молодых людей… приведя в трепет противников, которые ждали обильного кровопролития» (Agis 12, 5). Молодые люди участвовали и в его походе к Коринфу на помощь Арату, главному руководителю Ахейского союза. Относительно последних Плутарх сообщает, что «почти всё это были люди молодые и бедные, недавно избавившиеся и освободившиеся от долгов и полные надежд получить землю, когда вернутся из похода» (14, 2). Судя по всему, в число тех, кого Плутарх называет «молодыми», входили представители двух социальных слоев: молодежь из лучших спартанских семей и молодежь из разных групп неполноправного населения. Если первые скорее всего составляли вооруженную свиту Агиса, то вторые были основой его армии. Если первые рассчитывали в случае успеха реформ стать политической элитой, то последние надеялись благодаря реформам получить землю и изменить свой статус.

Агис смог привлечь в свою партию реформаторов не только молодежь, но и некоторых весьма влиятельных в Спарте людей, относящихся к старшему поколению: Лисандра, потомка победителя при Эгоспотамах, пользовавшегося в Спарте величайшим уважением, Мандроклида, блестящего политика и дипломата, и своего дядю по матери Агесилая, владевшего редким в Спарте ораторским даром. К Агису, видимо, примкнула та часть крупных землевладельцев, которая подобно Агесилаю была отягощена долгами и очень хотела от них избавиться. Таким образом, у Агиса была значительная поддержка со стороны части высшей аристократии, куда входили его ближайшие родственники и друзья. Судя по голосованию в герусии, в правящей корпорации было примерно равное количество сторонников и противников реформ. Часть высшей аристократии, которая подобно Агесилаю поддерживала Агиса, руководствовалась прежде всего своими экономическими интересами. Иначе трудно было бы объяснить готовность некоторых аристократов вложить собственные средства в фонд реформ. Прежде всего сам Агис сделал «огромный вклад в основание нового строя», пожертвовав большую часть своего состояния на проведение реформ (Plut. Agis 9, 5). Материальную поддержку реформам оказали его ближайшие друзья и родственники, которых царь называет самыми богатыми людьми из числа спартиатов. Но немаловажным для этих людей было также желание восстановить прежнее могущество и славу Спарты. Эта сверхзадача могла стать той национальной идеей, которая способна была объединить всех спартанцев.

Чисто спартанским явлением является то участие и помощь, которую Агис получил от женщин, своей матери Агесистраты и бабки Архидамии. Убеждая их поддержать его начинания, Агис скорее всего воспользовался аргументом, бесспорно, важным для его царственных родственниц: он заявил, что в случае успеха реформ он «приобретет имя и славу поистине великого царя» (Plut. Agis 7, 3–4). По словам Плутарха, Агис понимал, что царская семья в Спарте не может равняться по богатству с Птолемеями или Селевкидами, но он надеялся стать «поистине великим царем» в пореформенной Спарте и, может быть, наконец единственным царем. Эта перспектива оказалась привлекательной для его ближайших родственниц.

Агесистрата и Архидамия стали главными инвесторами Агиса, поскольку, по свидетельству Плутарха, были самыми состоятельными женщинами в Спарте (Agis 4,1–2)[294]. Это сообщение Плутарха — важное свидетельство имущественной независимости спартанских женщин: некоторые из них обладали огромными богатствами и могли свободно ими распоряжаться (7, 5; 9, 6)[295]. Аристотель оставил уникальное свидетельство об особом экономическом положении спартанских женщин: они, по его сообщению, владели двумя пятыми всей земли (Pol. II, 11, 1270а). А веком позже, ко времени Агиса, уже большая часть спартанских земель принадлежала женщинам (Plut. Agis 7, 3–4). Так что мать и бабка Агиса были не только самыми богатыми из числа представительниц своего пола, но и вообще самыми богатыми людьми в Спарте.

Из рассказа Плутарха следует, что Агесистрата и Архидамия искренне прониклись «консервативно-революционными» идеями Агиса и не только передали ему свои собственные средства, но и активно агитировали других богатых дам сделать то же самое. Правда, эта агитация не имела успеха. Богатые спартанки, не зараженные идеями стоиков и не сочувствующие честолюбивым планам Агиса, вовсе не собирались терять свое богатство, а вместе с ним авторитет и власть. Сообщение Плутарха о влиянии знатных и богатых спартанок на политику — прекрасная иллюстрация того, что экономическая независимость спартанок явно способствовала росту их политической активности. И хотя по-прежнему «формально политика в Спарте, как и везде в греческом мире, была исключительно мужским доменом»[296], богатые и знатные спартанки приобрели определенные рычаги влияния на принятие политических решений. Об особом влиянии женщин на спартанскую политику писал еще Аристотель. По его словам, не было разницы в том, «правят ли женщины, или должностные лица управляются женщинами» (Pol. II, 6, 7,1296b — 1270а). По свидетельству Плутарха, мать Агиса «пользовалась огромным влиянием и нередко вершила государственные дела благодаря множеству зависимых людей, должников и друзей» (Agis 6,7). Это окружение Агесистраты очень напоминает римских клиентов.