Как нам кажется, нет особых причин не верить Плутарху в том, что Клеомен побывал в Спарте дважды. Мы не согласны с теми исследователями, которые, не отрицая в целом влияния Сфера на царя, считают, что реальным был только второй визит знаменитого стоика, а первый скорее является изобретением более поздней традиции.

Конечно, нельзя смотреть на спартанское реформаторское движение только как на попытку практического применения стоической философии и считать Сфера идеологом спартанских реформ. Картина была намного сложнее. В какой-то мере внушенные стоиками идеи и установки повлияли на дальнейшую политическую деятельность Клеомена. Но роль Сфера, в контексте его влияния на Клеомена, была крайне незначительной. Прагматик Клеомен не столько сам находился под влиянием стоических идей, сколько использовал теоретические модели стоиков в целях пропаганды своих реформ. Учение Сфера стало для него удобной теоретической базой и не более того.

Убийство Архидама

Клеомен стал царем в 235 г., но вплоть до начала Клеоменовой войны в 229/228 г.[316] мы о нем ничего не слышим.

По-видимому, в первые годы своего правления он полностью находился во власти эфоров и геронтов. Военных действий в этот период не велось, и у спартанского царя не было шансов ускользнуть из-под тягостной для него опеки эфоров, в чьих руках после гибели царя Агиса в 241 г. оказалась вся исполнительная власть. Вот как описывает Плутарх мотивы, побудившие Клеомена к перевороту: будущий реформатор видел, что «сам он царь только по имени, власть же целиком принадлежит эфорам» (Cleom. 3, 1–2).

Клеомен учел неудачный опыт Агиса, чьи средства в борьбе с эфорами оказались малоэффективными: на место «карманных» эфоров, назначенных самим Агисом, пришла другая коллегия, ему враждебная. В конце концов, именно эфоры судили и приговорили Агиса к смертной казни. Опыт предшественника показал Клеомену, что никакой компромисс с коллегией эфоров невозможен и, более того, смертельно опасен для царя, взявшегося за перестройку всей социально-политической и экономической структуры государства.

Клеомен хорошо понимал, что эфорат, будучи в основе своей гражданской магистратурой, господствует над царями исключительно в мирное время, когда те не имеют возможности выступить в своем главном качестве — военных руководителей страны. В течение всей истории сосуществования эфората и царской власти спартанские басилевсы брали верх всякий раз, когда возглавляли победоносную армию. Клеомен, не один год прозябая в бездействии, на собственном опыте убедился, насколько он несвободен и зависим от воли эфоров и геронтов. Поэтому его первостепенной задачей стало добиться от эфоров разрешения начать военные действия против Ахейского союза и Мегалополя. Чтобы добиться такого результата, царь использовал все возможные средства: личные и семейные связи, силу убеждения и даже прямой подкуп (Plut. Cleom. 4, 1;6, I)[317].

Первые же военные успехи Клеомена очень укрепили его авторитет как в армии, так и в самой Спарте. В. Г. Васильевский в своей замечательной монографии, не устаревшей до сих пор, заметил, что «борьба с Ахейским союзом первоначально была для него только средством к приобретению популярности и к образованию преданной ему армии, что было необходимо для свержения эфоров»[318].

Задумав уничтожить эфорат, один из краеугольных камней спартанской государственности, Клеомен прежде счел необходимым восстановить другой ее краеугольный камень — диархию. В начале своего пути царь еще считался с общественным мнением и желал сохранить хотя бы видимость законности принимаемых им решений. Для этого «он решил вызвать из Мессены брата Агиса, Архидама, из другого царского дома, которому по закону принадлежал второй престол в Спарте» (Plut. Cleom. 5, 2). Это произошло в 228 г. Кроме желания избавиться от обвинений в узурпации власти, Клеомен, возможно, преследовал и практическую цель: он хотел найти в Архидаме надежного союзника, благодарного ему за свое возвращение. Здесь, как и во многом другом, Клеомен мог руководствоваться опытом Агиса. Вызов Архидама из его мессенского изгнания означал попытку Клеомена повторить маневр Агиса: тот, посадив на место враждебного ему Леонида своего родственника и сторонника Клеомброта, надеялся использовать последнего для борьбы с эфорами.

Архидам бежал из Спарты в 241 г. сразу же после гибели старшего брата Агиса. Он не мог занять престол, пока жив был прямой наследник — сын Агиса, Евридамид (или Евдамид), который воспитывался в доме своего отчима Клеомена. Мальчик умер между 236 и 228 гг. В Спарте ходили слухи, что к смерти Евридамида был причастен Клеомен. Правда, об этом сообщает только Павсаний. По его версии, ребенок был отравлен Клеоменом (II, 9, 1). Как правило, это сообщение Павсания не вызывает доверия уже потому, что сходная информация отсутствует у Полибия и Плутарха. Если учесть негативное отношение Полибия к спартанскому царю, то вряд ли он упустил бы такую компрометирующую Клеомена деталь в своем рассказе о возвращении Архидама (V, 37, 1–5). Действительно, история с отравлением выглядит подозрительной фабрикацией. Она, по всей видимости, взята из источника, недружественного Клеомену. Кроме того, если бы подобные слухи имели под собой какую-либо почву, то возвращение Архидама в Спарту по приглашению Клеомена вообще необъяснимо.

Плутарх описывает Архидама как потенциального союзника Клеомена в его борьбе с эфорами. Архидам охотно отозвался на приглашение Клеомена, но по прибытии в Спарту был убит (Cleom. 5, 3–4). Как древние авторы, так и современные ученые высказывают разные мнения о причинах его убийства и о степени вины в этом Клеомена[319]. Плутарх утверждает, что убийцами Архидама были те же люди, которые тринадцать лет назад убили его брата царя Агиса. Они боялись мести Архидама и решили избавиться от него, пока тот еще не стал царем Спарты. Что касается вины Клеомена, то Плутарх ссылается на Филарха, полностью оправдывающего царя. Сам же Плутарх, комментируя благоприятное для Клеомена суждение Филарха, замечает, что царь, конечно, знал о задуманном и дал согласие на убийство, хотя, может быть, и под сильным нажимом со стороны заговорщиков. По словам Плутарха, в Спарте «ходила молва, что они вырвали у Клеомена согласие силой» (5,4).

Другая версия, согласно которой вина за убийство Архидама полностью лежит на Клеомене, принадлежит, конечно, Полибию. Он пишет: «…Архидам из страха пред Клеоменом бежал из Спарты и удалился в Мессению… впоследствии, когда Клеомен заронил в душе Архидама надежду на возвращение в Лакедемон и примирение… Архидам возвратился в Спарту, полагаясь на заключенный при посредстве Никагора договор. Клеомен вышел навстречу ему, самого Архидама убил, но пощадил Никагора и прочих спутников царя» (V, 37, 2).

По сути дела, перед нами две диаметрально противоположные трактовки одного и того же события. Ясно, что они представляют позицию друзей и врагов Клеомена соответственно. Если у Филарха Клеомен — в худшем случае невольный соучастник убийства, то у Полибия — он клятвопреступник и убийца.

Что касается версии Полибия, согласно которой именно Клеомен был виновен в убийстве царя из династии Еврипонтидов, то она, возможно, возникла постфактум. Враждебное Клеомену предание изображало его тираном, убившим эфоров и изгнавшим многих граждан. Неудивительно, что в этой атмосфере получила свое развитие и версия о непосредственном участии Клеомена в убийстве Архидама.