Очень важен был и идеологический фактор: патриотизм, слава Спарты, возврат к героическому прошлому. Эти лозунги не были пустыми звуками для многих спартиатов из высшего сословия. В таких важных правительственных структурах, как герусия и эфорат, часть мест занимали сторонники царя-реформатора (Plut. Agis 9, 1; 11, 1). Именно на их помощь и поддержку рассчитывал Агис, когда в начале своей реформаторской деятельности ориентировался на полисные органы власти.

Свои радикальные реформы Агис проводил под лозунгом возврата к священным законам Ликурга, иначе говоря, «реформа выдавала себя за реставрацию». Обращение к авторитету великого законодателя было вдвойне оправданно: этого требовало учение стоиков и это совпадало с представлениями самого спартанского общества, свято верящего в то, что идеальные модели общественного устройства существовали в далеком прошлом. В кризисной ситуации любые нововведения имели шанс стать законами в Спарте, если только были покрыты патиной древности, и Агис «был не единственным спартанцем своего времени, пропитанным атмосферой атавистической реставрации»[297]. Он, следуя ожиданиям своего глубоко консервативного общества, представлял свои реформы как единственное средство вернуться назад, к законам Ликурга, и восстановить тем самым традиционный спартанский образ жизни. Следует указать, что Агис не первый ввел практику апеллировать к авторитету национального лидера, каким для спартанцев всегда оставался Ликург.

Чтобы убедить граждан в необходимости проведения реформ, Агис прибег к обычному для спартанских реформаторов арсеналу средств, главным и центральным из которых являлось божественное одобрение предлагаемых новшеств. Стоит напомнить, что еще Ликург преподносил свои законы как изречение Дельфийского Аполлона. Агис на народном собрании в качестве главного идеологического аргумента процитировал оракул, в котором говорилось, что «спартанцы должны восстановить между собою равенство — в согласии с изначальным законом Ликурга» (Plut. Agis 9, 4–5).

За нужным для него прорицанием Агис обратился не в Дельфы, как мы могли бы ожидать[298], а в местное святилище Пасифаи в Таламах[299] (Agis 9). Это кажется тем более странным, что многие его предшественники, начиная с легендарного Ликурга, за божественной санкцией традиционно обращались к Дельфийскому Аполлону. Ни один серьезный закон не принимался в Спарте без предварительного его одобрения в Дельфах. Логично было бы и Агису представить свою программу как ретру, санкционированную Дельфами. Но он почему-то этого не сделал. Как правило, исследователи называют несколько возможных причин. Не исключено, что в Агисе заговорил патриотизм: святилище Пасифаи, уходящее своими корнями в глубокую древность, к ахейцам, спартанцы, возможно, считали древнее Дельф. Кроме того, контроль этолийцев над Дельфами скорее всего сделал это святилище менее привлекательным для спартанцев, чем раньше. Еще одна причина обращения в местное святилище была, вероятно, в том, что в Дельфах юный царь пользовался меньшим авторитетом, чем его враг царь Леонид, давно уже находящийся у власти. Но основная причина, видимо, заключалась в другом: у Агиса не было времени заниматься достаточно длительной и сложной процедурой получения оракула в Дельфах. Намного проще было получить нужное прорицание в местном святилище, расположенном на территории периеков. Последние были лояльно настроены к Агису: ведь среди них он собирался распределить 15 тысяч земельных наделов — клеров (8, 2). В святилище Пасифаи Агис послал своего сторонника эфора Лисандра (8, 1). Как свидетельствуют литературные тексты и надписи, оракул Пасифаи был тесно связан с эфорами, которые во сне получали там указания божества (Plut. Cleom. 7, 2–3; Cic. Div. I, 96). Способ, несомненно, очень удобный, так как не требовал никаких посредников.

Плутарх в биографии Агиса перечисляет главные пункты его программы, представленные на обсуждение в герусию. Это перераспределение земли, отмена долгов, увеличение гражданского коллектива и восстановление прежнего образа жизни, то есть общественного воспитания и общественных обедов.

Вот первая, экономическая, часть ретры Агиса в изложении Плутарха: «Долги должникам прощаются, земля делится заново, так что от лощины у Пеллены до Таигета, Малей и Селласии будет нарезано четыре тысячи пятьсот наделов, а за этими пределами — еще пятнадцать тысяч[300], и последние распределяются между способными носить оружие периеками, а первые, те, что в указанных выше пределах, — между самими спартанцами…» (Agis 8, 1–3). Географические пункты, названные Плутархом, указывают на то, что речь идет о долине Еврота, где находилась, по свидетельству Полибия, так называемая гражданская земля (VI, 45, З)[301]. П. Олива полагает, что Агис хотел изъять и разделить всю «гражданскую землю», которая к этому времени оказалась в руках небольшого числа привилегированных собственников. «Ибо не было другого способа дать всем гражданам один и тот же имущественный статус»[302]. Остальные пятнадцать тысяч участков вне этой территории предназначались периекам, готовым служить в спартанской армии. Таким образом, ретра Агиса предполагала перераспределение части земельных участков и в области периеков. Там, по-видимому, находились «обширные поля и пастбища» не только самих царей, но и тех представителей ста семей, которых Плутарх причисляет к богатым землевладельцам[303]. Нет сомнения, что Агис собирался наделить своих граждан, как старых, так и новых, равными участками по принципу, сформулированному Платоном: один гражданин на один участок (Leg. 737е). Программа Агиса касалась лишь незначительной части периеков, тех, которые скорее всего являлись профессиональными военными и были готовы сменить свой статус наемников на статус спартанских граждан. Что касается илотов, то они не являлись объектами реформаторских планов Агиса.

Ретра Агиса, кроме экономической части, включала в себя и важную социокультурную компоненту, правда, сформулированную в самом общем виде без какой-либо детализации. В ней декларировался возврат к образу жизни предков, то есть к равенству, если не экономическому, то социальному и политическому: «Все спартанцы… ведут такой образ жизни, какой вели их предки» (Plut. Agis 8,4). Мы не имеем надежных свидетельств, сохранился ли в эллинистической Спарте прежний образ жизни с его обязательными атрибутами — общественным воспитанием (агогэ) и общественными обедами (сисситиями). Скорее всего спартанская система воспитания в своем классическом виде уже вышла из употребления[304]: гипомейоны и прочие группы полугражданского населения не имели средств для содержания своего потомства в общественных школах, а сыновья нескольких сотен имущих спартиатов, вероятно, получали домашнее воспитание и образование (Plut. Ages. 1). В лучшем случае в домах богачей вместе с их сыновьями воспитывались и несколько мальчиков из обедневших семей — мофаков. По крайней мере в III в. богатые спартиаты часто создавали окружение из мофаков вокруг собственных сыновей. Но это была скорее форма частной благотворительности, чем поздний и искаженный вариант общественного воспитания.

Что касается сисситий, мужских столовых «клубов», предназначенных только для спартиатов, то они, возможно, продолжали существовать, но служили скорее «форумами для роскошной демонстрации богатства, чем аренами политической и корпоративной солидарности граждан»[305]. Ко времени Агиса, по-видимому, произошло окончательное размежевание обеденных клубов на «патрицианские» и «плебейские». Сисситии для богатых, возможно, были похожи на олигархические гетерии, члены которых набирались по сословно-наследственному принципу и являлись одной из структур спартанской «клановой» олигархии. Восстановление сисситий в их первоначальном демократическом виде было одним из пунктов программы Агиса.

Желая оставаться в рамках правового поля, Агис в начале своих реформ действовал через обычные для Спарты каналы принятия политических решений: герусию, эфорат и апеллу (так в Спарте называли народное собрание). Первым шагом Агиса было обращение в герусию, которая должна была принять предварительное решение (пробулевму) по поводу его законопроекта. Ретру в герусию внес эфор 243/242 г. Лисандр, потомок знаменитого наварха Лисандра и сторонник Агиса. Царь был вынужден прибегнуть к посредничеству Лисандра, поскольку только эфоры обладали правом вносить новые законопроекты на рассмотрение герусии (Plut. Agis 8–9). Результаты голосования оказались весьма неопределенными, так как, по словам Плутарха, мнения геронтов разошлись (9, 1). Это, по всей видимости, означало, что герусия не вынесла никакого предварительного решения, и ретра в своем первоначальном виде была передана непосредственно в народное собрание.

Плутарх, описывая ход этого народного собрания, рисует картину, скорее характерную для афинской экклесии, чем для спартанской апеллы, не предполагавшей каких-либо дискуссий. Перед народом каждый со своей аргументацией выступили лидеры обеих партий. Аргументы сторонников Агиса показались участникам апеллы более убедительными, чем доводы их оппонентов. К божественным предсказаниям, благоприятным для реформаторов, Агис добавил очень сильный аргумент: он объявил, что «делает огромный вклад в основание нового строя — первым отдает во всеобщее пользование свое имущество, заключающееся в обширных полях и пастбищах, а также в шестистах талантах звонкой монетой. Так же точно… поступают его мать и бабка, а равно и друзья, и родичи — богатейшие люди Спарты» (9, 5–6). В результате основная масса граждан, присутствующих на народном собрании, с энтузиазмом поддержала ретру, внесенную Лисандром (10, 1). Однако остается непонятным, было ли принято какое-либо официальное решение или дело ограничилось только обсуждением и моральным одобрением (посредством крика) законопроекта. Возможно, спартанская апелла, во всяком случае в эпоху эллинизма, перестала быть последней инстанцией, полномочной утверждать новые законы. Такое право скорее всего явочным путем захватила объединенная правящая клика, куда вошли геронты, эфоры и цари.