Лидеры Ахейского союза начали всерьез опасаться разрушительного влияния революционных идей Клеомена. Отсюда обращение к Македонии, которая воспринималась как надежный бастион против социальных смут, идущих из Спарты. Военные успехи Клеомена и начавшееся брожение среди членов Ахейской лиги заставили Арата, получившего на чрезвычайном собрании ахейцев в Сикионе экстраординарные полномочия (Plut. Arat. 41, 1), пойти на союз с Македонией. Это был полный поворот во внешней политике Ахейской лиги: ценой возвращения Коринфа Македонии Арат заключил с македонским царем Антигоном III Досоном (Polyb. II, 45–51) союз, который был официально оформлен в Эгии осенью 224 г. (II, 65).

Этот союз, роковой как для Клеомена, так и для всей Греции, открыл новую фазу войны. Антигон Досон послал на помощь ахейцам большую армию, и после этого, несмотря на отдельные успехи Клеомена, исход противостояния был предрешен. У Спарты не было равного Македонии союзника, а собственных сил явно не хватало, чтобы взять верх над объединенными армиями Ахейского союза и Македонии.

Исчез и энтузиазм народных масс в городах Пелопоннеса. Клеомен, как оказалось, вовсе не собирался распространять социальные реформы куда-либо помимо Спарты. В результате недавно обретенные им союзники стали возвращаться в лоно Ахейского союза. Плутарх рассказывает, что сторонники Арата в Аргосе «без труда увлекли за собой народ, возмущенный тем, что Клеомен обманул всеобщее ожидание и не уничтожил долгов» (Plut. Cleom. 20, 6–7). С. К. Сизов по этому поводу заметил, что «именно там, где социальные мотивы привели массу граждан в лагерь Клеомена, поддержка Спарты оказалась недолгой, и быстро наступило разочарование»[340].

Существует несколько объяснений отказа Клеомена экспортировать «революцию» за пределы Лаконии. В этом видят, как правило, его нежелание вмешиваться во внутренние дела полисов и нарушать их автономию. Полагают также, что Клеомен изначально воспринимал свои реформы как специфически спартанские. Он не имел намерения распространять социальную революцию за пределы Спарты, руководствуясь и чисто практическими соображениями — в восстановленной Пелопоннесской лиге ему не нужны были полисы, охваченные массовым движением демократического толка. Как полагает П. Кэртлидж, Клеомен не хотел в дальнейшем давать Македонии, чьи взгляды на социальное движение низов были хорошо известны, лишний повод для вмешательства в дела Пелопоннеса[341].

Действительно, весь блок социально-экономических реформ в Спарте был важен Клеомену не сам по себе. Это был единственно возможный путь для реализации его основной задачи — восстановления в Пелопоннесе гегемонии Спарты. Клеомен не был идейным «социалистом» подобно своему предшественнику царю Агису и не видел какой-либо необходимости распространять вширь опасный для любых политических элит опыт.

Илоты в армии Клеомена

К концу 224 г. Клеомен лишился всех своих завоеваний и отступил к границам Лаконии. Положение было критическим, но он не отказался от борьбы. Потеряв практически всех союзников, получая от Птолемея III лишь обещания, подкрепленные небольшими ежегодными субсидиями, он очень нуждался в деньгах для продолжения военной кампании[342]. И тогда он прибег к крайнему средству — решил освободить часть илотов за деньги.

Стоит напомнить, что илотов никак не коснулись реформы Агиса и Клеомена. Они просто не воспринимались как объект реформ. На протяжении веков об илотах вспоминали только в критические моменты, когда речь шла о независимом существовании самого государства. И в данном случае только острая нужда в деньгах заставила Клеомена вспомнить об илотах. Об этом сообщает один Плутарх: «…спартанский царь, загнанный в пределы самой Лаконии, освободив тех илотов, которые смогли внести пять аттических мин выкупа, и собрав таким образом пятьсот талантов, вооружил на македонский лад две тысячи человек — нарочито для борьбы с левкаспидами Антигона…» (Plut. Cleom. 23, 1)[343]. Из сообщения Плутарха следует, что Клеомен освободил шесть тысяч илотов, из них две тысячи были тут же записаны в армию и экипированы по македонскому образцу. Последние должны были получить не только свободу, но и гражданские права. Причем в том отчаянном положении, в котором находился Клеомен, он скорее всего даровал им полное гражданство. Что касается земельных участков, то Клеомен, вероятно, пообещал наделить их землей на территориях, которыми он овладеет после победы над Антигоном и ахейцами.

В общей сложности илоты принесли Клеомену 500 талантов. Это свидетельство Плутарха проливает свет на экономическое положение эллинистической Спарты и на ту парадоксальную ситуацию, которая сложилась здесь в дореформенный период, когда часть илотов, возможно, уже была богаче своих господ. Однако надо помнить, что шесть тысяч илотов — лишь незначительная часть от их общего числа[344].

Ни о какой всеобщей манумиссии (освобождении рабов) здесь речи не идет[345].

Л. Пайпер в своей статье «Спартанские илоты в эллинистическое время» пытается доказать (на наш взгляд, без должных на то оснований), что илоты имели возможность покупать себе свободу, начиная по крайней мере с IV в.[346] Мы полагаем, что, если такие случаи и были, они не носили массового характера. И дело заключается не только в экономической базе самих илотов и их финансовой состоятельности. Пока государство не нуждалось катастрофически в денежных средствах, механизм освобождения илотов мало был связан с финансовыми мотивами. Наше единственное свидетельство о самовыкупе большой партии илотов относится уже к сравнительно позднему времени — второй половине III в. А все известные случаи освобождения илотов в более ранний период носят ярко выраженную военную направленность. Илотов освобождали прежде всего ради пополнения спартанской армии[347]. Финансовая сторона, связанная с их освобождением, в любом случае играла второстепенную роль. Вплоть до позднего эллинизма у нас нет никаких данных, даже косвенных, об освобождении илотов за деньги. В полисах, подобных Спарте, где исключительно важны были политические и идеологические мотивы, механизм освобождения илотов просто не мог быть определяем узкоэкономическими задачами.

Насколько мы знаем, илоты страдали не столько от экономического, сколько от политического бесправия. Спартанское государство ограничивало экономические претензии своих граждан по отношению к илотам, и последние вполне могли иметь некоторый достаток (Plut. Lyc. 8). Так что и до Клеомена часть илотов имела средства, чтобы выкупить себя на волю. Но вряд ли до Клеомена им такая возможность предоставлялась. Долгое время илоты, как и земля, не были объектами купли-продажи. Если такие операции и осуществлялись, то они носили нелегальный или полулегальный характер и не распространялись на большие группы илотов. Манумиссия илотов была частной инициативой их условных владельцев и, как многие процессы в Спарте, осуществлялась вопреки существующим правовым нормам. Как известно, официальная идеология спартанского государства сильно отличалась от частной практики ее граждан.

Все известные нам массовые манумиссии производились в Спарте от имени государства. Самые известные акции — это освобождение шести тысяч илотов в 370/369 г. (Xen. Hell. VI, 5, 28) и такого же количества в 223/222 г. при Клеомене. В обоих случаях это объяснялось не принципиальной социальной политикой государства, а жесточайшим военным кризисом, в котором оказалась Спарта. Как заметил один немецкий ученый, война всегда создает особые правила, из которых не стоит делать далекоидущих выводов.