— Мэм, — я коснулся кончиками двух пальцев виска, обращаясь к женщине средних лет, стоящей возле ступенек вагона. Та посмотрела на меня и недовольно поджала губы. Ещё и отвернулась. Её поведение меня абсолютно не тронуло. Сам понимал, как выгляжу и как пахну. Не обращая больше на неё внимания, я ловко и быстро забрался внутрь.

В вагоне я нашёл пустую скамью и уселся на неё. Карабин поставил сбоку у окна, прикрыв его своим телом. Кобуры с револьверами ещё два дня назад перекочевали с пояса в мешок, чтобы не мешали идти.

Попутчики на меня почти не обратили внимания. Все они прилипли к окнам. Ну, ещё и темно уже было, а освещения в вагонах этого времени было не предусмотрено.

Зачем я сюда полез? Всё дело в том, что рассчитывал вернуться на станцию или даже город на поезде, когда машинисты дадут задний ход. Это самое логичное действие с их стороны. А если станции в кластере нет, то просто чуть позже займусь… эм-м… мародёрством. Когда у людей станут проявляться признаки перерождения им уже не будут нужны какие-либо вещи. Возможно, помогу узнать про окружающий мир иммунным. Хотя, по правде говоря, после истории с братьями мне совсем не хочется становиться альтруистом.

Людям понадобился час на принятие решения. Так ничего и не поняв, работники состава загнали пассажиров в вагоны, а машинисты запустили паровоз, включив реверс. Состав вздрогнул и медленно набирая скорость пополз назад.

Рядом со мной так никто и не сел. Мало того, опустели и соседние лавки. Среди шепотков до моего уха донеслись несколько фраз, явно касающихся моей персоны.

— Что за бродяга? Откуда он взялся в нашем вагоне?

— Откуда мне знать? Может, не успел добежать до своего, когда состав тронулся.

— Как такого могли посадить на наш поезд? Это же отребье!

— От него воняет хуже, чем от козла. Сколько же дней он провёл в седле?

— Нужно будет сообщить помощникам шерифа о нём, когда вернёмся в город. Это же отъявленный головорез, по нему сразу видно…

Чужие слова про шерифа я намотал на ус.

Поезд не проехал и пяти минут, как в окне замелькали первые здания и уличные тусклые фонари. Не то так называемые газовые, не то масляные-керосиновые. Станцией это место точно не могло быть. А значит, мои надежды на город оправдались.

В тамбуре уже стоял кондуктор. При виде меня он нахмурился и открыл рот, собираясь что-то сказать. Но потом его взгляд сполз на ствол «кольта», торчащего из-за моего плеча, с него опустился на пояс с ножнами со здоровенным «рембоидом», и рот мгновенно закрылся.

Как только дверь открылась, я быстро вышел из вагона, благо, что тут имелся перрон на уровне пола. Благодаря темноте быстро затерялся среди зданий.

За вокзалом нашлась просторная площадь, на которой дежурило с десяток возниц. Меня они не интересовали. Да, эти мужики точно знают город и подскажут, где я могу остановиться, но они же первые и сдадут меня местным органам правопорядка, если вдруг меня начнут искать. Так что я сам как-нибудь. Не думаю, что поселение по размерам дотягивает хотя бы до величины какого-нибудь провинциального городка из моего времени. Скорее сравнимо с селом на тысячу-другую человек.

Первую гостиницу я нашёл сразу же. Она расположилась на краю привокзальной площади, выделяясь огромной вывеской. Но меня она не устраивала. Здесь меня станут искать в первую очередь. Да и цены. полагаю, в ней кусаются.

«Кстати, по поводу денег, — вдруг подумал я и полез в мешок. Где-то там должна валяться золотая монета, подаренная Эдвардом. А золото — золото всегда. — Так, три бакса, значит. Интересно, это много или мало?».

В памяти неожиданно всплыл момент из истории США, которую мне с командой порой приходилось учить в своих вояжах. Кажется, в середине-конце девятнадцатого века штаты, по сути, пришли к золотому стандарту. Это уже много позже они отвязали свой бакс от золота. Но сейчас что монета в моей руке, что ассигнация — одна покупательская способность. М-да, если так, то очень жаль. Трёх долларов мне может и не хватить. Споранами и «горохом» тут точно не расплатиться.

Подходящее заведение нашлось на самой окраине. Чуть ли не в трущобах. По пути не раз встречались местные жители. Некоторые имели откровенно враждебный вид, но карабин за моей спиной, потрёпанный облик, кудлатая борода и физиономия душегуба мигом всех от меня отваживала. Гостиница и по совместительству салун выглядела так, будто здание уже подготовлено было к сносу, но тут его заняли бомжи. Все окна без остекления, только со ставнями. Местами доски, которыми было обито двухэтажное здание, зияли дырами, проделанными гнилью. Кое-где древесина белела старой известью, которую здесь использовали как альтернативу дешёвой краске.

Внутри всё было так, как в любой дешёвой рыгаловке. Что девятнадцатый век, что двадцатый. Разница лишь в обстановке. Да и то не настолько существенная. Здесь стояли большие столы и лавки, сколоченные из толстых досок и выглаженные рубанком столяра. За ними сидели десятка два мужчин. Они пили, курили и играли. Кто-то катал по столешнице игровые кубики, другие отдавали предпочтение засаленным картам. Часто сплёвывали на пол тягучую тёмную от табака слюну.

— Мне комнату на ночь. Лохань с тёплой водой, и чтобы служанка мои вещи постирала, — сообщил я бармену и положил перед ним золотую монету.