— Ещё жив, — с облегчением вздохнул Белослякин, а после попытался вспомнить хоть что-то из полузабытого им арсенала целительских чар. А когда вспомнил, то применил. К себе. Голова царедворца стала болеть немного меньше, а потому следом он попытался привести в чувство Бонифация небольшим разрядом электричества, которым обычно добавлял резвости слугам, которые либо слишком медленно выполняли свою работу, либо не успевали вовремя скрыться с глаз их хозяина, находящегося в дурном настроении.

Небольшой разряд колдовского электричества впился в темную рясу, мгновенно прожигая в ней дыру размером примерно с ноготь, а лежащее на лавке тело дернулось…Но не более. Глаза Бонифация так и остались закрытыми, руки сцепленными, а дыхание — исчезающее слабым, да к тому же очень редким. Второй удар электричеством дал аналогичное отсутствие результата в виде пробуждения старого священника. От третьего Белослякин все-таки сумел удержаться, поскольку одно дело приводить в себя подобным образом пьяных или просто уснувших слуг, а второе — пытаться вернуть в сознание умирающего. Тут требовались иные методы…И иные исполнители, ибо одной из причин по которой сотрудник двух канцелярий вообще занимался этой работой, а не чем-то более престижным и менее напряжным, являлась прискорбная слабость его магического дара, который ну никак не удавалось развить несмотря на регулярные тренировки. Ежевечерние. Ну, почти. Исключая те дни, когда он в это время стоял на службах в церкви, участвовал в каких-нибудь рабочих заседаниях на правах секретаря, был приглашен в гости, смог попасть на праздничный пир к представителям по-настоящему знатных боярских родов или просто слишком уж уставал от своей основной работы, чтобы еще часик ещё и на работу с заклинаниями выделить.

— Никодим, собери всех детей, которые только есть в этой дыре, — отдал приказание Белослякин своему наиболее полезному телохранителю, который происхождением ну совсем не вышел, да еще и в юности парочку слишком уж опрометчивых магических клятв дал, а потому теперь был вынужден прислуживать думному дьяку до конца жизни. Чьей конкретно, правда, сказать было довольно тяжело, ибо этот боевой маг, ритуалист и темный целитель на здоровье не жаловался, недавно достиг звания истинного мага вопреки малость подтасованным испытаниям, и потому имел довольно неплохие шансы дождаться окончательного завершения карьеры придворного, так и застрявшего в подмастерьях. Причем его экзамен на третий ранг тоже был не совсем честным, только звание одаренного третьего ранга будущему сотруднику двух канцелярий выдавали не нехотя, а с большой натяжкой. — И девок, если моложе двадцати и не брюхатые, тоже сюда гони. Обряд наделения силой юности проводить будем.

— Эээ…Барин, да как же это? — Подал голос староста, который в баню не зашел, ибо там бы он вдобавок к слугам церкви попросту не поместился, но на за спиной у высоких гостей маячил исправно, будучи готовым выполнить любой приказ. Ну, или почти любой. — Неможно это! Смилуйся! Мы же ж уже и рекрутов в армию дали, и налоги заплатили, и даже ж от отправки людей работных на труды освобождены в связи со скудностью да разорением, кое враги учинили…Ежели ещё девок да ребятишек лишимся — вымрет деревня, как есть вымрет…И потом, ежели ж вы обряд могучий над людьми православными творить хотите, то разрешение хозяина нашего нужно, городового начальника с города звать надо, да лицензия потребна…

— Умолкни, смерд, пока плетей не получил! — Шикнул на него другой телохранитель думного дьяка, для большей доходчивости взглядом поднимая в воздух судорожно захрипевшего крестьянина. За шею, конечно же. — Ничего с ними не будет! А если и будет чего, то не бойся, компенсацию твой хозяин получит и будет доволен, ибо нельзя ему нами недовольным быть.

— А может действительно лучше что-нибудь другое придумать? В храм ближайший его перенести по быстрому, там дружно молебном о здравии жахнуть, а после припечатать торжественным обетом воздерживаться от смерти, покуда есть ещё на это свете дела… — Засомневался Никодим, ожесточенно царапая свой покрытый пробивающейся щетиной подбородок. — Наделение силой юности я конечно делать умею…Но раньше выполнял его только как помощник, а не как ведущий ритуала! А еще для такого правильно подготовленный зал нужен! И подготовка доноров предварительная! Плюс последующий уход за ними после, чтобы не окочурились невзначай, сил да праны чуть не подчистую лишившись…

— И ты тоже не умничай! — Припечатал его гневным взором думный дьяк. — Количеством доноров компенсируешь отсутствие ритуального зала и прочие мелочи! Этот пока еще не успевший остыть полутруп, что уже одной ногой в могиле стоит и вторую занес для последнего шага, нормальными средствами оттуда нам уже не вернуть, а нам его не только вернуть надо и на ноги поднять, но еще и потом в Москву доставить так, чтобы он в канцелярию патриарха своими ногами вошел! Ну а на здлоровье смердов наплевать, даже если потом и издохнет кто на следующей день или там через пару месяцев от общей утомленности организма — не страшно, бабы их еще нарожа…

Договорить думный дьяк не успел, поскольку внезапно понял, что летит. Затем ему стало очень больно, словно бы прямо в подбородок кто-то вонзил огромный раскаленный кол. А потом он о потолок стукнулся, рухнул вниз, вновь получил по морде, из которой что-то брызнуло во все стороны, и Белослякину стало еще хуже, поскольку не успел он упасть изувеченным лицом на грязные доски бани, как снова оказался отброшен в сторону мощнейшим ударом, чтобы врезаться в своего телохранителя, причем каким-то образом врезался он наиболее пострадавшей частью своего тела, из-за чего какое-то время лишь скулить в агонии и мог, ползая по полу.

— Ах, вы! Псы шелудивые! Иуды проклятые! Семя врага рода человеческого! — К тому моменту, когда думный дьяк хоть немного проморгался от непрерывно текущих по его лицу слез, сплюнул из разнесенной на части челюсти десяток выбитых зубов вместе с парой пригоршень собственной крови и начал хоть чего-то соображать, рядом с ним уже вовсю происходило форменной избиение, причем избиение с точки зрения Белослякина небывалое и невозможное. Его телохранители были отлично обученными и снаряженными бойцами, а благодаря многочисленным благословениям, полученным от сотрудников Святейшего Синода, они могли сразиться с угрозой, превышающей их официальный ранг…И теперь обе этих машины разрушения просто не могли вытащить свое оружие или использовать боевую магию.Потому как их били. Сильно, больно, ежесекундно, превращая воинов церкви в настоящее кровавое месиво, лишь каким-то чудом сохраняющее прежнюю человекоподобную форму. — Вы чего удумали, твари смердящие?! Чернокнижничать?! Не прощу!!!