— Ты меня когда-нибудь любил?

— Я думал, что любил. Но теперь понимаю, что то было не настоящим чувством. Это был долг, ответственность, привязанность. Называй как хочешь. Но не любовь. Не такая, как с ней.

— Ты влюбился как мальчишка? В свои пятьдесят?

— Да, Рания, именно так. Я понял, что ещё не поздно быть счастливым. По-настоящему счастливым.

Горячая вода смешивается с солеными слезами на моем лице. Я позволяю себе этот момент слабости, зная, что внизу меня ждет мама, и перед ней нужно быть сильной.

Облачившись в чистое платье и собрав волосы, я спускаюсь на кухню. Запах свежезаваренного чая с мятой наполняет пространство. Мама уже разлила его по чашкам и теперь сидит, выпрямив спину, словно готовясь к бою.

— Ты выглядишь лучше, — одобрительно кивает она, окидывая меня оценивающим взглядом.

— Я в порядке, — отвечаю я, садясь напротив. — Ты права, мама. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя, но теперь я буду жить дальше.

Мой голос звучит ровно, почти убедительно. Я поднимаю чашку к губам, делаю глоток, но чай кажется безвкусным.

Мама смотрит на меня проницательно, не веря этой внезапной трансформации.

— Рания, тебе не нужно притворяться передо мной.

— Я не притворяюсь, — я встречаю её взгляд, удерживая маску спокойствия, хотя внутри все кричит. — Я решила, что не стоит тратить жизнь на человека, который меня не ценил, — глубокий вдох. — Я уже не люблю его, мама. Он уничтожил мои чувства свои уходом.

Эти слова самая большая ложь, которую я когда-либо произносила. Каждый слог отзывается болью в сердце. Но мама не настаивает, лишь кивает, соглашаясь поддержать эту игру.

— При разделе имущества я настою, чтобы этот дом остался мне, — продолжаю я, отчаянно цепляясь за практические вопросы, чтобы не соскользнуть в бездну отчаяния. — У меня есть планы на него.

Не знаю зачем я уточняю это, потому что Рамазан сказала, что оставит его мне…

Но он врал мне про свою любовь ко мне, почему я решила, что теперь он выполнит обещания?

Да, попрошу отписать мне этот дом.

— Какие планы? — интересуется мама, и в ее глазах мелькает облегчение, по крайней мере, я думаю о будущем.

Планы? Какие планы могут быть у женщины, чья жизнь рассыпалась как труха?

— Пока не знаю точно, — я отвожу взгляд, рассматривая узор на чашке. — Но я не хочу, чтобы он достался… не мне.

Произнести её имя выше моих сил.

Мама протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.

— Рания, я на твоей стороне. Что бы ни случилось, помни это.

В её глазах понимание и сочувствие, которое я не могу вынести сейчас. Потому что если кто-то пожалеет меня, по-настоящему пожалеет, я рассыплюсь окончательно.

Только сама я могу пожалеть себя. И я уже достаточно уделила этому время.

Хватит…

— Я знаю, мама, — слова выходят сдавленными. — Спасибо, что приехала.

Мама вздыхает, не отводя взгляда от моих глаз — глаз, которые, я знаю, выдают меня, несмотря на все усилия сохранить лицо. Только я все равно буду настаивать на своем.

— Я не позволю тебе замуровать себя в этих стенах, — твердо говорит она. — Что бы ты ни думала, жизнь продолжается.

— Продолжается, мама, — спокоынйм голосом подтверждаю ее слова.

Я делаю глоток чая, не чувствуя вкуса.

Да, жизнь продолжается. Вот только моя, кажется, закончилась неделю назад в этой самой комнате, когда мужчина, с которым я прожила тридцать лет, сказал, что любит другую.

— Мама, — раздается встревоженный голос из гостиной. — Мама, где ты?

— Мы на кухне, — отзывается мама.

Поворачиваю голову и вижу встревоженного Мурада, залетевшего в кухню. В глазах старшего сына столько тревоги, что сердце заполошно бьется. Успеваю только повернуться в его сторону.

— Наконец-то, мама! — вихрем подлетает и сжимает в крепких объятиях, что у меня спирает дыхание. Еще немного и у меня хрустнут кости ребер, но я молчу. Вдыхаю такой родной запах сына, его привычный парфюм. — Почему ты его не остановила? — шепчет мне отчаянно в волосы.

Почему ты его не остановила?

Слова сына бьют меня сильнее пощечины матери. Я немею, застываю в его объятиях, не в силах произнести ни звука. Мир вокруг словно замедляется, а в голове лишь эхо его вопроса.