Звук. Кажется, подъезжает машина.

Крышка багажника захлопнулась.

Раздались шаги, хлопнула дверь машины. Автомобиль, рыча, ожил и задрожал под Габби, сдал назад, а затем рванул вперед. Габби прижала руку к шее, пытаясь замедлить поток крови, думая лишь о выживании.

В багажниках есть аварийные выходы.

Она разглядела мерцающий рычаг над головой. Скользкими, липкими руками дернула его. Ничего не произошло. Она дернула снова. После нескольких слабых попыток она вспомнила о телефоне и пошарила в карманах платья.

Она оставила его в машине.

Розалинда направлялась домой с Габби в багажнике. Она планировала поставить машину в гараж и проверить, жива ли женщина. Если да, то заклеить ей рот, связать запястья и надеяться, что она дотянет до пустыни. Розалинде ни за что не вытащить труп из машины без посторонней помощи, Габби Саттон придется выбираться самой. Потом Розалинда убьет ее. Но сейчас Розалинде надо было сосредоточиться и подготовиться к торжественному ужину в честь вручения ей премии за общественную работу.

Дэниел позвонил в дверь. Был субботний вечер, и он примчался прямиком от Рени к дому Розалинды. Он старался, чтобы неожиданная новая информация о Розалинде не туманила ему голову, старался не видеть дурной умысел там, где его нет. Если даже тесты точны, они все равно ничего не значат без злодейских поступков. Исследования показывают, что даже самые тревожные результаты могут компенсироваться благополучным детством. А он ничего не знал о Розалинде; он интересовался только Бенджамином и немного Рени. Кроме того, мозг все равно остается загадочной страной. Завтрашние теории вполне могут опрокинуть вчерашние. Он просто хотел отыскать Розалинду, взглянуть ей в глаза, поговорить с ней и выяснить, где еще может быть Рени.

— Ее нет дома.

Обернувшись, он увидел Джоша Перкинса, стоявшего во дворе Фишеров. Журналисты по-прежнему караулили дом, и его друг был одним из множества, рассчитывавших на сенсацию.

— Ты видел Розалинду? — спросил Дэниел.

— С утра была дома, — сказал Джош. — Уехала, вернулась на пару часов, потом снова уехала. Согласно календарю «Палм-Спрингс газетт», сегодня ей вручают награду за общественную деятельность в Конференц-центре Института искусств Палм-Спринг.

— Спасибо. — Дэниел направился к своему внедорожнику.

Джош пристроился сзади.

— А для меня что-нибудь есть?

— Сейчас нет, но скоро может быть.

Спустя полчаса Дэниел подъехал к Конференц-центру. Улица была широкой и кончалась тупиком. Рядом начинался пустырь, заросший кактусами и вездесущим креозотовым кустарником. Знойный день догорал, готовый смениться прекрасной ночью пустыни. На стоянке он снова попытался позвонить Рени. Но, как и прежде, попал сразу на голосовую почту.

— Перезвоните мне сразу.

Голос выдавал беспокойство, которое он все еще пытался побороть.

Он был одет неподходяще для торжества, но обычно возил с собой смену одежды на крайний случай. Чтобы не дожидаться конца, выйдя из машины, он повязал галстук и надел черный пиджак. Во дворе центра у него спросили фамилию. Вместо ответа он предъявил жетон.

— Я ищу почетную гостью. Розалинду Фишер.

Ему назвали номер столика. Дэниел захлопнул футляр с жетоном. Ужин оказался в самом разгаре, ярко освещенный современными люстрами зал гудел. Он заметил номер в металлическом зажиме посередине стола у самой сцены. Ему кто-то помахал оттуда рукой. Он надеялся, что это Рени, приглашенная на ужин, но это оказалась ее мать. Она отодвинула стул и встала, видимо, обрадованная его появлением.

Боль стала другом Рени. Она оставалась тем единственным, что поддерживало ее в сознании и движении, пробивая разрядом все тело при каждом шаге, от пятки до макушки.

После неопределенного периода времени, бесконечного и мимолетного одновременно, день начал угасать. Если наступит полная темнота, а она все еще не доберется до дороги, — что тогда? Она выложилась полностью. Уже собираясь лечь, она увидела вдалеке дрожащие огни и несколько раз моргнула, чтобы сфокусировать взгляд. Это было солнце, отражавшееся в проносящихся машинах.

У нее снова появилась цель.

«Добраться до дороги».

До дороги оказалось дальше, чем казалось, и когда Рени выбралась на асфальт, было уже почти совсем темно. Здесь, не видя ни единой машины, она уперлась тростью в желтую осевую и зашаркала к западу, где небо еще бледно светилось розовым, а дорога, сворачиваясь и разворачиваясь, поворачивая и выпрямляясь, убегала вдаль между плывущих в мареве ближних и дальних гор, напоминая, что пустыня переживет их всех и примет мертвых, убитых и похороненных.