Последняя мысль намекала, что сознание Рени ведет себя неадекватно, не выделяя главное. Сейчас нужно сосредоточиться на том, как выжить. Вернуться к цивилизации. Рассказать миру то, что она узнала. Чудовище — в этот миг было легче думать о Розалинде не как о матери, а как о звере, — должно быть разоблачено и остановлено.

Она заставила себя бросить самокопание и вернуться в мир, чтобы оценить обстановку. Бриллиантовое покрывало звезд над головой, прекрасное и волшебное зрелище. Полумесяц на горизонте.

Ей удалось опереться о камень. Сидеть было больнее, чем лежать, но оставаться тут нельзя. Это пустыня: температура быстро падала, и скоро опустится ниже пятидесяти. А потом, когда поднимется солнце, а вместе с ним и температура, она не протянет долго без воды. Опасно оставаться здесь, и не менее опасно ждать помощи, которая может и не прийти.

Она сдвинулась и вообразила, как раздробленные кости смещаются в мешке ее кожи. Но ей было не хуже, чем час назад, что означало — ее первоначальное заключение о внутреннем кровотечении можно отбросить. Или, если она истекает кровью, то медленно.

Болевой порогу нее был средний, и он требовал от нее неподвижности. Придется победить это желание. Когда она упала, то слышала хруст. Что-то сломалось. Непонятно только, что именно. Ребра? Одна лодыжка распухла. Может, растянута, а может, хуже. Дышалось нормально, хотя и прерывисто, как она надеялась, из-за боли.

План заключался в том, чтобы всползти на крутой склон — маленькую гору — и доползти до дома. Оставалось надеяться, что мать не подумала увезти запасы, оставленные на террасе.

Попытка перекатиться на колени вызвала ослепляющую боль. Она замерла и стала ждать, когда приступ отступит; каждый удар сердца вгонял боль дальше.

Движение может привести и наверняка приведет к новым травмам, но выбора не было. Альтернатива — умереть здесь. Вполне приемлемо, если бы не было срочных дел, например, не допустить, чтобы мать снова убила. И не дать ей связаться с Габби.

Время шло рывками, а телефона у нее не было, но она предположила, что потребовалось не меньше двадцати минут, чтобы вползти на склон. Когда она достигла верха, то поглядела в сторону дома и различила его темный силуэт. Она поползла туда.

Галлоны воды и ее рюкзак все еще стояли на террасе там, где она их оставила. Чемодан матери исчез. Она откопала маленький фонарик и, зажав его в зубах, наполнила флягу из бутыли. Проверила рюкзак. Защитный крем, очки, шляпа, батончики, вяленая говядина. Все, что ей нужно. Нужно учесть вес, сколько она сможет тащить. Конечно, не галлон воды. В конце концов она взяла только свою флягу и одну галлонную бутыль, вылив из нее половину. Теперь надо идти в темноте, под светом луны и звезд.

До этого момента она держалась на руках и коленях. Пора попробовать встать на ноги.

Она подползла к одному из деревянных кресел. У нее вырвался всхлип. Только один. Это было все, что она могла себе позволить. Помогая одной рукой, она медленно подтянулась, тяжело налегая на стену, часто дыша от пронизывающей боли. Приняв вертикальное положение, она вошла в дом, сдернула с кровати одеяло и завернулась в него. Трость бабушки с гладко вытертой рукоятью стояла в углу возле двери. Она взяла ее, чтобы опираться.

Она прикинула, что было около десяти вечера, когда она отправилась в путь с рюкзаком на спине. Она сжимала трость изо всех сил, и каждый шаг пронизывал молнией муки.

До трассы десять миль. Если двигаться со скоростью полмили в час, она доберется туда к завтрашнему вечеру. Когда она дойдет туда, если дойдет, можно попробовать остановить машину.

Все мысли сосредоточились на том, как поставить одну ногу перед другой. Вроде самогипноза, медитация, схожая с той, которой она научилась, лепя горшки на гончарном круге. Иногда она опускалась на колени и накрывалась одеялом. Иногда недолго дремала, но быстро просыпалась.

Ночь уходила, и вставать на ноги было все труднее. На равнине было не на что опереться, кроме трости. Она упала и лежала на земле, не желая двигать ничем, даже дышать, боясь потревожить изломанное тело. Наконец она встала и пошла по едва заметной заброшенной дороге. В какой-то момент ложный рассвет вызвал прилив радости, но она тут же напомнила себе, что день принесет жару. Потом пришел настоящий рассвет, и запели птицы. Она ощутила себя уже не такой одинокой.

Пройденное расстояние? Без понятия.

Верное направление? Почти наверняка.

После рассвета Рени задержалась, чтобы нанести крем на лицо и руки. Одеяло становилось тентом, когда ей удавалось набросить его на голову. В полузабытьи ей показалось, что она видит что-то вдалеке, посреди дороги, там, откуда пришла. Поморгав, она попыталась вглядеться. Животное. Оно сделало несколько шагов, село, сделало еще несколько.

Койот?

Двигается не так.

Кролик?

И на кролика не похоже.