Шрифт:
– Дай голодному вместо хлеба букет цветов, он, пожалуй, тебя этим букетом по роже смажет... Еще дыры не залатаны, раны не залечены, а мы уже вон куда махнули. И у людей недоверие, злость - может, мы просто брехуны, обманщики... А люди не злые, не надо о них так думать.
Входит Надежда Петровна, ставит на столик крынку с молоком
– Попей холодненького, - говорит она сыну, затем Трубникову: - Ты хоть сыми завтра эту срамотищу.
– Что? Да ни в жизнь! Если на такие плевки утираться, вся дисциплина к черту пойдет.
– И кто же это сработал?
– вздохнула Надежда Петровна.
– Разве важно кто? Важно, что все это молча одобрили...
Возле конторы собрались колхозники. Теперь видно, как за минувшие месяцы вырос людской состав колхоза. На бревнах и просто на земле удобно расположилось несколько десятков мужиков, баб, парней и девушек Отдельной группой держатся старики: Игнат Захарыч с женой, Самохины, скотница Прасковья. Кучно разместились недавно вернувшиеся в колхоз плотники. Их сразу заметно по городской одежде, легкой отчужденности и по любовно-преданным взглядам, какие бросают на них жены.
Трубников стоит перед собравшимися, за его спиной картина светлого коньковского будущего со всеми комментариями.
– ...Не за свое дело взялись, братцы, - говорит Трубников.
– Вы что, думали меня удивить? Меня, который обкладывал целые батальоны? Я матом вышибал из людей страх и гнал под кинжальный огонь на гибель и победу! А ну, бабы, закрой слух!
– гаркнул он.
И женщины поспешно кто чем - ладонями, воротниками жакетов, платками прикрыли уши и словно обеззвучили мир. Мы видим лишь, как открывается и закрывается рот Трубникова. Но вот он замолчал, и мир снова стал слышим.
– Ну, хватит, - сказал Трубников.
Утирая слезу, бывший слепец Игнат Захарьи проговорил умиленным голосом:
– Утешил, Егор Иваныч, почитай, полвека такой музыки не слыхивал!
– Задушевная речь, - подтвердил Ширяев.
– Ладно, товарищи, шутки в сторону!
– продолжает Трубников.
– Все, что нарисовано здесь, не блажь, а наш с вами завтрашний день, и вы его загадили, осрамили, опохабили. Это, коли проще говорить, наш строительный план. То, что вы, товарищи вновь прибывшие...
– он повернулся в сторону артельщиков, должны будете строить...
– К вам вопрос, товарищ председатель!
– крикнула старуха Самохина. Когда, к примеру, все эти чудеса на постном масле ожидаются?
– Это от нас самих зависит. Ну, скажем, лет через десять.
– Вона! Да мне за седьмой десяток перевалит!
– А Кланя, твоя внучка, если ее сопли не задушат, только в возраст войдет, как раз десятилетку кончит нашу, коньковскую.
– Скажите, Егор Иваныч!
– крикнула молодая колхозница Нина Васюкова. Мы правильно поняли, что с колоннами - этот клуб?
– Правильно. Будущей весной заложим.
– А напротив чего?
– Общественная столовая. Не через год, не через два, а войдем в силу построим!
– До чего у нас народ доверчивый!
– раздался звонкий, насмешливый голос Полины Коршиковой.
– Им сказки рассказывают, а они губы распустили!
– Правда, что-то не верится!
– поддержал кто-то.
– А когда вам верилось?
– говорит Трубников, и непонятно, горечь или насмешка в его тоне.
– Говорил: подымем коров - не верили. Говорил: дадим аванс - не верили. Говорил: соберем народ в колхоз - не верили... Ты, Полина, про сказки плетешь, а давно ли тебе сказкой казалось, чтобы твой разлюбезный супруг Василий на колхозный кошт вернулся? Вот он, сидит на бревнах, новые штаны протирает. Вспомните-ка лучше, что тут весной было, а потом оглянитесь!
– Верно, бабы!
– крикнула скотница Прасковья.
– Зачем зря говорить!
– А чего раньше строить будут?
– спросил кто-то.
– Колхозный двор, инвентарный сарай, конюшню, птичник, мастерскую. Неделимый фонд - первая наша забота. И приступим мы к этому строительству, товарищи мастера, буквально завтра!
Слышится взволнованный шум.
Трубников находит глазами Надежду Петровну и Борьку и неприметно подмаргивает им: мол, разговор-таки состоялся.
Они отвечают ему понимающей улыбкой.
– Егор Иваныч, а что со стендом делать?
– спрашивает кто-то.
– Как - что? Пусть стоит как свидетельство нашей славы.
– Неудобно! Ну-ка чужой кто увидит?
– Так снимем...
– Может, подчистить резинкой, ножичком соскоблить?
– покраснев, предложил Павел Маркушев.
– Добро! Вот ты этим и займись. Семена Трубникова привлеки, он днем свободный, - спокойно и благожелательно советует Трубников.
...Большая, жилистая крестьянская рука, сложенная в кулак, медленно разжимается: на ладони зерна ржи. Игнат Захарыч на крыльце новой конторы показывает эти зерна Трубникову. Тут же находится и Василий Коршиков, и кузнец Ширяев, и несколько молодых колхозников.