– Больницу закончат к новому году, слово! Уже все оборудование заказано! Электротерапия у нас будет, Валежин, рентгеновский кабинет, зубодерня!..
– Похоже, что, увлекшись, Трубников забыл о причине своего визита.

– Пока я тут болтаюсь, воздвигнут свинарник на тысячу персон, птицеферма и парфенон для навоза, а где больница?

– Да пойми, Валежин, колхоз не обязан больницы строить, это дело района... Мы добровольно взялись!

– А мне-то что от этого?

– Вон как ты рассуждаешь! А ты сам помог стройке, ты хоть один кирпич уложил, вбил хоть один гвоздь?

– Я не каменщик, не печник, не плотник, не кровельщик, - говорит Валежин.
– Я из другого цеха - хирург!

– Паразит ты, а не хирург!
– со злобой говорит Трубников.
– В Москву потянуло, небось пристроился. Ну и катись колбасой, нам такие не нужны!

Резко повернувшись на каблуках, он выходит из дома, громко стукнув дверью.

– Пришел, увидел, обхамил!
– усмехнулся Валежин.
– Ну, черт с ним. Ведьма Иванна, рванем на посошок!

– Опять, что ль, "спиритус вини"?
– ворчит старуха.

– За то, чтоб мне Коньково и во сне не приснилось!
– провозглашает Валежин и, чокнув донышком своей стопки по старухиной стопке, духом выливает спирт.
– У, хам!

– Что?

– Хам, говорю, ваш Трубников.

– Ладно тебе. Мальчонка у него приболел, - заметила старуха - Поздний поскребыш... знаешь, как над такими трясутся?

– А чего же он не сказал?

– Видать, не захотел с шалопаем вязаться...

– Ведьма Иванна, смотри, наследства лишу, - без улыбки, о чем-то задумавшись, произнес Валежин.

В дом Надежды Петровны с двумя чемоданами и саквояжем вваливается Валежин.

– Почему вы не позвали меня раньше?
– говорит он недовольно.
– Я опаздываю на поезд.

Хотя Трубников находится туг же, Валежин делает вид, что не замечает его, и обращается только к Надежде Петровне. Он ставит чемодан на пол посреди кухни, сбрасывает куртку и торопливо ополаскивает руки под рукомойником.

– Чистое полотенце!
– бросает он.
– Что с мальчиком?

– Простыл, поди.
– Надежда Петровна подает ему рушник

– На что жалуется?
– резко прервал ее Валежин.

– Горлышко болит... Может, ангина...

– Диагноз мне не нужен! Температура?..

– Тридцать девять и семь...

Валежин проходит в комнату, где лежит маленький больной.

Появляется Алешка Трубников.

– Дядя Егор, за врачом поедем?
– громко говорит он.

– Тс ты!
– прикрикнул Трубников:

Алешка округлил глаза и на цыпочках вышел. С озабоченным видом вернулся Валежин.

– Боюсь, что это дифтерит, - говорит он.
– Срочно нужна сыворотка, но в районе ее нет...

– А в горбольнице?
– спросил Трубников.

– Конечно, есть. Трубников тут же вышел

Вездеход мчится в мартовскую черноту полей. Алешка давит на сигнал.

Поспешно отваливаются вправо, к обочине, возы с черным, прелым сеном, бестарки с навозом, грузовики. Трубников вцепился рукой в железную скобу...

Валежин достает из чемодана инструменты, белый врачебный халат. Закрывает чемодан и засовывает его вместе с другими своими вещами под лавку. Он явно распрощался с мыслью о скором отъезде.

– Вскипятите воду, - говорит он Надежде Петровне, надевая халат.

Вездеход мчится по улицам города. Подъезжает к старому зданию больницы и останавливается. Трубников быстро подымается по обшарпанным, ступенькам, толкает тяжелую дверь.

Кажется, что время остановилось в доме Трубниковых. Надежда Петровна все так же мерно покачивается, сидя на лавке, будто отмеривает секунды своего мучительного ожидания. Но когда из другой комнаты вышел Валежин с тазом в руках, она мигом вскочила с лавки.

– Он больше не задыхается, - успокоительно проговорил Валежин и вдруг в порыве внезапной слабости прислонился к притолоке и закрыл глаза. Валежин быстро овладел собой.
– Дайте крепкого чая и... выделите мне отдельную посуду...

По вечереющей размытой дороге мчится вездеход. Его заносит, выбрасывает к обочине, кажется, что он вот-вот опрокинется.

К баранке приникло широкое, бледное лицо Алешки Трубникова. Рядом с ним - старичок профессор Колпинский. Воинственно торчит клинышек бородки из-под бобрового воротника старомодной шубы на лире.