Шрифт:
Трубников подозвал к себе Надежду Петровну.
– Ступай с Прасковьей контору прибрать. Мы их туда поместим.
– А контора?
– Обойдемся покамест, канцелярия у нас, слава богу, еще не наросла.
Надежда Петровна выходит из дома. Тотчас из-под крыльца вынырнул пес, завертел от радости хвостом.
Багровый закат охватил небо. И на этом багрянце далеко за деревней с удивительной четкостью вырисовывается на взлобке холма силуэт коровьей упряжки и двух женщин. И уж силой, торжеством человеческой воли веет от этой картины.
Полустанок.На теневой стороне стоит коньковский "выезд". Копчик жует сено, Алешка дремлет на козлах. Рядом с полустанком идет строительство водонапорной башни. Оттуда отъезжает полуторка с гремящими бортами. Наперерез грузовику выходит Трубников с поднятой рукой.
Грузовик тормозит, из кабины выглядывает остроглазый шофер.
– Подбросишь в Коньково?
– А тебе зачем?
– подозрительно говорит шофер.
– Ты же при своей карете.
– Да не меня - наши коньковские мужики с двенадцатичасовым приедут... Цельная артель!
– На мадерку будет?
– Не обижу...
– Порядок, - усмехнулся шофер.
– Живи, пока живется, о счастье думай иногда, выпивай, когда придется, а веселись всегда!
– продекламировал он и, развернувшись, поставил грузовик рядом с коньковским тарантасом.
Слышится гудок паровоза
Рабочий поезд медленно приближается к пустынной платформе. С площадки одного из вагонов неловко спускается задом наперед какая-то бокастая тетка с бидонами.
Тревога и недоумение на лице Трубникова.
Еще один пассажир сходит с поезда, напутствуемый шутками и дурашливыми криками вагонных дружков. Это парень лет двадцати двух, в пиджаке, брюках, заправленных в яловые сапоги, военной фуражке, в распахнутом вороте виднеется треугольничек морской тельняшки. За плечами у парня завернутая в рогожу пила, в руке ящик с инструментами. Поравнявшись с Трубниковым, парень уловил странно-пристальный взгляд незнакомого пожилого человека.
– Чего уставился, папаша?
– говорит он развязно.
– Или на мне узор наведен?
– Ты не с Конькова будешь?
– спрашивает Трубников.
– Хоть бы и так, как ни странно!
– ответил парень.
– А ты, видать, из оркестра, которым меня встречать должны?
– Почему один?
– резко спросил Трубников.
– Никак, председатель?
– хлопнул себя по лбу парень и протянул Трубникову руку.
– Маркушев Павел Григорьевич, как ни странно.
– Где остальные?
– угрюмо спрашивает председатель.
– Еще наряд не закрыли, - уклончиво отвечает Маркушев, - погодить придется...
– Ты со мной не хитри! На разведку, что ль, прибыл?
– Может, и так, а может, личную жизнь уладить, - независимо говорит Маркушев.
– А коли начистоту: сомневаются мастера, как бы осечки не вышло.
Они идут через площадь.
– Не огорчайтесь, папаша, - добродушно улыбается Маркушев, глядя на опечаленное лицо Трубникова.
– По стопочке примем? Я угощаю.
– Ты вроде довольно наугощался, - неприязненно отзывается Трубников.
– Все в норме... как ни странно. Они подходят к экипажу.
– Алеха!
– обрадовался Маркушев земляку.
– Как она, ничего?
– Ничего...
– Дай петушка - будет хорошо!
Маркушев кинул Алешке руку, а Трубников отходит, чтобы расплатиться с водителем грузовика.
– Рейс отменяется. Получай за простой.
– Обижаешь, хозяин!
– Алименты, что ль, платишь?
– Один я, как Папанин на льдине, - обиделся шофер.
– Ну и хватит с тебя.
Трубников садится рядом с Маркушевым, и экипаж, заскрипев всем своим расхлябанным составом, загрохотал по булыжной мостовой.
– Силен фаэтон, как ни странно!
– хохочет Маркушев.
– Прямо для музея!
– Может, он еще и будет в музее, - серьезно отвечает Трубников. Слушай, Маркушев, мы агитацией не занимаемся, а мужикам отпиши: могут крепко прогадать...
– Это на чем же?
– Маркушев закуривает длинную папиросу и откидывается на сиденье.
– Мы большую стройку планируем. Своих мастеров не будет - чужих подрядим.
Маркушев сожалеюще-насмешливо глядит на Трубникова. За последние горячие месяцы Егор Иваныч сильно пообносился. Заботами Надежды Петровны на нем, правда, все цельное, но истершееся до основы, штопаное, латаное, сапоги стоптаны, сбиты. К тому же у него опять болит ампутированная рука, и он ухватился за культю здоровой рукой. Вид у председателя далеко не блестящий.