Шрифт:
— Думаешь, он не кидается на тех, кого ты кусал? Выходит, разделить трапезу на двоих у вас не выйдет? Это не совсем логично с точки зрения биологии. Странно не есть того, кого ест старший.
— Я не совсем об укусе…
Ниррай смотрит на меня, потом на Мура, и снова на меня, и говорит спокойно:
— Вы спите.
Ну, «спите» не совсем подходит, было-то всего раз.
— Ешь, Ниррай. А то остынет.
Он закрывается, кутаясь в свой пофигизм, и придвигает тарелку. А Мур говорит:
— Я и сейчас планирую поспать. Я займу опять зал?
— Занимай, постельное в диване.
— Зачем диван? У хозяина дома вполне удобная кровать. В ней точно будет веселее, — выдает Ниррай.
Муру на эти высказывания плевать, он спокойно заканчивает прием пищи и выходит из-за стола и из кухни.
— Ревнуешь, Царевич?
— Было бы кого! — фыркает Ниррай и, отодвинув тарелку, лезет в карман. — Я вызову такси.
— Не-а, — быстро оказываюсь рядом с Нирраем и стягиваю его со стула. — Аш, иди к себе, пожалуйста.
Брат, что увлекся цепочкой от жалюзи, непонимающе на меня смотрит.
— Твоя комната.
— Правильно, давай, прогоняй брата, который соскучился… Он же так мало сидел один.
Рычу на Ниррая и утаскиваю его наверх, кидая на кровать в своей комнате.
— Всем нужно отдохнуть и ему тоже, — говорю я, стягивая с него джинсы.
— Тебе опять стало наплевать на мое мнение? Очаровательно.
— Нет, а вот ты давишь на чувство вины. Я не собираюсь тебя принуждать. Я просто хочу спать. И то, что было у нас с Муром, было до тебя, так что выключи эту свою неревность.
Я стягиваю с себя одежду и ложусь рядом с Нирраем.
— Если не заметил, сейчас ты именно этим и занимаешься.
— Тебе вообще можно угодить?! Если так хочешь уйти, пиздуй, — я закрываю глаза. Все, сил у меня уже нет играть в эти игры.
— Можно. Для разнообразия иногда спрашивать, прежде чем делать, — Ниррай стаскивает с меня одеяло и отодвигается на самый край. Вот и что у него в голове? С ума с ним сойду, буду потом рядом с Фредрикссоном слюни пускать.
Я больше ему ничего не говорю, но он все не засыпает, лежит на краю и сопит.
— Хочешь, чтобы я обо всем у тебя спрашивал?
— Нет.
— А ты всегда будешь врединой?
— Ты, вроде, собирался спать?
Ну ладно, раз не обо всем спрашивать…
Сцапываю закутанного в одеяльный кулек Ниррая и двигаю к себе, залезая к нему в укрытие. Вообще-то я люблю спать накрытым.
— Злишься?
— Нет. Мне все равно, спи с кем хочешь.
— Хочу с тобой.
— Рад за тебя.
Невыносимый… Вот и как с ним вообще?!
— Спи, вредина. Завтра я попробую вернуть брату человечность… Если все пройдет хорошо, то скоро ты с ним сможешь нормально пообщаться.
— Думаешь, ему не страшно там одному? — Ниррай наконец-то укладывается на мою руку, прижимаясь ко мне спиной. — Я как подумаю, что он четыре года просидел в той клетке, совсем один… Если бы меня так заперли, я бы, наверное, с ума сошел…
Вздыхаю. Я понимаю, что то, что было с братом, ужасно. Я не раз об этом думал и представлял.
— Он уже дома, тут его вещи и он нас всех слышит. Не знаю… Думаешь, стоит позвать его к нам?
— Мне бы точно было проще с кем-то родным, чем опять одному… заметил? Он все чувствует. Как ребенок, который еще говорить не умеет. Таких одних не оставляют…
Снова вздыхаю и зову брата по имени. Он приходит почти мгновенно и, пробежав босыми пятками по полу, юркает рядышком, сонно мурча и задевая крылом. Накрываю и его одеялом.
— Все, а теперь всем спать.
***
Мы с братом, естественно, просыпаемся раньше всех, и я, попросив быть потише, вывожу его из комнаты, держа за руку. Все же, думаю, Ниррай прав, и Ашу сейчас это необходимо.
Мы спускаемся в подвал, и я отворяю дверь. Не запертую дверь…
Я уже знаю, что никого там не увижу — чувствую, но все равно заглядываю внутрь.
— Так, Аш. Мне сейчас нужно отлучиться, — говорю брату, ведя его на кухню. — Будь дома и охраняй мальчиков.
Усаживаю брата на стул и вручаю ему пакет с кровью, предварительно открыв. Аш набрасывается на еду, довольно порыкивая. Глажу брата по голове и иду в коридор. Набрасываю кофту и обуваюсь. Радует, что природный запах у вампиров хоть и притупляется, все равно остается прежним. Значит, я его найду.
Ирсан в своем старом районе, но не дома, что радует, а на отшибе, в каком-то древнем сарае, который даже с улицы выглядит не очень. В крыше зияют дыры, да и доски подгнили.