Темные коридоры мелькали в неясном свете фонарей и звуках торопливых шагов. Я увидела другие камеры, двери которых были заперты, а обитатели либо молчали, либо кричали. Мои охранники, подталкивая меня, шутили что-то о том, что в городе неспокойно, жители требуют показать им мой труп. И снова я была поражена странностью того, что жители Джанторроу так меня ненавидят. На самом деле, это не должно было меня удивлять; терреланцы всегда были народом, которым легко руководить, и император объявил меня врагом империи, диссиденткой, которая пыталась втянуть народ в очередную войну, а этого никто не хотел. Полагаю, на самом деле орранцы не так уж сильно отличались. Правда в том, что единственной реальной разницей между Терреланом и Орраном, когда они еще существовали, были отметки на карте.

Меня повели вниз по винтовой лестнице, подталкивая, держа то, что осталось от воротника моей блузки, и заведя мои руки за спину, затем по другому пустому коридору из темного камня. Наконец старый Страж могилы открыл дверь, и меня втолкнули внутрь. В центре комнаты стоял единственный стул, вделанный в пол, и меня подтолкнули к нему. Стражи могилы, не теряя времени, усадили меня на стул, а затем застегнули железные кандалы на моих запястьях. У них возникли небольшие проблемы с моей каменной рукой, и им пришлось отрегулировать размер наручника, все время восклицая, насколько это странно. Я не стала ничего объяснять.

Больше в комнате ничего не было. Она была слишком большой для всего, что в ней находилось, раз в пять больше, чем моя камера, и в каждую стену было вделано по одному крюку, на каждом из которых висело по фонарю, заливая комнату танцующим светом. Стражи могилы собрались у двери и продолжали переговариваться между собой. Они говорили о людях, которые им не нравились, о людях, которых они хотели бы узнать поближе, и о многих других несущественных вещах. Ожидание действовало мне на нервы. Мне никогда не нравилось быть привязанной или стесненной, а стул, к которому я был привязана, оставлял мне мало места для передвижения.

В конце концов Стражи могилы услышали шаги и заняли свои места: двое у стены позади меня, а третий застыл по стойке смирно рядом с открывшейся дверью. Вошла Прена, сопровождаемая императором и древним, иссохшим стариком, которого я не знала. Император улыбнулся, Прена нахмурилась.

— О, это просто превосходно, — сказал император своим энергичным, чарующим голосом. — Я уже вижу, что в твоих глазах горит огонь. Удивительно, как влияет небольшой отдых на настроение человека. — Дверь захлопнулась с убийственной окончательностью. Я увидела, как Прена покачала головой и бросила на меня сочувственный взгляд. — Теперь, — продолжил император, — я лично займусь тобой. Это мастер Тивенс. — Он слегка коснулся плеча старика. — Он мой наставник в таких вопросах. У него пятидесятилетний опыт в искусстве. Не волнуйся, он остановит меня, если я увлекусь.

— Пошел ты нахуй, старый пиздун! — Я вложила в это оскорбление столько злобы, сколько смогла, но император только рассмеялся и достал тяжелые железные щипцы.

— Тогда мы сразу перейдем к делу. — Теплота в его голосе исчезла, сменившись зловещим тоном. — У меня очень мало времени, ведь мне нужно управлять империей. И ты действительно решила бросить мне вызов. Идиотка.

Двое Стражей за моей спиной двинулись вперед. Один схватил меня за правую руку, заставив мои пальцы сжаться на подлокотнике кресла, к которому я был привязан, другой положил руки мне на плечи, вдавливая меня в кресло. Император подошел и зажал плоскогубцами ноготь моего указательного пальца. Он крепко сжал, слегка потянул и началась боль. Рвущая, раздирающая... Как будто сотни иголок вонзились в кожу.

— Знаешь ли ты? — спросил Император, ослабляя давление. Мое дыхание уже стало быстрым и прерывистым, когда я попыталась приготовиться к боли, которая, как я знала, должна была наступить. — Человек может издавать более двадцати различных криков боли.

Я посмотрела на свою правую руку. Плоскогубцы все еще были на месте, но крови пока не было. Я чувствовала, как от моего страха учащается сердцебиение. Я должна была почувствовать его вкус, почерпнуть из него силу через Сссеракиса, но мой ужас оставался безмолвным и отстраненным, как будто его и не было вовсе. Император все еще говорил. Ублюдку действительно нравился звук собственного голоса.

— ...различающиеся по тону и высоте звука. Каждый из них вызывается разными раздражителями. Но что действительно интересно, так это то, что каждый человек индивидуален. Разные раздражители вызывают одни и те же крики.

Я застонала. Предвкушение боли было невыносимым.

— Я тебе не надоел? — спросил император.

— Да... — Мой ответ закончился криком агонии, когда мой ноготь медленно оторвался от своего основания.

Он подождал, пока мой крик утихнет. Прошло некоторое время, и он все это время улыбался мне. Когда я успокоилась, он заговорил снова.

— Я хочу, чтобы ты знала, как близко ты подошла, — сказал он, и его голос снова стал холодным. — Ты, наверное, уже поняла, что армия, которую я послал против твоих монстров, была не самой большой. — Две тысячи солдат — это действительно немного. К моменту падения Оррана численность армии Террелана перевалила за десятки тысяч. — Боюсь, это было все, что я смог собрать за такой короткий срок. Многие из моих солдат вынуждены тратить свое время на поддержание мира в империи. О, я говорю, что орранцы интегрированы в то, что сейчас называется Терреланом, но это не совсем так. Есть сопротивление. И это все твоя вина.