Говоря это, Асеро внимательно следил за реакцией Птичьего Когтя. Юноша напряжённо слушал, приоткрыв рот.

– - Умываясь, я слышал обрывки того, что учитель говорил моему обидчику. Говорил о ценности человеческого достоинства, о том, что людей нельзя унижать, тем более без причины... Ведь я не сделал своему обидчику ничего плохого, просто обычно у меня сочинения хорошо получались, а у него плохо. Он был каньяри, а у нас в школе занятия были на кечуа, так как каньяри был он один. И в общем-то он язык знал. Тут не совсем в языке дело, он в глубине души считал нас... ну, почему-то хуже. Я тогда не понимал, что можно к другим людям относиться хуже из-за их национальности. Ну знал я, что он каньяри, а я кечуа, ну и что с того?

Пустая деревянная миска уже выпала у его незадачливого стража из рук.

– - Ну а потом, когда я вернулся в класс, учитель потребовал от того юноши, чтобы он признался, почему это сделал, и чтобы попросил прощения у всех и у меня лично. Но тот не хотел. И тогда учитель сказал нам, что тот счёл себя выше всех нас и потому готов оскорблять нас всех и каждого по отдельности. И что если он сейчас же не извинится, то мы вправе его наказать. Сказал, что даже побить его можем, но только не по лицу, и не по промежности, чтобы не искалечить. Тут юноша не выдержал, встал на колени и заплакал. В тот момент я подумал, что он раскаивается в своём поступке, и был даже готов его простить. Ну, бить его, конечно, не стали. Но потом мать и отец его пришли к учителю разбираться и доказывали ему, кажется, что он слишком жестоко поступил с их отпрыском. И что, мол, его лучше было вообще не наказывать, а простить ему шалость. В общем, он им так ответил, что вскоре те приняли решение о смене места жительства. А когда они уезжали, тот юноша, пользуясь безнаказанностью, кричал, что я сын шлюхи, и прочие гнусности про меня и моих родных. А учитель потом сказал, что если человек готов нас унижать и оскорблять, то ему не место среди нас.

– - Странно это всё. Я и не мог себе представить, чтобы учитель был... таким. Хотя наш старый учитель нас тоже такому не учил... Больше письму и счёту, и прочему, что надо в школе знать. Как он нас воспитывал, я не очень помню... Старшие говорят, что у нас вообще какая-то ерунда со школой пошла. Раньше учились по четыре года, а дальше или в столицу доучиваться, или ремеслу учиться. Но потом решили школу продлить до армии. И в результате и младших должны дома доучивать или родители, или братья-сёстры, и старшие мучаются.

– - Да, помню о таком эксперименте, но вроде для старших это добровольно должно быть?

– - Должно. Но если родители хотят для детей карьерных перспектив, то не отвертишься. Впрочем, не могу жаловаться, мне поначалу нравилось слушать то что он говорит. А говорит он, что главное обучить жизни юношей, когда у них кровь пробуждается, а девушек не обязательно, а с малышами он чисто формально возится, иные ему советовали кого-то другого на малышей поставить, но у нас для этого только девушка есть, а он против чтобы женщина своим воспитанием будущих мужчин портила.

– - В каком смысле портила.

– - Ну хлюпиков из них воспитывала. Тапир, так нашего учителя зовут, говорит, что женщинам вообще надо запретить учить будущих мужчин, пусть только с малышами возятся.

– - Что то странное у вас творится. И давно у вас так?

– - Три года. Новый приехал с курсов подготовки учителей, а тут старый внезапно умер. Конечно, многие юноши Тапира с удовольствием слушали, всем же хочется настоящими мужчинами стать. Только вот я вижу, что ты... не такой... какими нас учили быть. Но ты... не хуже, а даже лучше. А я ведь терпел Золотого Лука потому что в глубине души считал его более мужественным, чем я.

– - Только поэтому? Или... ещё потому что надеялся, что он поможет тебе отомстить мне?

– - Нет, не в этом дело. Во-первых, я хоть и знал, что он тебя не уважает, но я не знал про заговор. Он ведь это скрывал, боялся, что дойдёт до Кондора...

– - Кстати, о Кондоре. О нём ничего не знаешь?

– - Не, со времён переворота он пропал без вести. Даже его мать, Кочерыжка, ничего не знает о нём.

– - Жаль. Для меня он был почти что членом семьи... И ещё я ему заботу о своей жене поручил, надеялся, что он её у себя дома укроет.

– - Странно, ты на волосок от смерти, а думаешь не о себе, а о жене и ребёнке.

– - То же самое мне сказал и твой отец. Я просто не изменился в этом плане за эти годы! Так всё-таки, почему ты слушался Золотого Лука?

– - Я.... считал, что так надо. Что если я взбунтуюсь, я поступлю неправильно. Один страх я бы преодолел, я не трус. Но я... боялся быть неправым. Слушай, а почему если учитель разрешил тебе побить своего обидчика, то почему при этом запретил бить по глазам и по яйцам?

– - Потому что можно искалечить человека! А что?

– - Да любит Золотой Лук в пах пнуть.

– - Послушай, но ведь у меня охрана не просто на карауле стоит. Они ведь ещё и учатся. Начальные медицинские сведения им дают обязательно. Ну не мог он не знать, что если человека в пах пнуть, его потом можно на всю жизнь искалечить.

– - А знаешь, он, кажется, и хотел бы всех евнухами сделать, чтобы все девки были его! А остальные бы не могли стать его соперниками. Я слыхал о владыках, которые таким образом калечили многих подданных, а сами имели многие сотни жён!