Ха, что ещё мог посоветовать гвардейский поручик.

— Ну да, ну да. Мужество, честь и отвага — три признака алкогольного опьянения.

— Вот-вот!

Ребята поулыбались очередной моей шутке из прошлого-будущего, а мне при виде удаляющейся баронессы вспомнились слова Уильяма Шекспира, недавно прочитанные сестрёнкой на вечернем семейном застолье: «Мои глаза в тебя не влюблены, они твои пороки видят ясно. Но сердце ни одной твоей вины не видит и с глазами не согласно».

А песню баронессе мне всё-таки спеть довелось. Когда мы с Николой, устав от танцев, уединились в дальней комнате с бутылкой шампанского и гитарой, она к нам и присоединилась. Причём одна, без обычной для неё свиты поклонников. Я заметил, она иногда бросает ухаживающих за ней господ и присоединяется к другим компаниям. Поклонники расходятся, но стоит кисе освободиться, решив какие-то свои вопросы, и они опять собираются возле неё.

На этот раз баронессе понадобилось прояснить у великого князя пару моментов из дворцовой жизни, а узнав, что хотела, она обратила внимание и на меня:

— Что-то больно грустную мелодию вы, Александр, наигрываете. Где же ваше веселье?

Не успел я придумать, что ответить, как вклинился Никола:

— Александр сочиняет песню для вас, и, если вы не хотите слушать грустную, он может спеть и весёлую.

Нет, я точно убью этого балбеса.

— Если песня о любви, то я послушаю.

Вот, блин, и слова не сказал, а как дурак выгляжу. Эти двое меня когда-нибудь доконают. Но чего же спеть-то? Хм… ну разве что:

Сталь подчиняется покорно:

Её расплющивает молот,

Её из пламенного горна

Бросают в леденящий холод14…

Ох, с какой милой улыбкой киса песню слушает! Похоже, очередную подколку для меня готовит.

Вот как моё пытают сердце:

Воспламеняют нежным взглядом,

Но стоит сердцу разгореться,

Надменным остужают хладом…

Только допев последний куплет, я понял, что песню выбрал неудачно. Киса может воспринять её как скрытое объяснение в любви, причём очень похожее на жалобу, что меня такого из себя всего хорошего не воспринимают серьёзно, а мои поэтические изыски остаются без должного ответа.

Никола с последним отзвучавшим аккордом наклонился к баронессе, сидевшей рядом, и вкрадчивым голосом произнёс:

— Мне кажется, Александр своей песней хочет извиниться перед вами за глупые шутки.

— О, нет! Я так не считаю. Для меня он мог бы придумать что-нибудь более изящное. Хотя это ему, может быть, уже и не дано. К сожалению, с тех пор как господин Путилов взял его в компаньоны, у Александра шутки пошли о паровозах, а песни — о выплавке железа. То есть о том, о чём даме слушать совершенно неинтересно.

— Зато и песни, и шутки у него все новые, в отличие от большинства.

— Что ж, тут вы, Ваше Высочество, возможно, правы. Думаете, стоит ему дать шанс на исправление?

— Безусловно, баронесса. Если вы пригласите его к себе на масленице, я думаю, он споёт что-нибудь стоящее примирения и равное вашей красоте.

Ой, похоже, Никола возомнил себя дипломатом, ведущим важные переговоры. Ишь как старается, обеляя меня перед кисой. А вообще, с их стороны обсуждать другого человека в его же присутствии невежливо, правила хорошего тона это не приемлют, и будь на моём месте кто-нибудь другой, могла бы возникнуть напряжённость в отношениях. М-да… как понимаю, это ещё одна маленькая месть баронессы. Очень уж её глаза искрами веселья блещут.

Стоп, что-то мне это напоминает. А точно: если у женщины в глазах искорки, значит, тараканы в её голове что-то празднуют.

Так, с искорками в глазах и со словами: «Надеюсь, новая песня будет на французском», она и вручила мне очередную свою визитку.

14романс Теодоро из кинофильма «Собака на сене», музыка Г. Гладкова, слова М. Донского (прим. автора).

Глава 7

Вот и Масленица пришла. Буйная, весёлая, красочная и, как часто про неё говорят, широкая. И Ростовцев, и Вяземский уверены: Масленица — самый разудалый праздник в Петербурге, даже Рождество и Новый год с ней не сравнятся. Они нынче всё же скорее семейные праздники, а Масленица общественная. В ночь перед её началом было заметно, что вся столица замерла в предвкушении чего-то радостного, а с раннего утра появились вейки и звоном своих бубенчиков возвестили о начале празднеств.

Финское слово «вейкко» значит примерно «брат, браток, землячок». Петербуржцы финское слово немного переиначили, и теперь вейка — это финские сани, на козлах которых восседает пожилой финн с неизменной трубкой-носогрейкой во рту. Чаще всего встречаются вейки лёгкие, двухместные, но иногда финны и обычные сельские розвальни пригоняют. На таких можно целой компанией прокатиться. До конца Масленицы вейки будут разъезжать по городу наравне с обычными извозчиками — это у окрестных деревенских жителей разрешённый масленичный заработок, и многие горожане, несмотря на высокие цены, их услугами пользуются.