Шрифт:
Говорят, финнов в Петербург из ближайших деревень ежегодно по несколько тысяч приезжает. Хотя финнами их сейчас редко называют, обычно именуют чухонцами. Местные ямщики таким конкурентам, естественно, не рады и с раздражением говорят: чухна понаехала. Ха, знакомое по прошлой жизни выражение. Ямщики стараются снижать цены на проезд, но это слабо помогает — горожане хотят кататься на разукрашенных цветными ленточками и разнообразными бубенчиками вейках. Экзотика, чёрт возьми!
Наша дружная компания не избежала этого поветрия и в первый же день прокатилась парами: я с Машкой, Светлана с Вяземским, Софа с князем и Путилов с женой. «Рицать копеек — райний сэна!» — стандартная фраза понаехавших, но Вяземский считает, не все из них плохо говорят по-русски, просто на Масленицу у них так заведено, коверканье русской речи создаёт особый колорит для петербуржцев.
Мы проехались по Невскому и Старо-Невскому проспектам, спустились на лёд Невы и по нему помчались к Зимнему дворцу. Лихо полетели — двухместные вейки лёгкие, это вам не русские сани. Мы даже посоревновались, кто быстрее. Разумеется, победила наша с сестрёнкой вейка: и веса в нас меньше, и бесшабашность зашкаливает. Всю дорогу подгоняли возницу; другие так рисковать не стали, слишком уж финские сани болтает от конского галопа, того и гляди вылетишь во время скачки куда-нибудь в сугроб.
Дальше наша компания в поисках развлечений направилась на Адмиралтейскую площадь. Опять там всё застроено балаганами, качелями, каруселями и катальными горками. Опять людское море шумит на разные голоса, играют музыканты, кричат зазывалы, тут же средь прогуливающихся зрителей выступают акробаты и жонглёры, — короче, бедлам ещё тот. Народа море, хватает и простого люда, и приличной публики. Особо знатные или очень богатые предпочитают в общую толпу не соваться и ездят вокруг площади в санях и каретах, рассматривая людской круговорот со стороны; народ же, в свою очередь, дивится на них.
Мы вступили в эту праздничную толпу, и балаганное развлекалово понеслось своим чередом. Впрочем, от рождественского оно мало чем отличалось.
На следующий день мы с Машулей съездили с утра на Путиловский завод и полдня веселились там с красноярцами, как раз и девчонки-косметологи из города приехали, и ребята с завода «Аркадия» подтянулись. В общем, все сибиряки вместе собрались, и порезвились мы в результате знатно. Даже ностальгия по Красноярску сердце кольнула. Вот вроде недавно в Питере, а как будто в душе кто-то за тонкую ниточку потянул, напоминая о покинутых, но ставших уже такими родными краях. Но… ничего. Не так уж и много времени пройдёт, как мы опять в Сибирь покатим.
Гришка Суриков отчитался о пребывании красноярцев в Питере на первом дне Масленицы. Мы заранее составили график посещения красноярцами столицы. Они будут выбираться в город группами по тридцать-сорок человек, под присмотром бизонов и казаков. Пусть посмотрят, что из себя представляет праздничный Петербург. Для этого бизоны переделали сани из прибывшего каравана, и теперь у наших работников есть нормальные средства передвижения по городу и ближайшей округе. Не на извозчиках же людям ездить.
Судя по физиономии Гришки, не обошлось без инцидентов.
— Что, кто-то успел подраться?
— Не совсем, Александр Владимирович.
— Это как? Вы били, вас — нет?
Гришка улыбнулся и кивнул:
— Глафира отличилась.
Глафира — это жена одного из наших литейщиков, Федота Дорохова, прошлой осенью перебравшегося к нам в Красноярск с Нерченского завода. Федот — прекрасный литейщик, с Красноярском его ничего не связывало, поэтому я и взял его вместе с женой и ребёнком в Петербург. Тем более, Глафира — тётка здоровая, силы неимоверной, работает наравне с мужем. Она мне напоминает Маланью, невестку деда Ходока, только грудь у неё поменьше Маланьиной. Муж её — признанный силач, но, поговаривают, она и его, если что, на место может поставить. Я сам видел, как она две подковы разом ломала, и не скажу, что это ей далось тяжело.
— Надеюсь, до полиции дело не дошло?
— Не-е, командир, нормально всё. Она всего раз руку приложила.
— К ней приставали?
— Нет. Один дурень Федота задирать стал, вот она и…
Ха! Зря мужик с наезда на её мужа начал, Глафира этого не любит. В Красноярске её таким образом никто злить не рисковал. Она очень быстрая, когда злая, а скорость, помноженная на силу, — это, надо признать, страшно. С Глафирой даже хороший боец рискует не успеть применить все свои годами наработанные навыки.
— А потом?
— Да миром разошлись. Наши сразу подтянулись, и компания, что с этим дурнем гуляла, поспешила его увести.
— Ладно. Но постарайтесь, чтобы такого больше не случалось.
Вот, блин, не было печали! Не хватало мне ещё и частые конфликты с рабочими разруливать. Так, ставим себе галочку: при дальнейшем обучении охраны следует акцентировать внимание на предотвращении мелких конфликтов словесно, а не кулаками.
А на третий день Масленицы нашу графскую «семейку» опять пригласили на обед к великому князю Константину Николаевичу в Мраморный дворец. Что-то мы сюда зачастили, это уже наш второй совместный обед. Как бы завистников не заиметь на ровном месте. Палки в колёса от незнакомцев получать не слишком приятно, пока поймёшь, от кого идёт угроза, и сориентируешься, как реагировать, можно многое потерять. Мне, конечно, вряд ли чужое недружественное внимание достанется, а вот графу Ростовцеву перепасть может.
Радует, что Александра Иосифовна от забот Софьи Марковны заметно похорошела. Если сравнивать с нашей первой встречей, она будто помолодела лет на пять, а то и на все десять. Кожа нежнее выглядит, цвет её более приятен глазу, а морщинки почти незаметны, и это не результат припудривания. Седины у неё тоже поубавилось, волосы стали гуще и сейчас выглядят как рыже-золотое облако, а голос стал менее хриплым и… более бархатистым, что ли.
Теперь становится понятно, почему Константин Николаевич в неё влюбился: такие огромные голубые глаза, прямой нос и хорошенький ротик редко встречаются. Блин, да я и сам был бы не прочь за ней приударить… там… в веке двадцать первом. И во взаимоотношениях великих произошли изменения, это я сужу уже по словам Софы и Николы. Княгиня перестала наезжать на князя по любому поводу, а про истерики вообще забыла. Такими темпами, глядишь, к лету она превратится в спокойную, умиротворённую красавицу. Ну… дай-то бог.