Тусклый свет лампочки больше раздражал, чем освещал камеру.

Моника сидела на нарах у одной из стен. Она то и дело ловила на себе взгляды «соседей», которым явно нечасто доводилось видеть подобное существо. Ее чешуя казалась кровавой, а фиолетовая крапинка добавляла экзотичности. А вот сама Моника выглядела раздраженной и мрачной: после такого провала удержаться от плохого настроения просто невозможно.

Рядом с ней расположился Газон — он развалился на соседних нарах. Зеленый ирокез растрепался. От нечего делать панк поплевывал в потолок. Его все еще распирало желание пошутить над ситуацией, несмотря на кровь, запекшуюся на губе, перебинтованное плечо, из которого недавно вытащили пулю, и болезненные ссадины по всей челюсти — пинок у Волка оказался увесистый. Последние полчаса он вполголоса насвистывал какую-то раздражающе бодрую мелодию, явно испытывая терпение каждого в этот сраной камере.

Джаз молчал. Он сидел в углу на низком табурете, подперев подбородок одной рукой и всем видом напоминая мраморную статую — тяжеловесную и недвижную. Вторую руку, механическую у него отняли, а унижение от проигрыша довлело непосильным грузом.

Благодаря регенерации, только он остался после истории без ранений и швов.

Однако счастья это бугаю не прибавляло.

Кроме троицы, в камере находился пестрый набор других мерзавцев. Прямо напротив Моники, закинув ноги на другую табуретку и брезгливо косясь на ее хвост, сидел мужик с щетинистым подбородком и острой нехваткой передних зубов. Он непрерывно крутил в руках пластиковую бутылку с мутной жидкостью.

Рядом с ним сидел старый крысолюд с бегающими глазами. Он постоянно повторял: «да не-е, они не так поняли. А я чего? Так я ничего…»

Еще один тип, крупный качок, только и делал, что приседал и отжимался прямо на холодном бетонном полу.

Он напоминал боксера. Может, даже сам говорил об этом — Моника не вникала.

— Вот я никак не пойму, Мони? — начал Газон. — Тебя с нами закрыли, потому что не поняли, что ты баба? Или просто решили, что на такую красотку точно никто не позарится?

— Еще одно слово — и твоя голова покатится по полу, — спокойно отозвалась она, даже не глядя на него.

— Агрессивная. Понял, молчу, — быстро ретировался он, но ухмылка с морды не пропала.

Парень отлично знал, что Моника не шутит, но привычка ерничать пересиливала даже здравый смысл. Однако Моника все еще находилась в плену мыслей о сокрушительном поражении.

— Джаз, а ты чего приуныл? — покосился зеленоволосый на товарища. — Нет, не говори. Знаю! Тебя ж девчонка уделала! — улыбка Газона растянулась от уха до уха.

Верзила поднял тяжелые веки и глухо засопел, будто бук, заметивший тореадора, который отчаянно машет красной тряпкой.

— Девчонка? По-твоему, это проблема? — оскалилась Моника. — Ты осознаешь, что нас уделала избушка на курьих ножках? — наконец озвучила она, после чего резко откинулась к стене. — Волк — чертов псих! Настоящий больной подонок! Он поперся на Челнок, зная, что проиграет. Наплевал на свою машину. И победил, сука! Теперь мы тут, а он где-то там, ходит героем! Ледоруб убьет нас…

Джаз нахмурился и медленно поднял голову, но его молчание говорило громче, чем если бы он начал громить стены.

А вот Газон прыснул и сказал:

— Знаешь, там такая машина у него была, что грех не пожертвовать. Сама в утиль просилась.

— Надо отдать ему должное, — продолжила Моника, напрочь игнорируя Газона. — Он со своим шагоходом первого поколения успел все: расстрелять Скавенжер, обездвижить и взять на абордаж Челнок, да еще умудриться не сдохнуть в процессе. Этот гад мог просто убить меня… Хоть умерла бы с честью, в бою. Но нет! Он издевается, понимаешь? Издевается над нами. Только полюбуйтесь на нас теперь: крысиная камера, парочка левых уголовников и баланда по расписанию — пожалуйста! Еще и аллергия эта дурацкая…

Аксидианка невольно почесалась.

Газон прыснул.

— Новая расцветка тебе очень идет, Мони. Честно! Ты сегодня такая оригинальная, необычная! Просто красавица!

Моника не удержалась и двинула ему хвостом наотмашь.

— Это чтоб у тебя морда тоже фиолетовая стала с обеих сторон, — пояснила она.

В это время бугай-спортсмен закончил отжиматься и поднялся.

Поигрывая мышцами подошел к хмурой фигуре Джаза.

— Эй, бычара, а чего это ты тоже не тренируешься? Че, рук не хватает? Гы-гы-гы, — он заржал над собственной шуткой.

Пока он говорил, мужик с бутылкой ссутулился, а старик-крыса чуть не упал с лавки. Они оба постарались стать незаметнее и всем видом показывали, что к этому придурку никакого отношения не имеют.

Джаз собрал в кулак пальцы живой руки, а Моника кинула взгляд через решетку на силуэт дежурного. Тот находился достаточно далеко, жрал чипсы и пялился в экран, смеялся над какой-то передачей и совсем забыл о должностных обязанностях.

Джаз медленно поднял глаза, словно пришедший в движение древний механизм. Взгляд его давил, как бетонный блок. На секунду в камере стало тихо, напряжение повисло в воздухе и готовилось разрядиться грозовым ударом. Газон заткнулся и выдал счастливую лыбу, предвкушая, что вот-вот начнется нечто увлекательное.