Он крякает и садится на пятую точку – прямо в грязь.

– Гаишников будем вызывать, болезный, али как?

– Да, я...я ж тебе, – и бежит к автомобилю, роется в бардачке.

Догадываюсь, что будет дальше, потому отворачиваюсь и медленно бреду к своей поливалке. Пуля почти неощутимо бьет в затылок. Я охаю и отскакиваю в сторону, оскальзываюсь, падаю. Снег обжигает лицо и руки, кое-как приводит в себя. Медленно поднимаюсь. Перед глазами муть, а мир вокруг кажется черно-белым. Иду, стараясь не присматриваться к обнимающему асфальт телу: не моему, ненастоящему. Остальное – неважно.

Кабина.

Сцепление.

Коробка переключения передач.

Газ в пол.

Пролетаю сквозь пробку. В бестелесном состоянии это так легко – и мне, и образу моего четырехколесного монстра. Сворачиваю в переулок, жду, пока я, машина, и робот вновь обретем плоть и кровь. Увы, но такого убийцу остановить можно либо пулей (но это не наш метод), либо жертвой. И, несмотря на то, что сейчас я бессмертен, произошедшее бьет по нервам и отравляет душу.

Я сижу молча, с закрытыми глазами, переживая жжение и боль во всем вновь формирующемся теле. Внутри противно и тоскливо, холодно.

– Не впервой, – замечает Батон.

– Да, пора бы привыкнуть, – отвечаю я.

– К этому привыкнуть невозможно, – вздыхает тот, но я не верю в сочувствие искусственного зверя. – Ладно, рабочий день не окончен, поехали...

Выруливаем на Вернадского, намертво встаем у Лужников, потом – у Нахимовского.

– Успокоился? – спрашивает Батон.

Киваю, хотя какое там, к черту, спокойствие.

Безжизненное тело водителя снегоуборочной уже закатывают в труповозку. Наверное, оттого что его никто не опознает, а у водителя белой «Тайоты» найдется высокопоставленный приятель, убийцу отпустят. Впрочем, за руль больше тот не сядет. Никогда.

После Нахимовского – просвет. Идем под полтинник. Впереди малиновый Опель – небольшой, двудверный с миловидной девушкой за рулем. Опасности нет, но ее лицо, глаза, волосы отчего-то притягивают взгляд. Кажется, смотрел бы и смотрел.

– Прохорова Алина Владимировна. Не замужем. Работает в сорок девятой горбольнице, – докладывает робот. – Водительский стаж три года. Опасностям от автомобиля не подвержена.

А я все смотрю и смотрю на нее, забывая даже о дороге.Почему? Кто бы объяснил.

– Сворачивай. Время.

К двадцати трем Гидрометцентр сообщает о полном обледенении дорожного покрытия по всему городу. Идиотов среди автолюбителей, конечно, хватает, поехали бы и по льду, но в небольшой предновогодний морозец даже новенькие «Мерседесы» и «БМВ» вдруг отказываются заводиться.

Возвращаемся. Справа со двора выруливает бежевая «Девяносто девятая», обезображенная тюнингом и тонировкой. Сквозь закрытые окна музыка грохочет так, будто колонки снаружи, а не внутри.

– Вадик Знаменский, – зевает робот, – шестнадцать лет, из них три недели за рулем, юношеский максимализм зашкаливает. На дороге косплеит последнюю сволочь, думает, будто это круто. Едет до дома от другана Григория.

– А мы его и не тронем, – отвечаю я, – у него будущее неясное, возможно, исправится.

– Ага, – соглашается Батон.

На светофоре притормаживаю, «Девяносто девятая» обходит справа и частично заруливает на мою полосу.

– Стервец.

– Нет, наказывать не будем, поучим немного, – решаю я.

Зеленый.

Сцепление.

Передача.

Газ в пол.

Сдаю левее, прохожу «жигуленку» и утапливаю до ста шестидесяти за три с половиной секунды.

– Молодца, – вздыхает робот, – ничему жизнь тебя не учит.

***

В контору добираюсь за полчаса до Нового года. Батон выпрыгивает из кабины и несется домой, а я долго сижу в машине, поглаживая кожаный руль.

В кабине уютно. Наверное, сказывается усталость, а, может, просто ночь: черное небо, фонари и живущий своею жизнью город. Я с детства люблю вглядываться в зажженные окна. Не подглядывать, нет! Просто, кажется, именно там, где свет, обязательно тепло и ждут только меня.

Грустно? Скорее, печально. Подходит к концу очередной год заточения между жизнью и смертью. Сейчас я выйду из машины, немного пройду по скользкой дорожке до подъезда, войду в переделанную под офис квартиру на первом этаже, открою дверь, и Батон произнесет мурчащим голосом с неподражаемой улыбкой кэроловского чешира:

– А вот и он, наш герой дня! Просим-просим...

Начальство предложит подписать очередной контракт, а потом будет праздник. Вовсе не какой-нибудь дурацкий корпоратив, а тихий, душевный вечер друзей средь свечей и бокалов самого лучшего шампанского.

Выхожу из машины, иду к старому пятиэтажному зданию, вхожу. Берусь за ручку двери...

– Ветрило в Германии достиг тридцати метров, во Франции уже двухметровые сугробы, Англию вообще, наверное, смыло, и только у нас в России хорошо. А хотя бы потому, что в Москве снега не было с середины декабря, когда грянула неожиданная оттепель, а какой же Новый год без снега?