— П-понятно, — побледнев, пробормотал директор.

— А если понятно — тогда вон из кадра! — рявкнул я, и, прижав наушник, обратился к Корфу. — Что там у нас?

— Все по плану. Вторая группа на подходе к Петропавловке, я готов переключить трансляцию.

— Отлично. Тогда, пожалуй, начнем. Господа, — обратился я к техникам. — Вы, кажется, собирались вывести в эфир эту милую барышню? Прошу, возвращайтесь к работе. Вот только даму в кадре я, с вашего позволения, заменю.

Ошарашенные техники несколько мгновений лишь хлопали глазами, но потом все же засуетились. Пару минут клацали переключателями и стучали клавишами, а потом один из них поднял голову и хриплым от волнения голосом проговорил:

— Готово.

— Отлично, — кивнул я. — Ваше величество, прошу сюда. Я жестом указал на место перед камерой. Елизавета кивнула, и, гордо вскинув голову, прошествовала в кадр.

— Запускай, — кивнул я технику.

от вздохнул, нажал какой-то переключатель, и подняв голову, заговорил уже ровным и даже почти сонным голосом: видимо, привычные действия помогли ему успокоиться.

— До выхода в эфир пять… четыре… три… два… В эфире!

Я ободряюще кивнул Елизавете, она тряхнула головой, поправляя сбившийся локон, и, улыбнувшись, взглянула прямо в камеру.

А я сделал шаг назад, скрестил на груди руки и облокотился на стену, наблюдая за выступлением, которому суждено стать по-настоящему историческим событием вне зависимости от достигнутого результата… Впрочем, я был склонен рассчитывать на положительный.

Инача зачем мы вообще все это затевали?

— Граждане Российской Империи, — начала Елизавета тихим, но решительным голосом, глядя прямо в камеру.

Ее ангельское личико, обрамленное локонами светлых волос, резко контрастировало с штурмовым комбинезоном и армейской разгрузкой — но так получилось даже лучше. Сразу было видно: в кадре не кисейная барышня, которая не может надеть платье без десятка фрейлин, а человек действия.

Эх, нужно было ей еще кобуру на пояс нацепить — тогда бы электорат вообще лег в экстазе… Впрочем, и так хорошо. Особенно учитывая, что вышло это можно сказать случайно, без гримеров, костюмеров и политтехнологов. Племянница выглядела настоящей — и ей хотелось верить.

— Граждане Российской Империи! — повторила Елизавета уже тверже. — Сегодня я обращаюсь к вам не как символ, не как воспоминание из прошлого и не как инструмент политической игры. Я обращаюсь как человек. Как наследница. Как дочь.

— Государыня. Наша…

Я так и не понял, ерничает Поплавский — или в кои то веки говорит серьезно. Камбулат, видимо, сообразил — и без лишних разговоров зарядил товарищу локтем в бок.

— Меня зовут Елизавета Александровна Романова. Я — дочь Императора. И я — единственная, кто остался в живых после трагедии, которая унесла жизнь отца и всей моей семьи.

— Аудитория — двадцать миллионов человек и растет, — прошелестел в наушнике голос Корфа.

Я улыбнулся. Ну еще бы! В прайм-тайм вышли. Люди собирались смотреть вечерние новости, а получили… Нечто гораздо более интересное. И судьбоносное.

— Те, кто сегодня именует себя вашими покровителями, строят свою власть на крови. Они не избраны. Они не защищают народ. Они сеют хаос и разрушение, — Елизавета сделала эффектную паузу и продолжила: — Они убили моего отца. Они пытались убить меня. И все это время мне приходилось молчать. Я скрывалась. Я ждала, что правда сама найдет дорогу к свету. Но сегодня я понимаю: пришла пора говорить!

Голос Елизаветы зазвенел, наливаясь силой Дара, а глаза сверкнули. Даже мне на какой-то миг стало не по себе. Сложно было даже представить, что ощущали те, кто смотрит на нее с той стороны камеры.

— Я — законный наследник престола Российской Империи. Я не прошу вашего признания. Я заявляю свое право. Я вернулась не за местью. Я вернулась за правдой. За справедливостью. За будущим, которое снова принадлежит нам!

— Сорок миллионов, трансляцию рестримят зарубежные каналы. Сорок четыре!

В голосе Корфа читался плохо скрываемый восторг. Еще бы! Оказаться причастным к событию такого масштаба… Я уже бывал в самом центре подобного, но даже у меня то и дело пробегал мороз по коже. А Елизавета, тем временем, продолжала.

— Вы уже слышали тех, кто называет себя «временными спасителями». Кто говорит, что страна устала от тревог и ищет стабильности. Кто изображает скромность, стоя по колено в крови, и обещает вам реформы, сохраняя у власти старую ложь. Они говорят: Мы не политики, мы — опыт. Я отвечаю: Вы — прошлое. Я — будущее! — Елизавета тряхнула головой, рассыпая по плечам светлые локоны. — Они говорят: Всё должно решаться тихо, за закрытыми дверями, совещаниями и компромиссами. А я говорю: Пора открыть эти двери. И впустить в страну воздух! Они спрашивают, готова ли Россия стать частью европейского сообщества, но забывают задать главный вопрос: Готова ли Россия снова стать собо?