Оказывается, речь в беседах с исчезнувшими шла о том, чтобы они принесли хотя бы какую-то символическую сумму в счет долга. И, мол, тогда договор займа будет пересмотрен в сторону продления и уменьшения обязательных ежемесячных платежей. Только сделать это нужно было немедленно, иначе их банкротство придадут огласке вместе с компроматом, который против них имелся. А все они, надо сказать, оказались людьми порочными. Потому они сами пришли по одному туда, куда им указали. И больше их никто не видел.

— Где эти встречи проходили? — спросил я.

— В старой часовне розенкрейцеров на окраине города возле кладбища… — голос Зденека едва слышался, но он продолжал:

— Там устраивают собрания те, кто недоволен новой властью.

— И кто они? Те самые из клуба магнатов?

— Не только магнаты. У них есть много сторонников среди простых горожан. Эти там и собираются, якобы на церковные службы. Но, на самом деле, службы их посвящены дьяволу. Все они возмущены убийством императора Франца и провозглашением Великой Моравии.

И я понял, что в Здешове существует не только политическая оппозиционная партия, состоящая из недовольных магнатов клуба графини Радомилы, но и некая секта сатанистов, на которую эта оппозиция опирается. Сам Зденек, с его слов, не имел ни малейшего понятия, куда подевались пропавшие. Но, он слышал на очередном вечере в Клубе магнатов разговор, из которого следовало, что графиня и нотариус собирались ликвидировать графа Йозефа и барона Томаша. Но Зденек ничего конкретного про этот заговор не знал. Если можно было ему верить, то его в это пока не посвящали.

В этот момент я почувствовал, что дело принимает весьма опасный оборот. Я записал показания, и пообещал, что сделаю все возможное, чтобы защитить Зденека, как важного свидетеля. После чего мы с майором и с другими нашими людьми выехали верхом к старой часовне. По словам Зденека, там как раз должна была проводиться очередная служба. И Зденек не обманул. Несмотря на позднее время, внутри горел свет. Здание часовни с круглыми окнами-розочками наверху и со стрельчатыми арками узких оконных проемов с разноцветными витражными стеклами понизу, казалось мрачным на фоне кладбища.

Мы приехали вовремя, попав на собрание сектантов. Внутри играл орган, под его аккомпанемент хор пел гимны, и голос проповедника что-то вещал в паузах между музыкальными этюдами. До нас донеслись слова:

— … Так помолимся, братья, за убиенного императора Франца и поклянемся отомстить за него…

Подобравшись к высокому и узкому стрельчатому окну, забранному витражом, из которого от времени выкрошились отдельные фрагменты, мы заглянули внутрь. Собрание в часовне напоминало нечто потустороннее. Мрачные тени плясали по стенам, отбрасываемые светом многочисленных свечей, а воздух был пропитан атмосферой тайны и страха, которую еще больше усиливало то обстоятельство, что все присутствующие скрывали свои лица под черными плащами с просторными капюшонами. Я обменялся взглядами с майором и нашими людьми. Все мы понимали, что попали в самую гущу заговора, который мог изменить судьбы не только графа Йозефа и барона Томаша, но и всех нас.

Мы осторожно обошли часовню кругом, приблизившись к двери, возле которой стояли две мрачные фигуры привратников, охраняющих вход. На них были точно такие же плащи с капюшонами, как и на сидящих внутри. И это сыграло нам на руку. Быстро нейтрализовав их и оглушив, мы с майором накинули объемные черные плащи на себя. Высокие входные двери оказались не заперты. И мы без труда проникли внутрь часовни, стараясь не привлекать внимания.

Впрочем, в этот момент как раз все участники собрания были поглощены действом в алтаре. Звуки хора становились все громче, а проповедник с лицом, затененным капюшоном, по-прежнему произносил слова, полные ненависти и призывов к мести. Я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом — эти люди явно были фанатиками, готовыми на все ради своей цели. Но помощь, которую мы вызвали заранее, прежде, чем отправиться к часовне, не опоздала. Два взвода городской стражи, подчинявшиеся майору Леонарду Моравскому, начали оцеплять здание по периметру, чтобы никого не упустить.

Время приближалось к полуночи, и внезапно проповедник поднял руку, призывая к тишине. Его голос стал громче, когда он произнес:

— Мы не можем больше ждать! Время пришло! Наша месть должна быть беспощадной! И потому мы начнем с того, что принесем в жертву первого агнца в эту полночь!

Толпа зашумела, и я почувствовал, как напряжение в воздухе нарастает. Двое в плащах с капюшонами выволокли из-за колонн какого-то мужчину со связанными руками. Он озирался по сторонам, словно затравленный зверь и что-то кричал, но громкие звуки органа заглушали его крики. Когда несчастного подтащили к алтарю, и свет от свечей упал на его лицо, я узнал одного из пропавших штабных офицеров. В этот момент в руках проповедника сверкнул ритуальный кинжал. А я выхватил пистолет из-под плаща и выстрелил, целясь в пастора этой черной мессы. Пастор упал, а мой выстрел послужил сигналом. Сразу после него раздался громкий треск — двери распахнулась настежь, и в часовню ворвались наши люди с самим Леонардом Моравским во главе, который закричал:

— Мы здесь, чтобы остановить вас! Часовня окружена войсками! Сопротивление бесполезно! Никто не уйдет отсюда, пока не будет раскрыта правда о ваших преступлениях!

Для сектантов все это явилось полной неожиданностью. Гибель проповедника и появление солдат деморализовали их. Потому сопротивляться никто не рискнул. Когда я сдернул капюшон с лица человека, которому моя пуля пробила сердце, то с удивлением обнаружил знакомое лицо. То был Збышек Полянски, которого графиня Радомила представила мне, как доктора. Хотя к нам в госпиталь этот «доктор» ни разу не заходил и среди городских целителей был неизвестен. Возможно, он был доктором какой-нибудь теологии или теософии, раз проповедовал сатанизм с человеческими жертвоприношениями? Это еще предстояло выяснить.