Шрифт:
На руку сыграла бритвенная острота когтей Морока, он будто скальпелем полоснул. Точнее — четырьмя сразу. Как швы наложу — края разрезов сойдутся легко, это не рваные дырки, как у меня в руке. Сметане с ними придётся повозиться.
Так, ладно…
Достав зажигалку, я прошёлся по ножницам пламенем. Огонь будет понадёжнее перекиси, только вот нитки им обработать не выйдет.
— А ты чего там резать собрался? — забеспокоился Илья.
— Ничего. Но щас будет больно.
Я быстро обтёр ножницы свежей ваткой с хлоргексидином, обернул вокруг изогнутого носика новую…
— Стой, дядь, я не гото… О-о-о-о-о!
…и полез проверять, нет ли в верхнем разрезе чего постороннего. Если оставим — будут воспаление, гной — и совершенно точно не будет ничего хорошего.
— Норм, тут чисто. Сейчас глянем следующую.
— Вот же га… А-а-а-а-а!
Стыдно признаться, но от его писклявых криков было смешно. Ну, так — самую чуточку. Вида я, впрочем, не подал. И почувствовал себя мудаком. Главное, не представлять, что я делаю операцию Микки Маусу…
Ну вот, я уже представил.
— Ты чего улыбаешься, а? — прошипел Илья. На его бледном лице крупными каплями выступил пот. Так, ещё не хватало, чтобы раненый бок вспотел.
— Олег, дай бинт.
Подвяжу вокруг торса над раной — так хотя бы сверху ничего не побежит, впитается. Вопрос Ильи я нагло заигнорил, буркнув:
— Сейчас, хлоргексидином напоследок обработаю — и всё. Терпи, казак, атаманом будешь.
— Ну вот, старпёрские присказки пошли. Ты в свои шестьдесят два хоть видишь, чем занимаешься? А то вдруг у тебя катаракта или там деменция…
Ему, похоже, сейчас вообще не важно было, что говорить — лишь бы хоть немного отвлечься.
— Полегче, школота, я ведь дикий провинциальный зуммер. У нас вообще самое страшное поколение. Миллениалы и бумеры нас ненавидели. Ну там — клиповое мышление, танцы в тик-ток, «Фортнайт», феминитивы… Полегче, в общем, с нами шутки плохи.
— Напишешь в Твиттере, как пострадал от моего эйджизма? Окей, зуммер.
Я усмехнулся:
— Ладно, победил. Пока мои сверстники развлекались в интернете и придумывали новые способы оскорбиться от угнетения, я воевал. Я даже не знаю, что такое эйджизм.
— А я от мамы нахватался, — Илья улыбнулся неожиданно тепло. — Могу ещё за газлайтинг и бодишейминг рассказать.
— Тебе сейчас будет малость не до того, Илюх. Может, палочку в зубах зажмёшь?
— А как мне тогда материться?
— Обосновано. Логично. Уважаемо, — я протёр спиртом руки, пинцетом вытащил из кружки с перекисью кривую хирургическую иглу, дал ей примагнититься к кончикам ножниц — и подставил под пламя зажигалки.
— Ладно, народ, слушаем меня внимательно. Вы уже увидели, как мир изменился. Вы этому новому миру уже дали бой. Но, если думаете, что всё плохое позади, и теперь можно расслабиться — сдохните, — жёстко произнёс я.
Отряду студентов придётся привыкать к новой жизни, если они не хотят стать кормом для зомби или изменённых животных.
— Каждый день теперь будет борьбой за существование. Я хочу, чтобы вы запомнили, каково это — когда вы выбиваете смерти зубы и смотрите, как она ползёт зализывать раны. Потому что, если хотите жить — придётся работать над собой, трудиться, как проклятым — и раз за разом выбивать костлявой зубы. Потому что в отличии от нас она вечна.
Все притихли.
Что сказать, голос у меня поставленный, воодушевляющие речи перед бойцами толкать не впервой. Пафос, конечно, лютый, но он тем и хорош, что работает.
— Я хочу, чтобы вы умели выживать. Я вас этому научу. И начнём мы с наложения швов. Что в идеале надо прокипятить инструменты уже осознали? Тогда идём дальше.
Я протёр ваткой с перекисью от нагара иглу, взял в руку, а пинцетом поймал кончик нити в перекиси водорода.
— Никит, — подала голос Сметана. — Ей бы, по хорошему, ещё час-полтора поотмокать. Перекись не такая уж и сильная, кучу живности не сможет убить. Это… — она смутилась. — Это не значит, что я предлагаю ждать. Просто — предупредила на будущее. На всякий случай.
Я просто кивнул. Глядя то на нить, то на игольное ушко, буркнул:
— Толстовата. Еле пролезет.
— Я почти возбудился, — пропищал Илья. — Можно описывать ещё сексуальнее?
Взгляд у него был совсем диким. М-да, переволновался парень.
— В два нить не складываем, швы так не накладываются, — я продел нитку в ушко. — Нить должна быть раза в три-четыре длиннее общей длины раны. Но, есть нюанс — тут глубина раны около сантиметра, если сшивать только кожу — во-первых, останется пустота, которую забьёт кровью, сукровицей, там обязательно что-нибудь воспалится… Короче, ничего хорошего не будет. Во-вторых, так давление на шов будет слишком большое. Кожа на боку тем более постоянно натягивается при движениях. В общем, нить должна быть не слишком короткой, не жадничайте.