— Сиди, Лен, — строго бросил я, осматривая укушенную руку. — Сейчас сам подойду, поможешь с перевязкой.

— Ладно, — буркнула она, надув губы. Это смотрелось бы мило, если бы не уделанное в крови лицо и общая адовая атмосфера нашей стоянки: труп монстра, затухающий огонь полукругом и живописно разбросанная одежда в алых пятнах. — Я вообще в шоке. Ты как на ногах ещё стоишь?

— Да как-то вот, знаешь, с детства тренировался. Сначала, значит, по стеночке-по стеночке…

Говорил я только для того, чтобы отвлечь этих троих от невесёлых мыслей. Голову занимал укус на предплечье. Мне, пожалуй, ещё повезло: и кости волчара не раздробил, и вены не задел. В остальном же…

В остальном — всё паршиво. Зубы оставили глубокие рваные раны, которые кровить могут ещё очень и очень долго. По хорошему, надо зашивать, так что пора доставать из аптечки тяжёлую артиллерию, которую до этого я берёг. На нас с Ильёй точно хватит, а вот на будущее останется маловато.

Мерзопакостные раны, мне даже морок своими когтями меньше подгадил.Чую — укус ещё и воспалится. Будто мне плеч мало…

— Шенг, достань воду, помоги умыться.

— Да, дядь Никит.

Царапины на лице и торсе хотя бы больше не кровили. Я отмылся по пояс с хозяйственным мылом, убив на это две полторашки воды. Бросил взгляд на Сметану: она вяло жевала батончик. Не прошли ни испарина, ни бледность, но хотя бы тремор рук пропал.

— Как ты?

— Живот скоро лопнет. Лучше скажи, как ты сам?

— Вот поможешь мне сейчас — буду хорошо.

Я подцепил с земли аптечку, уверенно залез в одно из отделений и достал порошок-гемостатик в мягкой упаковке. Мне хватит одной такой, надеюсь. А Илья… Скоро посмотрим, как там его раны.

Если повязка и давление — а он всё ещё прижимал к боку кофту — не помогут, придётся тоже останавливать кровотечение гемостатиком. Пока не образуется кровяной сгусток, закрывающий сосуды, накладывать швы нельзя.

— Лена, руки дрожат ещё?

— Нет. Кажется, меня отпускает.

— Температура прошла? Прилив энергии, может, чувствуешь?

Она только тряхнула головой:

— Слабость, жар — всё осталось. Но тело не ломит, в груди не горит. И голод уже не такой страшный.

Чёрт… По времени эссенции уже должны усвоиться. Значит, либо яд замедлил процесс, либо выносливость реально подросла, а самочувствие девушки такое исключительно из-за яда.

Ладно, главное пока — прошёл тремор. В бою Сметана не успела проявить себя перед Системой, да и вряд ли сумеет, если ей не полегчает.

Только вот — слов о том, что «проявлять себя» нужно исключительно в бою, в условиях задания не было. Я сейчас тычу пальцем в небо, конечно, но таланты у всех людей разные.

Так почему бы Системе не зачислить в достижения девушки то, что она весь день обрабатывает раны. Ещё и — превозмогая собственное тяжёлое состояние. По-моему, это отличное проявление что характера, что специфичных умений. Первую помощь оказать способен далеко не каждый.

Прав ли я — это мы узнаем завтра.

— Ладно, Лен. Отмой руки спиртом, подвяжи волосы, если есть чем. Починим мне немного руку и будем штопать Илью.

— Дядь Никит, — парень впервые подал голос. — Без этого никак, да? Честно говорю: я буду материться и визжать, как сучка. Если перейду на ультразвук — значит, надо притормозить.

Илья — грязный и чертовски бледный — попытался улыбнуться, но попытка вышла слабой.

— Ещё посмотрим, надо ли, я рану не видел. Но хороших новостей у меня нет. Во-первых, местного обезболивающего нема. Сам не брал, смысла не видел. По вашим аптечкам лидокаинчику не нашёл. Во-вторых… Даже если ты будешь орать очень сильно, я не остановлюсь. Главное, не дёргайся. А так — хоть Сатану на латыни призывай, лишь бы тебе легче было.

Что паршиво — не брал я ещё и такие нужные сейчас штуки, как хирургическая нить и иглодержатель. Спасибо хоть, хирургические игла, пинцет и ножницы всегда с собой.

Есть отличная прочная нейлоновая нить. У неё один большой недостаток — она нифига не стерильная. Ладно, пара мыслишек по этому поводу есть.

— Дядь Никит, — пискляво выдавил Илья. — Ну и мудак же ты. Эт… Со всем уважением, короче.

Я хмыкнул:

— Ну вот, ты уже узнал меня поближе. Чувствую, это первый шаг к плодотворному сотрудничеству.

Лена как раз отмыла руки. Чтобы не терять время, я подозвал Шенга и дал ему нож.

— Это для того, о чём я думаю?

— Угу. Вскрой крюкача, чего тянуть-то? Он всё равно уже истлевать начал. Разрезаешь горизонтально под рёбрами и шаришь в грудине, на месте сердца. Там будут стекляшки в форме слёз — выгребай все.

Шенг кивнул. В нём явно сейчас яростно сражались нетерпение и брезгливость. Первое победило, и он двинул к трупу.

Я подсел к Сметане. Выложил всё нужное, параллельно поясняя: