— Что вы имеете в виду, Лео?

— Ну, возможно, вам удастся принять факты такими, какие они есть, и по-прежнему оставаться рядом с Риверой; возможно, чтобы вернуть душевный покой и вновь собраться с силами, вы сумеете направить и вашу ревность, которая мне понятна, на благо творчества…

Фрида хотела было возразить, но врач жестом велел ей молчать.

— Ничего не говорите сейчас. Просто подумайте, о большем я не прошу. И пожалуйста, поверьте мне, я осмелился давать вам советы лишь по одной причине: вы мне небезразличны, Фрида. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Я хочу, чтобы у вас хватало сил и здоровья на творчество. Вы не имеете права предавать свой талант. Вам следует сделать все возможное, чтобы он раскрылся в полной мере.

Когда доктор ушел, Фрида, лежа в постели, попыталась представить свое будущее. Все, чем она хотела заниматься, это рисовать. Живопись была для нее куском хлеба и глотком воздуха. Но для творчества ей нужны силы и душевное равновесие, которое она может обрести лишь рядом с Диего. Еще одного расставания с ним она не переживет. И об этом только что говорил Лео. Как хорошо доктор ее изучил! Да, она должна снова впустить Диего в свою жизнь, должна изменить отношение к нему. Кроме того, рядом с Диего она обретет напряженные эмоции, из которых черпает силы для новых картин. Чем дольше Фрида размышляла, тем более правильным ей казалось возвращение к Ривере. Даже если она ничего не нарисует, она сможет видеться с Диего как с лучшим другом, каким он и был до отъезда в Сан-Франциско.

На мгновение Фрида закрыла глаза, чтобы представить себе будущее. Но чтобы все получилось, нужно выработать правильное отношение к изменам Диего. Сможет ли она принимать их как должное, без горечи? Не лягут ли они тяжелым грузом на ее творчество? «Да, — решила она, — я справлюсь. Как справилась несколько лет назад».

Но потом перед глазами вновь возникла сцена с Кристиной. А вдруг нечто подобное повторится? Выдержит ли она? Где ей взять новые силы? Болезнь прогрессировала, и Фрида чувствовала, что времени осталось совсем немного. «Нет, я не выдержу, больше не выдержу», — печально подумала она.

Снова и снова прокручивала Фрида у себя в голове предложение Лео. В иные моменты оно казалось ей разумным и вполне реалистичным. Но потом ее пугала собственная беспечность. Лишь одно она знала наверняка: ей надо держать себя в руках. Поведение Диего больше не заставит ее отказаться от самой себя. Она с ужасом вспомнила, как остригла волосы после развода. Такого не должно повториться, иначе она потеряет себя. Но она справится. Творчество останется лучшей защитой от травм, которые Диего ей нанес и еще может нанести. Ей придется рисовать. Воссоединение с мужем вдохнет в нее новые силы, но только благодаря живописи Фрида сумеет выжить.

Осторожно, еле слышно Диего постучался в ее дверь. Он был подавлен, осунулся и еле переставлял ноги.

— Ты выглядишь гораздо свежее, чем несколько дней назад, когда только приехала, — заметил он. — Я волновался.

— Лео хорошо обо мне заботится.

— Он говорил с тобой? — спросил Ривера и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Фрида, мне плохо без тебя. Развод был ошибкой. Не только из-за твоих страданий, которые я не могу себе простить. — Он обхватил голову руками. — Я тоже страдаю. Как побитый пес, если хочешь знать. Ты нужна мне не меньше, чем я тебе. Разлука не принесла нам никакой пользы.

— О, Диего, мы можем сколько угодно ссориться, но я всегда буду твоим другом. Я никогда не причиню тебе вреда, даже ради спасения собственной жизни.

Он взял ее ладони в свои.

— Фрида, ты станешь моей женой? Давай снова поженимся. Давай исправим нашу ошибку. Я люблю тебя. И никогда не переставал любить.

Странное видение мелькнуло в голове у Фриды: вот она снова подходит к картине с терновым ожерельем и видит, что в портрете не хватает одной детали — длинных волос. Тогда она заплетает отрезанные волосы в косы и прикрепляет их на манер шиньона. Теперь она снова женщина: она вернула себе утраченную целостность.

— Фрида? Ты молчишь?

— Я думаю над новой картиной, — ответила она, сжав его руки.

«В знак сердечной дружбы и признательности я рада пригласить вас на мою скромную выставку». Рука Фриды дрогнула, когда она выводила свое имя под текстом. Она убила несколько часов, собственноручно нанося эти слова на разноцветные карточки, которые затем засовывала в конверты и перевязывала цветными шерстяными нитями, отчего они напоминали маленькую посылку. Она несколько раз сжала и разжала пальцы, а затем снова склонилась над карточкой, чтобы написать очередное приглашение, но слишком сильно нажала на перо и поставила кляксу. Издав недовольный вопль, она скомкала карточку и вытащила из стопки новую.

Несколько недель назад к ней заходила давняя подруга Лола Альварес Браво. Сначала они посмеялись, вспоминая времена, когда вместе учились в Препаратории, и вечеринки у Тины Модотти, а потом Лола предложила Фриде выставить картины в ее галерее.

— В конце концов, твоя картина висит в Лувре, ты выставлялась в Нью-Йорке, мексиканцы тоже должны увидеть твои работы.

Фрида не могла поверить своему счастью. Ее творчество за всю жизнь, от самых ранних портретов до последних работ, в основном натюрмортов, будет выставляться на родине. И разумеется, соотечественники увидят самые важные ее полотна, повествующие о травмах и разочарованиях в ее жизни.