Шрифт:
— Эрнест, мне нужно забыть некоторые вещи, — Клер смотрела на него, а он боялся, что тронется рассудком, выбирая между да и нет. Долг, страсть и вдруг зародившаяся в груди ревность рвали его душу на части.
— Я люблю тебя, — сказал он, опускаясь к ее ногам и сжимая в ладонях ее тонкую руку, прижимаясь к ней лбом, — я так люблю тебя... И поэтому я не могу принять такой дар.
Клер замерла, отстраняясь. Когда он поднял на нее глаза, лицо ее уже приняло обычное бесстрастное выражение. Она оправила на себе янтарные бусы, которые он и до этого видел на ней много раз, провела рукой по растрепавшимся волосам. Очарование мгновения исчезло. Клер встала, оправила платье. Черные глаза ее смотрели строго.
— Эрнест Михайлович, я бы хотела что-нибудь поесть, если вы не возражаете. Я как раз искала кофейню, когда встретила вас.
Эрнест поднялся, безумно жалея о собственной глупости. Больше не было той страстной Клер, что ласкала его и чье дыхание срывалось от его поцелуев. Увидит ли он еще когда-либо ту, другую, Клер? Не собранную, сдержанную красавицу, а его возлюбленную, предлагающую ему свою любовь в обмен на отказ от условностей. Мог ли он на один миг отказаться от них?
— Клара..., — он облизал пересохшие губы и попытался успокоиться, — Клара...
Она склонила голову на бок, потом усмехнулась.
— Эрнест Михайлович, — так мы пойдем обедать?
Он поднял с полу одежду, но руки не слушались. Сначала он не попадал в рукава, потом не мог застегнуть пуговицы. Клер подошла к нему, и помогла застегнутся, потом подала пальто.
— Клара, — он притянул ее к себе, сжал в объятьях, но Клер вырвалась и отошла на безопасное расстояние.
— Счастье, Эрнест Михайлович, — это миг. Если миг упустить, то и счастье не вернется.
Она накинула вуаль, накидку, и быстро вышла из дома на холод и ветер. Интересно, когда же следующий поезд на Гельсенгфорт? Оставаться с Эрнестом Ланиным ей было невыносимо.
...
— Клара, я хочу знать, что произошло, — Эрнест практически бежал за ней, а Клер шла по дороге быстрым шагом, не желая говорить с ним.
— Я думаю, что мне больше не нужна ваша помощь, Эрнест Михайлович.
— А я вижу, что нужна.
— Нет, спасибо.
— Клара, — он наконец-то нагнал ее и просунул ее руку под свой локоть, — Клара, не откажите пообедать со мной.
Она обернулась, и губы ее вдруг дрогнули в усмешке, а потом она и вовсе рассмеялась, став вдруг невероятно красивой и очень юной.
— Вы знаете, как добиться расположения женщины, Эрнест Михайлович!
Они дошли до большого ресторана, и Эрнест заказал ложу, где оба разместились друг напротив друга, скрытые занавесом от посторонних глаз.
Сделав заказ, Эрнест взял ее руку в свои и сжал, не давая Клер вырваться.
— Клара, простите меня, если вы на меня сердитесь.
Она отвела глаза.
— Это вы простите меня, — Клер все же вырвала руку и закрыла лицо руками, — я была уверена, что вы любите меня, и что... Да что говорить, простите, что я взбаламутила вас. Я завтра утром уеду. Разрешите только переночевать в вашем домике.
— Вы можете быть абсолютно уверены в моих чувствах к вам, Клер. И я очень хочу вам помочь. И, конечно же, я не отпущу вас никуда одну. Прошу вас, расскажите, что заставило вас бежать от отца.
Клер подняла на него глаза, одновременно смущаясь и любуясь его классической красотой.
— Я даже не знаю, как рассказывать вам такое. Я не знаю, что происходит, и поэтому в растерянности.
— Тогда расскажите по порядку.
Клер помолчала, собираясь с мыслями. Ей очень нужен был союзник. Она готова была на все, чтобы только он не ушел, но не была уверена, что он не бросит ее после ее рассказа. Она с трудом подбирала слова, но решила быть честной до конца, поэтому рассказала ему все, что могла вспомнить, с того дня, когда Патов сделал ей предложение в зимнем саду и до момента ее прибытия в Выборг.
Эрнест слушал очень внимательно, то краснея, то бледнея. Пару раз он вскакивал, и ходил по их ложе. Под конец на него жалко было смотреть, но он сдерживал свои чувства из уважения к сидящей напротив женщине. Боясь, что она снова исчезнет, он молча выслушал рассказ о ее грехопадении, ее попытке выйти замуж за Кузьму, ее поцелуе с Патовым.
— Я очень рад, что вы приехали именно ко мне, — сказал он наконец, когда Клер замолчала и сидела, глядя в пол и сжимая на коленях дрожащие руки.