— Только вы не пугайтесь, Клара Ивановна, — прошептала та, подходя к двери, — он ужасно исхудал, и кости одни остались!

— Не испугаюсь, — сжала губы Клер.

Ирина Геннадиевна подавила плач:

— Не чисто дело, чует мое сердце, — проговорила она, — истинно скажу я вам, не ладно здесь…

— Что вы имеете в виду?

— Чертовщина! – прошептала та, косясь на доктора, — я священника пригласить хотела, да эти светила науки не пустили! Да и сам посмеялся только. А я говорю – черти! Не бывает так, чтобы здоровый человек за две недели в труп живой превратился!

— Прекратите, Ирина Геннадиевна! Вы же знаете, что все это полная чушь!

— Эх, девочка, ничего теперь не понимают люди. И вас обучили тому же…

С этими словами экономка исчезла за дверью, чтобы через минуту появиться и пригласить Клер войти.

В комнате стоял полумрак. Горела только лампа на ночном столике, да одинокая свеча стояла на окне (от нечистой силы, — подумала Клер, оценив заботу Ирины Геннадиевны).

На кровати, среди мехов и пуховых одеял бледно маячило незнакомое лицо. Клер остановилась, не понимая, кто это. Потом до нее постепенно дошло, что Кузьма Антонович оброс бородой, а усы подстриг, так, что они больше не топорщились совершенно по-гусарски, как прежде.

— Кузьма! – позвала она, и глаза больного остановились на ней, — Кузя! Мне позволили наконец-то тебя навестить.

Пахло какой-то настойкой и миррой (опять происки экономки?). Клер подошла вплотную к кровати и села на стоящий рядом стул. Кто-то из медиков, совсем молодой мальчик, уставился на нее из дальнего угла комнаты.

— Кузя, я так соскучилась без тебя! Когда же ты поправишься?

И тут же поняла, что никогда, с ужасом гоня от себя эту мысль. Никогда. Это был не Кузьма Антонович, а его далекое исхудалое подобие с погасшей искрой насмешки в глазах.

— Рад видеть вас, Клара.

Она вспомнила, что он всегда называл ее по-русски. Толи привык, толи делал это в пику мадам Элен. Может быть, еще не все потеряно?

— Меня к вам не пускали. Говорили, что вы больны чем-то сильно заразным. А теперь говорят, что вы просто ленитесь встать, — она ободряюще улыбнулась.

— Что-то в этом роде, — усмехнулся он. Голос звучал как-то тускло, будто слова ему приходилось выдавливать из себя по капле. Но чувство юмора не оставило его, и в этом для Клер таилась надежда.

— Тогда перестаньте лениться. Может, поедем в ваше Острово? Там воздух, лес, лень пройдет сама собой.

— Да, эти ученые мужи тоже сначала так считали.

— А теперь?

— А теперь меня надо нести на носилках до кареты. Я ослаб, Клара, и ничего делать просто не могу. Даже разговаривать.

— Извините.

— Не стоит. Вы порадовали меня.

— И чем же вы обычно занимаетесь?

Он скривил рот в усмешке:

— Лежу, ничего не делаю. Сначала читать пытался, теперь вот и то лень. Вас ждал все. Дождался.

— Кузенька, так же нельзя!

Он закрыл на секунду глаза.

— Клара, врачи не врут. Я ничем не болен, и вместе с тем эта слабость... Сила ушла из меня. Снятся кошмары, а в них я вижу разверстую могилу. И ваш шарф, повязанный на шее мертвеца.

— Господи, да вам точно нужен священник! Может пригласить его, пусть освятит комнату, исповедует вас?

— Не паникуйте, Клер. Я еще не собираюсь туда. Священник мне не нужен.

— Но что это за сны?

Глаза его вдруг засветились странный блеском.

— Кошмары. Разные. Про тебя много. Поэтому я все больше не сплю. Лежу так, думаю о тебе.

Клер улыбнулась.

— Вот и хорошо. Думайте обо мне. Мы скоро поженимся, Кузя. Я решила, что все должно случиться как можно скорее. Надоело мне ждать неизвестно чего. Поправляйтесь, поедем в Острово. Там и поженимся без всяких приемов и балов.

— Не думаю, что все это возможно.

— Почему же?

— Нет этого будущего.

— Кузя, не смейте так говорить! – рассердилась она.

— Могила, она меня ждет… Да и тебя.

— Прекрати! Кого она не ждет? Все там будем!

— Но мы – скоро. Я, потом ты. Очень скоро.

— Ты, кажется, и впрямь болен!

Он усмехнулся, но лицо его тут же смягчилось, а из-под груды одеял появилась его рука, которой он сжал руку Клер. Холодная, просто ледяная рука.

— Помни, что я всегда любил тебя. И всегда буду. И что бы ни случилось, знай, что я не причиню тебе вреда. Что бы ни случилось!

Она высвободила руку, отстранилась. Ее всю трясло, в глазах стояли слезы. Молодой врач кинулся вдруг к Кузьме Антоновичу, схватил его за запястье.