Дорогие наши подруги

Аннотация

Что может быть в жизни отраднее встречи с хорошим, интересным человеком! Иной раз встреча эта и непродолжительна, а в памяти, в сердце, останется надолго. И ты бережно хранишь впечатления от нее, боясь расплескать их, от всей души хочешь поделиться ими с друзьями-товарищами. Именно таким стремлением руководствовалась группа челябинских журналистов, предлагая читателям настоящий сборник очерков о женщинах Южного Урала. Сборник этот ни в какой мере не претендует на то, чтобы отразить многостороннюю деятельность женщин в нашей области, хотя сделать это, безусловно, надо. Авторы ставили перед собой более скромную цель — дать ряд очерков, зарисовок о наших землячках и современницах. Нам хотелось рассказать об обыкновенных и в то же время удивительных женщинах, выращенных партией, Советской властью. Заслуженная учительница республики П. И. Шестачко, машинист экскаватора Клавдия Шевкунова, героиня Отечественной войны Елена Иванова-Шелехова, инженер и спортсменка Таисия Ченчик… Это люди разных поколений, разных судеб и характеров. Но есть у них и много общего, похожего.

Annotation Что может быть в жизни отраднее встречи с хорошим, интересным человеком! Иной раз встреча эта и непродолжительна, а в памяти, в сердце, останется надолго. И ты бережно хранишь впечатления от нее, боясь расплескать их, от всей души хочешь поделиться ими с друзьями-товарищами. Именно таким стремлением руководствовалась группа челябинских журналистов, предлагая читателям настоящий сборник очерков о женщинах Южного Урала. Сборник этот ни в какой мере не претендует на то, чтобы отразить многостороннюю деятельность женщин в нашей области, хотя сделать это, безусловно, надо. Авторы ставили перед собой более скромную цель — дать ряд очерков, зарисовок о наших землячках и современницах. Нам хотелось рассказать об обыкновенных и в то же время удивительных женщинах, выращенных партией, Советской властью. Заслуженная учительница республики П. И. Шестачко, машинист экскаватора Клавдия Шевкунова, героиня Отечественной войны Елена Иванова-Шелехова, инженер и спортсменка Таисия Ченчик… Это люди разных поколений, разных судеб и характеров. Но есть у них и много общего, похожего. Дорогие наши подруги Кл. Кузнецова Б. Мацевич А. Порохняков И. Чернядева Т. Чап Т. Чап Л. Виногорова В. Краснояров Кл. Кузнецова В. Краснояров И. Чернядева Я. Ременник Дорогие наши подруги Что может быть в жизни отраднее встречи с хорошим, интересным человеком! Иной раз встреча эта и непродолжительна, а в памяти, в сердце, останется надолго. И ты бережно хранишь впечатления от нее, боясь расплескать их, от всей души хочешь поделиться ими с друзьями-товарищами. Именно таким стремлением руководствовалась группа челябинских журналистов, предлагая читателям настоящий сборник очерков о женщинах Южного Урала. Сборник этот ни в какой мере не претендует на то, чтобы отразить многостороннюю деятельность женщин в нашей области, хотя сделать это, безусловно, надо. Авторы ставили перед собой более скромную цель — дать ряд очерков, зарисовок о наших землячках и современницах. Нам хотелось рассказать об обыкновенных и в то же время удивительных женщинах, выращенных партией, Советской властью. Заслуженная учительница республики П. И. Шестачко, машинист экскаватора Клавдия Шевкунова, героиня Отечественной войны Елена Иванова-Шелехова, инженер и спортсменка Таисия Ченчик… Это люди разных поколений, разных судеб и характеров. Но есть у них и много общего, похожего. И тут нет ничего удивительного. Ведь наши героини — дочери одной матери — Советской Родины. Большинство их прошло суровую школу жизни, сохранив свою задушевность, большую теплоту и женственность. Эти качества в них прекрасно уживаются и сочетаются с высокой общественной активностью, чувством гражданского долга, подлинным мужеством и самоотверженностью, когда речь идет о самом дорогом — интересах Советской Родины. Такими их воспитала Коммунистическая партия. И на каком бы участке ни трудилась советская женщина, она везде и всюду чувствует себя хозяйкой своей судьбы, своей страны, участницей великой стройки, ответственной за все, что совершается вокруг. Какая почетная задача — показать во весь рост такую женщину или хотя бы дать правдивый набросок ее портрета! Насколько удалось это авторам сборника — пусть судит самый строгий и справедливый из друзей — наш читатель. Кл. Кузнецова БУДЬ ЖЕ СЧАСТЛИВА, ЛЕНА! Елена Яковлевна ИВАНОВА. «ВАС ВЫЗЫВАЕТ ВОЕНКОМ!» Осенью 1959 года в Кировский райвоенкомат Ленинграда пришла невысокая черноволосая женщина. Ей нужна была справка. Обыкновенная справка о том, что в 1941—1943 годах она служила в Советской Армии. Молоденькая сотрудница с комсомольским значком, сидевшая за большим письменным столом, задала обычные вопросы: фамилия, имя, отчество? Где работала до войны? В каких частях приходилось служить? Женщина ответила. Девушка недоверчиво окинула ее взглядом — от теплых ботинок до модного голубого платочка на голове, потом медленно, как бы раздумывая и припоминая что-то, достала толстую книгу и начала быстро-быстро листать ее. — Иванова Елена Яковлевна? — переспросила она. — Из Кировской дивизии народного ополчения? — Совершенно правильно, — подтвердила женщина. — Простите, но… — сотрудница военкомата в смятении захлопнула книгу, быстро поднялась из-за стола. — Подождите здесь, — сказала она. — Я должна на минутку отлучиться… Захватив с собой книгу, она торопливо застучала каблучками по коридору. Женщина понимающе усмехнулась и приготовилась терпеливо ждать. Но ждать пришлось совсем недолго. Не прошло и пяти минут, как вновь по коридору простучали каблучки, послышался звонкий голос: — Вас вызывает военком. Первая дверь направо. Впрочем, я вас провожу… Военком, пожилой офицер, был приветлив и предупредителен. На столе перед ним лежала раскрытая книга со списками личного состава Кировской дивизии. Пригласив женщину присесть, он поинтересовался: — Ваши документы с собой? — Да. Вот паспорт, пенсионное удостоверение. Офицер не торопясь перелистал документы. Они были в порядке. И все же… — В каком году вы родились? — спросил он, взглянув на посетительницу. — В двадцать четвертом. Там же написано! — кивнула женщина на паспорт. — Совершенно правильно, — подтвердил офицер. — А Елена Иванова, доброволец Кировской дивизии… — он посмотрел в списки, — была на два года старше вас. И по нашим данным… — военком помедлил и тихо закончил: — По нашим данным, она погибла на фронте в августе 1943 года. Женщина поправила голубой платочек. Из-под него спокойно смотрели темно-карие глаза. — И все-таки, — она чуть усмехнулась уголками рта, — смею утверждать, что я та самая Елена Иванова… Военком захлопнул и отодвинул книгу. Затем он вышел из-за стола, сел рядом с посетительницей. — Расскажите, — мягко попросил он. — Если не трудно, расскажите! ЖИЛА-БЫЛА ДЕВУШКА… В славном городе Ленинграде жила-была девушка. Маленькая, темноглазая. Жила она за Нарвской заставой, работала на Кировском заводе чертежницей, училась в вечерней школе, увлекалась спортом, зачитывалась книгами о героях гражданской войны, мечтала о подвигах, о большой любви… Любовь, первая, чистая и нежная, пришла к ней в майском цветении черемухи, в серебристом свете белых ночей. Пришла и назвалась самым прекрасным именем на земле — Сашко. — Мы никогда не расстанемся, Лена, — говорил он ей. — Всю жизнь, всегда будем вместе. Правда, милая? — Правда, Сашко. — А если война? — Все равно — вместе. Я умею стрелять. И не испугаюсь. Честное комсомольское! В темных сияющих глазах девушки была любовь и решимость. Разве знали они тогда, что война уже нависла над страной, над их юностью? Она ворвалась в нашу жизнь как черная напасть. Первые же бомбы, разорвавшиеся над Ленинградом, Киевом, Одессой, убили тишину, смяли наши планы и изуродовали мечты, уничтожили спокойствие душ, сделали невозможным, немыслимым простое человеческое счастье. Для того чтобы вернуть все это — надо было убить войну. Советский народ поднимался на защиту Родины. И рядом с отцами и старшими братьями в единый строй бойцов вставала отважная комсомольская юность. ДВОЙКА С КЛЯКСОЙ …С трудом протиснувшись через толпу юношей и девушек, заполнивших все комнаты и коридоры большого здания, Лена очутилась, наконец, возле двери комитета комсомола, на которой канцелярскими кнопками была приколота белая полоска бумаги с лаконической надписью: «Приемная комиссия». Дверь то и дело открывалась и закрывалась. С гулко бьющимся сердцем Лена тоже открыла заветную дверь. Несколько человек сидели за столом, накрытым выцветшей красной скатертью. Среди них Лена узнала секретаря райкома комсомола, он разговаривал с рыжим веснушчатым пареньком, узнала Яшу Непомнящего из заводского комитета комсомола, Павла Пташкина, токаря из механического цеха. Остальные были незнакомые. Ближе всех оказался коренастый военный с усталым лицом. Лена молча протянула ему заявление. Он так же молча прочитал его и, не взглянув на девушку, вернул листок. Негромко сказал: — Двадцать четвертый год не берем… Если бы он видел, каким огнем полыхнули темные глаза Лены! Но девушку уже оттеснил от стола какой-то высокий парень, бросивший обидно снисходительное: — Придется подрасти, малышка. Ничего не поделаешь… Чуть не плача от обиды и возмущения, она выбежала из комитета комсомола. Однако не прошло и получаса, как Лена снова появилась там и направилась прямо к секретарю райкома. Яша что-то сказал ему, указывая на Лену. Секретарь прочитал заявление. — Иванова? Из комсомольской организации управления капитального строительства? Я вас помню. Вы руководили там военным кружком и санитарной дружиной? Очень хорошо. Ну что ж, в добрый час, товарищ Иванова! Желаю успехов. Секретарь райкома крепко пожал руку девушке. Он не заметил, что в заявлении, в цифрах года рождения головастая двойка с кляксой поразительно напоминала исправленную четверку. Он не увидел кляксы. Зато увидел честные глаза девушки, поверил ее искреннему стремлению с оружием в руках до последней капли крови защищать родную землю, родной Ленинград, К тому же девушка умела стрелять из винтовки и пулемета, оказать помощь раненому. Именно такие люди были нужны формировавшейся на заводе Кировской дивизии народного ополчения. Комсомолку Елену Иванову зачислили в списки этой дивизии, насчитывавшей уже более десяти тысяч добровольцев-кировцев. ЭТО БЫЛО ПОД ЛУГОЙ… Надо же так случиться, что первым, кого встретила Лена, вернувшись на Кировский завод в Ленинград почти через 15 лет после войны, был не кто иной, как сам Владимир Иванович Бескончин. Она шла по коридору заводоуправления и вдруг услышала, как кто-то громко вскрикнул: — Лена! Крепкие руки обняли и приподняли ее над ступеньками лестницы. С лицом, опаленным войной, перед Леной стоял бывший командир разведки. Не выпуская ее из рук, он повторял: — Да ты ли это, Лена? Живая? И не стыдился слез, бежавших по щекам. А вечером на квартиру к Владимиру Ивановичу пришли фронтовые друзья. Вспоминали дни войны, товарищей, названия населенных пунктов, где летом 1941 года приняла боевое крещение Кировская дивизия народного ополчения. — А помнишь, Лена, твой день рождения и как ты плакала, что я не пускал тебя в разведку? — говорил Владимир Иванович. Да, она хорошо, на всю жизнь, запомнила этот день рождения. Ей исполнилось тогда ровно 18. И она-таки «выплакала» у Бескончина разрешение идти в разведку. Это было под Лугой. Группа разведчиков, возглавляемых лейтенантом Климовым, вышла на боевое задание. С ними шла и сандружинница Иванова. У Лены «на вооружении» была лишь ее санитарная сумка да маленькая финка из нержавеющей стали — подарок заводских комсомольцев. Под покровом утреннего тумана отряд пробирался вдоль железнодорожной насыпи к разъезду Кчера. Внезапно раздался выстрел, затем другой. В перестрелке ранило одного бойца, Лена бросилась ему на помощь. Затем перевязала и укрыла в безопасном месте второго. Бой становился все ожесточеннее. Вдруг девушка услышала крик Пети Сорокина: «Лена, берегись!» Лена резко обернулась и увидела гитлеровца, который целился в нее. Но Петя Сорокин опередил его — он выстрелил в фашиста. Тот упал. Думая, что враг убит, Иванова подползла к лежавшему близ него бойцу. И тут фашист бросился на сандружинницу. На мгновение Лена растерялась, но затем, изловчившись, выхватила финку… Во многих боях побывала Лена, защищая Ленинград. Раненная в одном из боев, она не покинула своих товарищей и вскоре снова возвратилась на передовую. Когда Кировская дивизия оказалась в окружении, ополченцы отдельными группами с непрерывными боями двинулись на соединение с советскими войсками. Голодные, изнуренные бессонными ночами, они шли по болотам и лесным чащам, вынося раненых и больных. В те трудные дни маленькая сандружинница спасла жизнь не одному, а десяткам боевых товарищей. В октябре 1941 года полк, в котором служила Лена Иванова, был переброшен через линию фронта на самолете под Тихвин. Лена стала разведчицей. Переодевшись в гражданское платье, девушка не раз ходила в тыл врага, добывая сведения о противнике. Она участвовала во многих дерзких вылазках и диверсиях. Еще под Лугой вместе с товарищами взорвала мост через реку. В Тихвине группа, в которой участвовала Иванова, уничтожила немецкий склад с боеприпасами и продовольствием. Но вот в конце августа 1943 года в комсомольскую организацию управления капитального строительства Кировского завода пришла печальная весть: «Елена Иванова погибла при выполнении боевого задания». ЗЕЛЕНЫЙ ЦВЕТ — ЦВЕТ НАДЕЖДЫ Небо за окном — высокое и синее. И березки, как голенастые девчонки, нарядились в короткие зеленые платьица. Сашко когда-то говорил, что зеленый цвет — цвет-надежды. Где он теперь, Сашко? Последнее письмо от него пришло в августе, накануне дня рождения. А потом? Лучше не вспоминать, что было потом. Тоскующими темными глазами девушка смотрит в окно. Безрадостные мысли терзают ее. Вот и отвоевалась ты, Ленка! Уже давно отброшен враг от Ленинграда, пядь за пядью очищается от гитлеровцев Украина, Белоруссия. Где-то воюют твои товарищи — Петя Сорокин, неунывающий Паша Пташкин… А тебе уже не идти с ними в разведку, не петь песни на солдатских привалах, не услышать ласкового шепота Сашко. Мягкие теплые руки обнимают плечи девушки. Она резко и гневно оборачивается. Пожилая женщина врач, как всегда, спокойна и доброжелательна. — Я поселила к вам в палату подругу, — медленно говорит она. Лена не слышит слов врача. Лишь по движению губ говорящей улавливает их смысл. Брови Лены хмурятся. Зачем ей — подруга? Что еще она придумала? Что ей вообще нужно? Лена знает: Галина Павловна Тихомирова спасла ей жизнь, но не испытывает к ней чувства благодарности. Наоборот, девушка вздрагивает каждый раз, когда чувствует на себе эти теплые мягкие руки с короткими, потускневшими от карболки ногтями. Для чего жить? Чтобы в двадцать лет чувствовать себя инвалидом, глухонемой? Врач как будто читает мысли Лены. — Ты будешь здоровой и счастливой, девочка, — говорит она, — только не надо отчаиваться. Как ребенка, берет она Лену за руку и ведет в палату. Там, закутанная до подбородка серым одеялом, лежит худощавая черноволосая девушка. На бледном лице лихорадочно блестят глаза. — Вот и подружка, — говорит врач, тихонько подталкивая Лену к кровати соседки, — я вам о ней рассказывала. Надеюсь, вы будете друзьями. Черноволосая слегка кивнула головой и протянула Лене руку. Рука была горячей, дыхание неровным. — Что с вами? — спрашивали соседку темные глаза: Лены. «Простая малярия, — написала ей на блокноте девушка, — совсем замучила». Она внимательно, пожалуй, слишком внимательно смотрела на Лену. Той стало досадно. Это не ускользнуло от врача. Галина Павловна о чем-то спросила черноволосую, и та ей быстро ответила. Что именно ответила, Лена не разобрала. По движению губ, по выражению глаз это могло означать: «Я знаю ее». Откуда? Лена могла поручиться, что никогда в глаза не видела этой девушки. Галина Павловна тоже с сомнением покачала головой и, кивнув им обеим, вышла. К вечеру приступ малярии у соседки усилился. Она металась в постели. Кого-то звала. Пересохшими губами просила: «Пить». Утром Тане Поповой, так звали черноволосую девушку, стало лучше. Температура спала. Едва заметным движением глаз она позвала к себе Лену, показала на стул рядом, на раскрытый блокнот. «Поговорим?» — написала она в блокноте. Лена вежливо согласилась. Ей не хотелось «разговаривать». Но первые же записи, сделанные соседкой, заставили ее насторожиться. «Я знаю вас, — писала Таня. — Вы из Кировской дивизии. Были контужены под Старой Руссой в конце августа 1943 года»… Лена кивнула головой. Все эти сведения имелись в истории ее болезни, должно быть, врач познакомила с ними Таню. А та продолжала быстро-быстро писать, и теперь уже Лена с нетерпением читала неровные строчки. «Вас, одиннадцать разведчиков, перебросили в район Старой Руссы, где была окружена большая группировка немцев. Выполнив задание, вы возвращались обратно и были обнаружены немцами. Завязался бой. Вы были рядом с Петей Сорокиным, у которого незадолго до этого родился сын»… «Откуда ей это известно?» — в смятении думала Лена. Да, она-то хорошо помнит, как радовался помкомвзвода Сорокин, получив из дома весточку о рождении первенца. Это было как раз в тот день, когда им, группе разведчиков, поручили особо важное задание. Бойцы тщательно готовились к операции: проверяли оружие, боеприпасы, подгоняли обмундирование. А Сорокин был такой счастливый, что каждому встречному говорил: — У меня родился сын. В разгар подготовки Лену вызвали к генералу. Взволнованная предстоящей встречей, раскрасневшись от бега, переступила она порог землянки генерала. Командующий соединением был не один. Рядом с ним за простым столом, сколоченным из теса, сидел седой человек, с детства знакомый Лене по портретам. — Вот, Климент Ефремович, это и есть наша «сорвиголова», — сказал генерал. — Не хотели ее посылать на этот раз, да уж очень просится… Лена испугалась. «А вдруг товарищ Ворошилов запретит?» — холодея подумала она. Климент Ефремович встал, отечески положил ей на плечи руки: — Ты смелая девушка, Лена. Желаю удачи тебе и твоим товарищам. Помните, что от того, как выполните вы это задание, зависит судьба многих наших бойцов и командиров. Разведчики невидимками проникли в тыл врага и успешно выполнили боевое задание командования. Они возвращались обратно и были уже почти рядом с нашими частями, когда завязалась схватка с гитлеровцами. На помощь разведчикам спешили советские солдаты. Рядом с Леной отстреливался от врага Петя Сорокин. Вот он поднялся во весь рост. Лена бросилась вслед и вскоре обогнала его. В этот миг впереди разорвался снаряд. Лена слышала грохот, ее оторвало от земли, швырнуло в сторону. Больше девушка ничего не помнила. …Неровные строчки одна за другой ложились в блокноте. Таня писала: «Когда бой утих, санитары подобрали раненых, в воронку от снаряда сложили убитых. Девушку-разведчицу без признаков жизни тоже положили с убитыми. Документов у нее не было. Но ее товарищ Петя Сорокин сказал, что девушку зовут Лена Иванова, она ленинградка, из бывшей Кировской дивизии. Вскоре вместе с группок бойцов мы отправились хоронить убитых. И тут я обнаружила, что жизнь еще теплилась в девушке. Немедленно был вызван самолет. Я сама доставила ее в Тихвин». Остальное Лене было известно со слов врача. 17 суток она была без сознания. А когда вернулось сознание, выявилось, что потерян дар речи, утрачен слух. — Ты обязательно будешь здоровой, девочка! — успокаивала Галина Павловна. Лена с досадой отворачивалась. Мир, лишенный звуков, казался ей мертвым. А за окном светило солнце. И березки, как голенастые девчонки, стояли в зеленых платьицах. Лене вспомнилось: «Зеленый цвет — цвет надежды». Девушка с болью думала, что никакой надежды увидеться с Сашко, пожалуй, у нее нет. Она помнила номер его полевой почты. Только никогда, ни за что она не напишет ему, не расскажет о своем горе, о том, что стала инвалидом. Пусть лучше думает, что она убита. СНОВА В СТРОЮ Когда товарищи в госпитале спрашивали Лену, кто ее родители, она отвечала: — Родители у меня знатные. Отец — Кировский завод. Мать — комсомольская организации. Ей не хотелось ворошить давние обиды. Родной матери она не помнила. А мачеху — злую, жадную и бессердечную женщину (о таких только в сказках пишут) и слабовольного отца не стоило и вспоминать. По настоянию мачехи Лену отдали в няньки. В легких тапочках, с крохотным узелком в руках вышла однажды утром девятилетняя девчонка из родительского дома, и следы ее тапочек четко отпечатались на снегу вдоль всей деревни. Поземка замела их в тот же день. А в сердце они остались на всю жизнь. …Огромный коллектив завода пригрел, приютил подростка, дал ему кров, специальность, позаботился о том, чтобы девочка окончила десятилетку. Комсомольская организация управления капитального строительства завода, где Лена работала чертежницей, воспитала ее смелой и сильной, беззаветно любящей сбою Советскую Родину. Поэтому ничего нет удивительного в том, что извещение о смерти Лены (в воинской части ее считали погибшей) пришло не в семью девушки, а на завод, Здесь многие знали и любили как дочь, как сестру темноглазую чертежницу; ее письма с фронта печатались в заводской многотиражке, о подвигах храброй сандружинницы и разведчицы сообщали ее фронтовые товарищи. И вот Лена Иванова погибла. По крайней мере так считали на Кировском заводе в Ленинграде. А она, едва оправившись от контузии, была снова в строю. Еще в госпитале на Алтае Лена узнала, что Кировский завод был эвакуирован на Урал, в Челябинск. Комсомольцы Челябинского тракторного, среди которых было немало ленинградцев, разыскали Лену на Алтае. — Приезжайте к нам, — писали они, — в нашу комсомольскую семью. Прямо из госпиталя Иванова едет на Южный Урал. Лечение оказалось эффективным, и сильный, закаленный спортом организм победил. Слух и речь были восстановлены. Лишь головные боли изредка напоминали о тяжелой контузии. В Челябинске Лену посылают работать на боевой участок секретарем комсомольской организации одного из механических цехов тракторного завода. И здесь она становится подлинным вожаком молодежи, составлявшей большинство рабочих цеха. Она организует фронтовые бригады, гвардейские вахты, боевое соревнование под лозунгом «Все для фронта, все для победы». Порой юноши и девушки сутками не выходили из цеха, обеспечивая выполнение заказов фронта. И с ними рядом неизменно была Лена Иванова, секретарь комсомольской организации, строгий и надежный друг и товарищ. Ох и доставалось же от нее нытикам и растяпам! — Комсомолец должен быть примером мужества и дисциплины, — говорила она. — Нам трудно здесь, а на фронте людям еще труднее… И рассказывала о том, как стояли насмерть бойцы Кировской дивизии, защищая подступы к городу Ленина, о 17-летнем комсомольце Иване Андрееве, который по-своему повторил подвиг Александра Матросова: обвязав вокруг себя пять гранат, он бросился к деревянной вышке с вражеским пулеметом и-зажег ее. — Ценою жизни Иван Андреев спас многих своих товарищей, — говорила Лена. — Вот как поступают комсомольцы на фронте. А у нас, — продолжала она, — некоторые товарищи считают, что если они две нормы выполняют, так уж и герои. И даже членские комсомольские взносы им не обязательно платить. Лена не называла фамилий. Но отчего это вдруг заревом вспыхнули щеки у токаря Миши Шелехова? Почему он смущенно отвернулся? Девчатам досадно за Мишу. Весь вечер парень не сводил влюбленных глаз с Лены. А она как будто и не замечает. И вот насчет взносов. Не в его ли огород этот камешек? КОГДА РЯДОМ ДРУЗЬЯ Будь проклята война и те, кто ее затевал или затевает! Яростно, всей силой ума, всей кровью сердца ненавидят войну советские люди. Если бы не война, навязанная нам гитлеровцами, мы, возможно, уже жили бы при коммунизме. Время, силы, труд народа-исполина, потраченные на то, чтобы очистить свою землю, избавить мир от фашистской погани, и на то, чтобы восстановить все неисчислимые разрушения, причиненные войной, могли быть и наверняка были бы обращены на создание материальной базы коммунизма, на улучшение жизни людей, на то, чтобы построить больше домов и школ, раскрыть новые секреты плодородия почвы и тайны атома… Идет второе мирное десятилетие. Счастье и изобилие все прочнее входят в нашу жизнь. Но последствия войны нет-нет да и напомнят о себе. То жилищной нуждой, то сединой в волосах матери, потерявшей сына на фронте, то подземным складом мин, оставленных гитлеровцами на нашей земле, то вдруг открывшейся старой раной на теле ветерана боев с фашистами. И тогда только вновь и вновь начинаешь понимать, какой дорогой ценой заплачено за мир и простое человеческое счастье наших современников. Казалось, счастье накрепко свило свое гнездо в семье Лены. У нее есть любимый муж, тот самый токарь Миша Шелехов из механического цеха тракторного завода. Растет сынишка Валерик. Есть любимая работа. И вдруг война снова напомнила о себе. Давняя контузия, полученная в 1943 году на фронте, вновь надолго приковала Лену к больничной койке. Долгое время врачи не могли установить точный диагноз болезни. И были дни, когда казалось, что организм и Воля человека уже не в состоянии сопротивляться страшному врагу — болезни. Но за жизнь Лены, за возвращение ее в строй воевали десятки людей. Врачи, вооруженные советской наукой, современными методами диагностики и лечения. Многочисленные друзья и совсем незнакомые люди, про явившие такое искреннее и горячее участие в судьбе Лены, как будто она была для них самым близким и родным человеком. И кто знает, что именно помогло осилить недуг — радиоактивные изотопы, которыми лечили Лену, или тепло дружбы? Наверное, то и другое… Друзья были не только в Челябинске. Когда на Кировском заводе в Ленинграде узнали, что Лена Иванова жива, — к ней на Южный Урал полетели письма, полные сердечного участия. — Эти письма, — говорит Лена, — были для меня самым чудесным лекарством. — Они помогли мне одержать первую победу над болезнью. Я встала на ноги и решила во что бы то ни стало побывать в Ленинграде. И вот она вместе с мужем и сынишкой в Кировском райкоме комсомола, где почти двадцать лет назад ей вручали комсомольский билет, откуда она ушла в народное ополчение, а затем на фронт. Из-за стола секретаря райкома навстречу ей поднялась тоненькая стройная девушка. — Здравствуйте, Елена Яковлевна! Мы так ждали вас. Нина Тернова, секретарь райкома комсомола, не знала, куда усадить дорогую гостью. Но уже через полчаса пришлось вызывать неотложную медицинскую помощь. Жесточайший приступ сигнализировал о новом грозном обострении болезни. Прямо из райкома Лена попала в больницу, затем в клинику института экспериментальной медицины имени Бехтерева. — Водянка головного мозга, — заключил профессор Серафим Павлович Воробьев. — Нужно длительное лечение. Три с половиной месяца провела Лена в ленинградской клинике. И все это время она чувствовала себя как в родной семье. А семьища была огромная. В клинику то и дело звонили с Кировского завода. Из райкома комсомола незнакомые девушки приносили цветы и трогательные письма. В завкоме за счет профсоюзных средств сняли для нее в городе отдельную комнату, позаботились и о Валерике: сынишка Лены все лето провел в пионерских лагерях Кировского завода. Лена была немало встревожена, когда узнала, что курс лечения в клинике через некоторое время придется повторить, что необходимо, кроме того, длительное амбулаторное лечение под наблюдением специалистов. Как же на такой большой срок покинуть мужа? Где жить с ребенком? Но, оказывается, и об этом подумали на заводе. По ходатайству кировцев Ленинградский городской Совет выделил Елене Ивановой, активной участнице Отечественной войны, комнату в одном из новых домов города. Товарищи и сослуживцы Михаила Шелехова в Челябинске позаботились о том, чтобы он, не теряя производственного стажа, мог перевестись на работу в Ленинград. * * * Ну, а сейчас? — спросите вы. Что с Леной сейчас, где она? Где? Да вот сидит рядом и рассказывает о Валерике, который нынче пошел уже в четвертый класс, о встречах с фронтовыми друзьями и — свет тесен! — с тем самым Сашко, что был когда-то ее первой девичьей любовью. Да, и с ним Лена встретилась в Ленинграде. И где бы вы думали? У проходной Кировского завода. У него теперь тоже семья, взрослые дети. Лена рассказывает об этой встрече, о том, как изумился и обрадовался Сашко, увидев ее через 18 лет живой и невредимой. Потом разговор заходит о муже, о какой-то шалости сынишки. В темно-карих глазах женщины вспыхивают золотые искорки. Они не гаснут, разгораются все больше и больше. Лена с увлечением говорит о будущей работе, о товарищах. Я слушаю ее и думаю о том, как много на нашей советской земле хороших людей. Они не дадут упасть, вырвут из лап самой смерти, щедро и бескорыстно помогут, если человек попал в беду, не позволят почувствовать себя одиноким или несчастным. Мне хочется спросить Лену, счастлива ли она. Но разве этого не видно? Щеки ее раскраснелись. Глаза сияют. Правда, в темных прядях волос кое-где серебристой паутинкой запуталась седина. А может быть, это просто иней? Просто иней — с мороза. Будь же счастлива, Лена! Мы, твои современницы, гордимся тобой. Б. Мацевич ВСЕГДА С ЛЮДЬМИ Татьяна Ивановна ХУДЫШКИНА. Идет предвыборное общезаводское собрание. В просторном цехе тысячи рабочих, инженеров, техников, служащих. На трибуне инженер отдела главного металлурга Л. А. Толкачева. Она говорит: — Своих лучших сынов и дочерей посылает советский народ в органы государственной власти. Я думаю, что не ошибусь, если назову нашим кандидатом в депутаты Верховного Совета Российской Федерации инженера Татьяну Ивановну Худышкину. В ответ раздались дружные аплодисменты. Еще бы! Кто на заводе не знает эту замечательную трудолюбивую женщину. Многие помнят, как в первый год войны пришла она на завод после окончания Томского университета. За эти годы она стала одним из ведущих инженеров предприятия. Худышкину знают не только как хорошую производственницу, но и как активную общественницу. Одни встречались с ней как с секретарем парторганизации лаборатории, другие — в парткоме завода, в районном комитете партии, членом которых она неоднократно избиралась. Дружно голосовали за Т. И. Худышкину избиратели Златоустовского избирательного округа. Одним из первых отдал за нее свой голос В. Трошев. А в дни подготовки к выборам он был самым активным агитатором за кандидата, хотя официально и не числился в этом звании. — Вы знаете, кто такая Татьяна Ивановна? — спрашивал он, бывало, и тут же отвечал: — Это же золотой человек! * * * Электрик Виктор Трошев пришел в лабораторию завода им. В. И. Ленина после окончания ремесленного училища. Он ничем особенно не выделялся среди других парней-ремесленников. Приходил вовремя на работу, выполнял задания старшего электрика, не лодырничал. Так продолжалось два-три года. И вдруг сообщают: Трошев опоздал на полчаса на работу. Вскоре еще одно опоздание, затем прогул. Все были озадачены. Что делать? — Что с ним возиться? Уволить надо, — предлагал кое-кто. Но уволить легче всего. А вот сделать так, чтобы человек исправился, воспитать его, конечно, труднее. Это хорошо понимала Худышкина, и она предпочла более трудный путь. — Я решила поговорить с Виктором, — вспоминает Татьяна Ивановна, — выяснить, в чем дело. Ведь так просто не бывает: был хороший парень и вдруг свихнулся. И вот что выяснилось. Витя еще в детстве остался без отца и матери. Жил у тетки. И хотя он был окружен вниманием коллективов школы и ремесленного училища, отсутствие семейного воспитания, конечно, сказалось. А тут еще попал в плохую компанию. Нет, парня нельзя было уволить с завода, исключить из рабочего коллектива. Казалось бы, чего ей, обремененной большой производственной и общественной работой, семейными заботами, «возиться» с «чужим» человеком? Но коммунист Худышкина не может равнодушно пройти мимо чужой беды. Не раз приходилось ей разговаривать с Трошевым, бывать у него дома. Вот позвонила жена Трошева: в семье какие-то нелады. И Татьяна Ивановна после работы в осеннюю слякоть идет на «край света», куда-то в Демидовку, где живут Трошевы, разбираться в их семейных неурядицах. Идет раз, другой, третий… Разговаривая с молодыми супругами, которые снимали тесную комнатушку, она думала о том, что если бы у них была нормальная квартира, может быть, и не было бы «неладов»! Однако же где взять квартиру? Завод тогда строил очень мало жилья. И все-таки выход нашли. Сдавали дом и в нем лаборатории выделили одну комнату. Но Трошев не единственный, кто нуждался в жилье. К тому же Трошев в это время находился на действительной службе в Советской Армии. И все-таки общественные организации и администрация лаборатории вняли доводам Худышкиной. Ордер на комнату был выдан жене Трошева. С тех пор прошло уже несколько лет. Виктор вернулся из армии и снова работает в лаборатории. Хороший работник. Татьяна Ивановна вправе гордиться этим. — К Худышкиной, — говорит секретарь парторганизации А. М. Черкасов, — работники лаборатории идут со всеми своими радостями и горестями. Идут потому, что знают — в лице Татьяны Ивановны они найдут внимательного и чуткого собеседника, искреннего друга и товарища, человека, который обязательно поможет. Так думают не только работники лаборатории. Отец Виктора Гридчина умер десять лет назад, а мать — инвалид первой группы, последнее время почти не выходила из больницы. Витя жил у дедушки, старого рабочего, ныне пенсионера, Порфирия Ивановича Гридчина. В прошлом году он окончил среднюю школу и поступил в техническое училище на базе машиностроительного завода. Техническое училище находится в противоположном конце города. Виктору приходилось каждый день ездить туда и обратно. Расходы небольшие, но все-таки. Надо и пообедать — опять расходы. Не может же он рассчитывать на дедушкину пенсию. Виктора можно было бы зачислить на государственное обеспечение. Но в техническом училище подошли к этому формально: у Гридчина есть мать, значит государственное обеспечение ему не положено. А то, что мать не трудоспособная — это к делу не относится. Порфирий Иванович понимал, что тут что-то не так. — Схожу-ка я к нашей депутатке, к Татьяне Ивановне, что она скажет, — решил он. И вот 73-летний старик пришел на прием к депутату Верховного Совета РСФСР. Худышкина внимательно выслушала Порфирия Ивановича и пообещала разобраться и помочь. Прошло немного времени, и старый рабочий снова пришел на прием к депутату. На этот раз лицо его сияло радостью и благодарностью. — Вот, читай, — волнуясь подал он Татьяне Ивановне вдвое сложенный листок бумаги. В нем сообщалось, что областное управление трудовых резервов в вида исключения зачисляет Виктора Гридчина на полное государственное обеспечение. Вместе со стариком радовалась она этому решению. Человек, забота о его благополучии, — вот главное в деятельности народного избранника Т. И. Худышкиной. О таких людях молва идет далеко. И неудивительно, что к ней идут десятки людей и в дни приема и в неприемные дни. Идут по государственным и по личным делам. Вот пришли представители промкомбината торга № 1. Их предприятие могло бы принимать и индивидуальные заказы от трудящихся. Но вот беда: нет подходящего помещения. Имеющейся площади еле-еле хватает на размещение оборудования. И вообще неплохо было бы иметь в центре города пошивочное ателье. И Татьяна Ивановна хлопочет об открытии ателье в центре города. Вот пришла женщина средних лет. Это Р. И. Вопилова. Она вернулась из заключения, а жить негде. Ходила к председателю горисполкома, но тот даже и не обещал ничего. Как быть? Татьяна Ивановна подробно беседует с женщиной. Она хорошо понимает, что если ее сейчас не поддержать, она снова может встать на преступный путь. «Как бы тяжело ни было в городе с жильем, а этой женщине помочь надо», — решила Худышкина. Недавно Татьяна Ивановна встретила Вопилову у центральной проходной завода. — Ну как, устроились? — спросила она. — Да, большое вам спасибо, Татьяна Ивановна! Горячо благодарили своего депутата члены семьи кадрового рабочего-прокатчика Я. С. Курдуманова, которому она помогла получить отдельную квартиру. Эти сердечные слова благодарности простых советских людей согревают душу, снимают усталость, зовут на новые трудовые дела. * * * Постоянно искать новое, настойчиво совершенствовать технологию производства — вот главная задача, над которой трудится коллектив центральной заводской лаборатории, заместителем начальника которой является инженер Т. И. Худышкина. Коррозия… Это латинское слово, обозначающее разъедание, прочно вошло в лексикон работников промышленности. С древних времен люди ведут ожесточенную борьбу с этим недугом металла. Придумано немало методов борьбы с ним и, несмотря на это, огромное количество материальных ценностей, создаваемых человеком, гибнет. Подсчитано, что на каждую тысячу тонн металла потери от коррозии составляют десять тонн. В целом по стране это составит многие сотни тысяч тонн. Борьба за сохранение металла продолжается. Речь идет об обычных марках стали, ибо нержавеющие стали, как известно, не нуждаются в антикоррозийной защите. Активно участвуют в этой борьбе и работники лаборатории завода имени В. И. Ленина. Завод выпускает большое количество инструмента — сверл, фрез, метчиков, сегментов, пил и др. Часть его идет на длительное хранение или, как говорят инструментальщики, на консервацию. Для того, чтобы предохранить инструмент от коррозии, его покрывали так называемой пушечной смазкой. Такой метод покрытия металлических изделий применялся с давних пор. Однако он имел ряд недостатков. И главный — в том, что он не дает полной гарантии от коррозии. В одном из бюллетеней работники лаборатории прочитали о том, что на Челябинском тракторном заводе применяется новый метод защиты изделий от коррозии при помощи летучих ингибиторов. Это сообщение вызвало большой интерес у златоустовцев. Но одно дело прочитать в техническом бюллетене, а другое дело посмотреть своими глазами. И вот в Челябинск, на тракторный, для изучения опыта поехали Т. И. Худышкина и инженер лаборатории И. С. Верникова. Новый метод антикоррозийного покрытия приплелся по душе златоустовцам и по приезде домой они немедленно взялись за его внедрение. О Худышкиной на заводе говорят как об активном поборнике нового, передового. При этом она проявляет незаурядные способности исследователя и организатора. В упорном творческом труде коллектива химической лаборатории родился еще один метод защиты изделий от коррозии — ускоренное фосфатирование. Сколько опытов пришлось провести, пока не был найден нужный химический состав ванны. Каких трудов стоило правильное определение теплового режима ванны. — Нашим инженерам пришлось немало потрудиться, — говорит Худышкина. И она называет В. А. Охримовича и Л. И. Белову, но скромно умалчивает о себе. А ведь ни одна сколько-нибудь серьезная работа не проводилась без ее активного участия. Совсем недавно стало известно об успешном завершении новой научно-исследовательской работы. Работники лаборатории совместно с художниками-граверами нашли способ цветного никелирования. Златоустовская гравюра на металле известна далеко за пределами нашей Родины. Еще в прошлом веке она нашла высокое признание на международных выставках. Однако методы изготовления гравюры (травление металла, воронение, золочение), разработанные еще в начале прошлого века, остались почти неизменными. Изделия получаются слишком дорогими, и в последнее время вплотную встал вопрос о том, что необходимо найти новые пути выступа гравюры. Много было проведено опытов. — А помог, как это часто бывает, случай, — рассказывает Татьяна Ивановна. — Мы проводили изыскания по черному никелированию. В электролитную ванну была погружена металлическая пластинка. Когда мы ее вынули, то она оказалась фиолетовой. Мы глазам своим не поверили: никель и вдруг фиолетового цвета! Опустили пластинку еще на несколько минут в ванну — появился новый цвет… После этого-то и начались настоящие поиски, увенчавшиеся замечательным открытием. Теперь, оказывается, можно получить никелированное покрытие самых различных цветов и оттенков: синих, голубых, зеленых, желтых, коричневых, малиновых, золотистых… Открытие, сделанное лабораторией Златоустовского завода имени В. И. Ленина, имеет значительные перспективы не только в области гравюры. Получат новое, развитие отрасли промышленности, производящие предметы домашнего обихода. Быт трудящихся украсят новые привлекательные вещи. * * * Трудовой день инженера Т. И. Худышкиной насыщен до предела. То дела в лаборатории, то в цехах, где нужно решать практические вопросы. А после напряженного дня на заводе Татьяна Ивановна направляется в горисполком. Там происходят встречи, беседы с избирателями. Иной раз кажется, что и суток мало. Так она всегда на людях, всегда с людьми. Достойный депутат, настоящий слуга народа! А. Порохняков ТЕТЯ НЮРА Анна Захаровна ПОНОМАРЕВА. На берегу озера, заросшего густым камышом и осокой, стоят три небольших дома. Из них выделяется средний. Над его крышей на двух жердях натянута тонкая антенна. В этот зимний солнечный день дом с антенной кажется особенно светлым, веселым. Кроме побеленных стен, привлекают внимание два окна, обведенные ровными голубыми полосками. Они заменяют оконные наличники. Такое «новшество» в индивидуальном домостроении вызывает добрую улыбку. — Сама разукрасила, — показывая на окна, сказала тетя Нюра и, открыв дверь во двор, добавила: — глины накопала сама. Дом у меня набивной, теплый. Во дворе еле передвигались жирные гуси и утки. — Живем в достатке, обзавелись домом, хозяйством, даже вон какую злую охрану имеем, — сквозь смех сказала женщина, с трудом удерживая собаку. — Вот ведь как в жизни бывает: приехала сюда, к озеру, с голыми руками да с малыми детишками, а сейчас… ну да ладно, а то скажете «расхвасталась», проходите в хату. Тетя Нюра — так просто, задушевно называют в Аргаяшском совхозе пятидесятилетнюю телятницу Анну Захаровну Пономареву. Это очень подвижная, небольшого роста женщина с добродушным приветливым лицом. В ее новом доме, в строительство которого она вложила много труда и изобретательности, действительно тепло и уютно. На кухне за столом сидит сын Анатолий. На нем солдатская гимнастерка — память о службе в армии. Сейчас он рабочий совхоза. Тете Нюре очень хотелось показать нам сына Александра, ефрейтора Советской Армии, приехавшего к матери в отпуск. Но дома его, к сожалению, не оказалось. — Поди, на танцы убежал, чертенок, — ласково проговорила Анна Захаровна, приглашая нас в комнату. Есть у тети Нюры еще старший сын — Николай. Но он живет отдельно от матери, обзавелся семьей, работает в совхозе заместителем главного бухгалтера. Трех сыновей вырастила женщина. — Бабушка я теперь, внука имею, — улыбаясь сказала тетя Нюра и, положив руку на самовар, предложила: — Давайте чайку попьем, мигом его разогрею. Зная о том, что тете Нюре скоро надо опять идти на ферму, от чая пришлось отказаться. С тетей Нюрой я встретился впервые. До этого узнал о ней от председателя Аргаяшского райисполкома Янтудина и секретаря партбюро совхоза Тарасова. — Золотые руки у Анны Захаровны. Ее труд — это подвиг, — сказал Николай Никифорович Тарасов, опытный партийный работник. С ним мы договорились сходить посмотреть, как живет и работает тетя Нюра. В жизни людей порой бывают такие события, такие моменты, которые никогда не забываются, даже спустя много лет. Да разве забудешь такое… …Стонет истерзанная, опаленная пожарищем войны земля Смоленщины. Спасая жизнь детей, бежит Анна Пономарева из родного дома на восток. Нет, никогда не думала она, что настанет такое время, когда ей придется бросить все, что строилось упорным трудом, годами. Хорошо стала жить простая крестьянская семья Пономаревых, и вдруг в один миг радостной, счастливой жизни пришел конец. Война навсегда разлучила молодую женщину с мужем, погнала в неведомые края. После долгого пути добрались до Кустанайской области. Приехала Анна в кустанайские степи, а там два года подряд была засуха, недород. Кабы одна была еще туда-сюда, а то на руках трое детей: старшему — семь лет, младшему — три года. Трудно пришлось. Но не знала, не ведала она, что еще тяжелее будет. Горе подстерегало Анну. Скоро получила она весть — погиб на войне муж. «Как без отца жить-то будем, Коленька?» — вытирая горькие слезы, шепотом спрашивала она у старшего сына и с надеждой глядела в его ясные не по-детски серьезные глаза. Спрашивала не потому, что ждала от малыша какой-то поддержки, а так, для утешения, и его уверенные слова: «Проживем, мама», — согревали изболевшее в тоске и тревоге сердце. «Проживем, — тоже уверенно подтверждала мать, зная, что в трудную годину ей обязательно помогут, не оставят в беде. В 1943 году Анна Захаровна приехала в Аргаяшский совхоз. «Поживу, поработаю, а кончится война, уеду к себе на родину», — думала она, устраиваясь на новом месте. — Интересно, как покажет себя новенькая, — говорили между собой доярки, когда на молочно-товаркой ферме появилась Анна Пономарева. Прошло несколько дней, и те же доярки заключили: — А Пономарева нам всем два очка вперед даст. Что ж, это и не удивительно. До войны Анна работала в животноводстве и, став дояркой на новом месте, сразу же показала, что знает дело. Трудолюбивая, простая и добрая по своей натуре, она быстро завоевала уважение женщин, работающих вместе с ней. Несколько лет Пономарева была дояркой. Но вот руководители и специалисты совхоза, озабоченные тем, что в хозяйстве медленно растет поголовье крупного рогатого скота, что бывает падеж молодняка, решили подобрать телятницами наиболее старательных, толковых людей. Среди них оказалась и Анна Захаровна, которая уже девятый год выращивает телят в самый ответственный период их жизни — в первые дни после рождения. Если спросить Анну Захаровну, каких она добилась показателей, она ответит очень кратко: — Падежа телят нет. Просто, а какой в этом глубокий смысл! Если бы в колхозах и совхозах нашей области полностью были сохранены все нарожденные телята, как этого добивается Анна Захаровна Пономарева, то как много дополнительно было бы получено молока, масла, мяса. В истекшем году Пономарева приняла 149 телят — целое стадо — и всех их сохранила, не допустила ни одного случая падежа. Суточный привес каждого теленка в среднем составил 673 грамма, вместо 600 граммов по плану. Это хороший показатель, но передовую работницу он явно не устраивает. Она говорит о том, что нужно больше выращивать телят, больше получать привесы. Она прекрасно понимает, что выдвинутые Коммунистической партией новые грандиозные рубежи на второй год семилетки требуют затратить много усилий, чтобы увеличить поголовье скота, особенно коров. Анна Захаровна стоит на переднем крае борьбы за подъем животноводства. Высокие привесы, отсутствие падежа телят в профилакторный период при общем большом их количестве — все это достигается ценой немалых усилий женщины, которая все силы, всю энергию отдает совхозному животноводству. Как-то заболел белолобый теленок; некоторые животноводы фермы говорили: «Не трать силы, не убивайся, тетя Нюра, все равно пропадет». Ночью Анна Захаровна не могла уснуть. Она долго думала о больном теленке, о том, как бы его спасти. Так в тревоге провела она всю ночь, а утром чуть свет уже была на ферме. Заботливые, умелые руки спасли белолобого. Он стал жить. А сколько вообще спасла Анна Захаровна телят! Известно, что после рождения, теленка помещают в телятник-профилакторий. Специальное помещение для новорожденных телят должно быть чистым, сухим, светлым. Ну а если вообще нет такого помещения, как тогда быть? Трудно, конечно, ответить на этот вопрос, но случилось так, что с начала зимовки сельхозферма Аргаяшского совхоза, где работает А. Пономарева, не имела профилактория. Старый телятник с родильным помещением пришел в негодность, а строительство нового затянулось. Одни работники совхоза говорили, что осеннее бездорожье не позволило вовремя подвезти строительные материалы, поэтому и нарушились сроки окончания строительства, другие ссылались на нехватку рабочей силы. Но в конечном итоге пришлось клетки с новорожденными телятами перенести в коровник второго гурта, где было тесно и сыро. И все-таки даже при таких условиях Анна Захаровна неукоснительно соблюдала распорядок дня. К шести часам утра она, осмотрев всех телят, начинала убирать в клетках, потом поить животных. Если увидит, что теленок заболел, все сделает, чтобы он выжил. Много дел у Анны Захаровны. В первые месяцы зимовки скота сколько раз ей говорили подруги: «взяла бы выходной, поди, устала». Никто ей не отказывает в, отдыхе, но она сама отказывается от него. — Да как же я оставлю без присмотра таких крохотных телят? Вот построят новое помещение, тогда можно и отдохнуть, — смущенно говорила Анна Захаровна. Дождалась Пономарева этого дня. На сельхозферме Аргаяшского совхоза закончили строительство нового животноводческого помещения. Есть там и родильное отделение для коров и отдельное помещение для новорожденных телят. Легче стало работать Анне Захаровне. — Вот теперь и в отпуск можно идти, — решила она. А после отпуска — снова за работу. И хочется от всего сердца пожелать замечательной труженице Аргаяшского совхоза Анне Захаровне Пономаревой успехов в работе, доброго здоровья и большого счастья. И. Чернядева РОДНОЙ ЧЕЛОВЕК Прасковья Ивановна ШЕСТАЧКО. Ниночка выделялась среди своих подружек-первоклассниц. Форменное платьице у нее было всегда отутюжено лучше, чем у других, бантики казались легкими бабочками на аккуратно причесанной головке, белоснежный накрахмаленный воротничок лежал безупречно. Невысокого роста, круглолицая, с лукавинкой в голубых глазах, она то и дело надменно поднимала бровки и поводила плечиками. Папа и мама Ниночки временно жили за границей, где папа работал, а она оставалась на попечении бабушки. Без бабушки Нина не делала ни шагу. Бабушка и провожала в школу и встречала после уроков. Обычно девочка гордо выступала впереди, а старенькая бабуся со школьным портфелем в руках семенила следом. Однажды бабушка замешкалась и пришла за внучкой, когда та уже натягивала шубку. — Наконец-то явилась, — зло сверкнула Нина глазами. — На, неси, — и она швырнула под ноги старушке набитый учебниками портфель. — Как тебе не стыдно! Нинка! — крикнул кто-то из девочек. Ребята зашумели и заставили Нину поднять портфель. На другой день, едва переступив порог школы, они кинулись к учительнице и наперебой стали рассказывать о случае в раздевалке. Прасковья Ивановна строго поговорила с Ниной, к девочка как будто поняла свою ошибку. Прошел год. На уроке труда учительница поинтересовалась, кто и как помогает родителям. Выяснилось, что одни моют пол, другие умеют накрывать на стол, третьи штопают себе чулки. И тут опять всех удивила Нина: — А я дома ничего не делаю, все бабушка сама успевает. — Белоручка, белоручка, — засмеялись ребята. — Выходит, ты и в самом деле белоручка? — спросила учительница. Она не на шутку встревожилась. «Откуда у девочки аристократические замашки, — думала Прасковья Ивановна, — как помочь Нине избавиться от них?» — Вот что, ребята, — сказала она, — мы с вами проведем проверку, кто как помогает дома своим мамам. А Нину возьмем на буксир, дадим ей месяц «на исправление». За месяц многому можно научиться. Обещаешь, Нина? — Обещаю, — чуть слышно прошептала девочка. Расчет был верный — гордая, самолюбивая Нина ни за что не захочет быть хуже других. Учительница и бабушка вступили в «заговор». — Дома за Нину ничего не делайте, — допустим, вы прихворнули, — посоветовала Прасковья Ивановна. — Посмотрим, что из этого получится. Минул месяц. Нина теперь ходила в школу самостоятельно, весело помахивая портфельчиком. Однажды бабушка пришла к Прасковье Ивановне и торжественно объявила: — Ниночку точно подменили. Напьется чаю — посуду моет, постель заправляет сама. А тут как-то взяла тряпку и начала пол мыть. Вымыла все чин чином и говорит: «Может быть, позовем Прасковью Ивановну. Пусть посмотрит, чему я научилась». Вот я и пришла просить вас в гости. Ждем вас завтра. На завтра, в воскресенье, учительница пошла по приглашению. Сияющая Ниночка показала, как она вымыла пол, как умеет накрывать на стол, мыть посуду. — Ну, я вижу, ты теперь не белоручка, научилась трудиться, — заметила Прасковья Ивановна. Девочка улыбнулась: — Я и раньше умела. Только меня не заставляли. Иногда хотела что-нибудь сделать, а бабушка не давала. Все говорила: «Я сама, да я сама». Тут уж пришлось краснеть бабушке. Чутко, с душой отнеслась Прасковья Ивановна к девочке, помогла преодолеть опасный недостаток в ее характере. На педагогическом языке такой подход к детям называется индивидуальным. А сколько таких случаев накопилось у Прасковьи Ивановны Шестачко за сорок лет работы в школе! И каждый случай оставляет свой след в душе, свою бороздку, сохраняется в памяти, дополняет опыт педагогической деятельности. Многому, вероятно, научит молодых начинающих учителей история воспитания Валерика, «трудного» мальчика, как его долго называли. Началась эта история так. …Дверь класса внезапно, рывком отворилась, и на пороге появился незнакомый мальчик. Маленький, беленький, он вздрагивал и пугливо озирался по сторонам, размазывая по лицу слезы. Прасковья Ивановна слегка опешила, но не подала виду. Она спокойно подошла к малышу, взяла его за руку, подвела к парте, мягко сказала: — Ну что же, садись, будешь учиться. Но мальчик насупился, не захотел сесть. Так и простоял до звонка на ногах. Учительница вела урок, будто ничего не произошло, но ее не покидало беспокойство. После звонка она поспешила в учительскую. Что же выяснилось? Валерик не хотел учиться. Мать насильно привела сына в школу и попросту втолкнула в класс, когда урок уже начался. «Что же происходит с мальчиком?» — затревожилась Прасковья Ивановна. Сразу после уроков, узнав адрес, отправилась к Валерику домой. Ее встретила мать ученика. Плача, женщина рассказала: пьяница-муж держит в страхе семью, буйствует, выгоняет ее и детей на улицу. Мать бывает раздражительной, от нее нередко достается сыну. Мальчик стал нервным, своевольным, упрямым, замкнутым. В школу не хочет идти: вдруг и там, чего доброго, начнут его «притеснять». Прасковья Ивановна припомнила все случаи из своей многолетней практики. Пожалуй, впервые ей пришлось столкнуться с таким болезненным отвращением ребенка к школе. Учительница еще не знала, какой тропинкой пойдет она к сердцу мальчика, какие невидимые нити свяжут их, но ясно было одно: надо завоевать доверие ребенка, пробудить интерес к учению. А как добиться этого? Нет, не строгостью, не окриком. Только теплотой и сердечностью, только выдержкой и спокойствием. День шел за днем. Валерик аккуратно приходил в школу, но держался по-прежнему особняком. За полгода он не произнес ни слова. В ответ на прямой вопрос бурчал невнятное, глядел исподлобья. Не обращался к другим ребятам, никак не называл учительницу. «Ах ты, дичок мой, дичок», — думала иногда Прасковья Ивановна, глядя на мальчика, но отступать и не собиралась. Во время урока она не один раз подойдет, бывало, к Валерику, посмотрит, как он выполняет задание, подскажет что-нибудь. В другой раз, заглянув в его тетрадку, скажет: — Ты не понял правила, сделал много ошибок. Останься после урока, я тебе объясню еще раз. Мальчик не сопротивлялся, послушно принимал помощь. Постепенно Валерик привык готовить домашние задания в школе, после уроков. Учительница решила сделать ребят своими помощниками в воспитании Валерика. Однажды, когда мальчика не было, она сказала: — Ребята, Валерик одинок, его надо окружить вниманием и заботой. Какой это был верный расчет — расчет на детский коллектив, на его благотворное воздействие. Вот Таню назначили дежурной. — Подежурь со мной, Валерик, — предложила она. — Мне одной не справиться. Валерик нехотя согласился. Дежурства ему понравились. Уж как старательно тер он тряпкой доску, как деловито собирал с пола бумажки! — Ты молодец, Валерик, — похвалила учительница. — В твое дежурство класс так и блестит. На лице мальчика в первый раз за полгода, славно солнечный зайчик, скользнула улыбка, скользнула и исчезла. И снова потупился, замкнулся в себе. Это была уже победа, маленькая, но победа. Лед начал таять, сердце малыша — отогреваться. Немного спустя Прасковья Ивановна дала Валерику общественное поручение: следить за чистотой и опрятностью ребят. Санитар из Валерика получился строгий. Тех, кто приходил нечесаным, с грязными руками, с длинными ногтями, он не пускал в класс. «Мой «дичок» привыкает к коллективу», — отмечала про себя учительница. Настоящую радость испытала она, когда однажды на уроке чтения Валерик несмело поднял руку и, впервые назвав учительницу по имени и отчеству, застенчиво попросил: — Я хочу прочитать. Учительница кивнула головой. Внимательно послушав чтение, она сказала: — Хорошо читаешь. Ставлю тебе четыре. И надо было видеть, какой радостью засияли от этих слов его глаза. После уроков, когда мальчик, как обычно, сидел в классе и выполнял домашние задания, Прасковья Ивановна подошла к нему и спросила: — Почему же ты раньше не отвечал, когда я тебя вызывала? Валерик по привычке нахохлился, но тут же доверчиво поднял глаза на учительницу: — Я боялся… — Чего? — Вдруг не так скажу и вы меня выгоните. А я хочу учиться… Прасковье Ивановне было ясно, что с Валериком придется еще немало «повозиться», но самое трудное уже позади. Кто знает, как бы все было, если бы судьба «трудного» мальчика попала в руки другого человека, какого-нибудь формалиста от педагогической науки. Пожалуй, не хватило бы у него терпения выдержать такое длительное молчание ученика, «не нашлось бы» времени каждый день после уроков дополнительно заниматься с ним, не захотелось бы еще и еще раз идти в семью, лишний раз говорить с родителями, показалось бы неудобным звонить по месту работы отца с просьбой воздействовать на него — гуляку и дебошира. Не только для Валерика, для многих и многих своих питомцев Прасковья Ивановна стала родным, близким человеком. Да и как может быть иначе, если каждому из них она отдала часть своего щедрого сердца. Только родному человеку можно написать такое письмо, какое прислал в годы войны с фронта бывший ученик Шестачко. Пожелтевший от времени конверт — уголок с номером полевой почты, неровные выцветшие, строки: «Здравствуйте, дорогая Прасковья Ивановна! Пишет вам бывший ученик Володя Голодников, ныне гвардии младший лейтенант, с фронта. Думаю, что вы не забыли хулиганистого мальчишку, который не мог писать без клякс, дисциплина у него была «уд», а впоследствии «пос». Сегодня прочитал я в газете «Правда», что Вы награждены орденом Ленина. Можете представить, как я обрадовался. Самые светлые воспоминания о детстве связаны с Вами. Я Вас хорошо помню, несмотря на 7 лет, которые я учился в другой школе. Из девятого класса, едва мне исполнилось 17 лет, добровольно ушел в армию. В военном училище был произведен в первое офицерское звание. С начала лета был на фронте. В августе меня тяжело ранили, лежал в госпитале. Сейчас опять на фронте. Награжден орденом Красной Звезды. Так что сейчас и учитель и ученик — орденоносцы. На этом кончаю. Крепко жму вашу трудовую руку и на правах бывшего ученика, целую. Желаю Вам дальнейших успехов. Володя. 19.XII.44». Прасковья Ивановна написала Володе, но ответа не получила. Так и затерялся его след в жизни, а письмо, полное любви, уважения и благодарности к первой учительнице, до сих пор согревает ее искренностью и теплотой. Нет, не забывают Прасковью Ивановну ее бывшие ученики. Одни ей пишут письма, другие приходят в родную пятую школу, куда бегали ребятишками и где вот уже скоро 35 лет работает учительница Шестачко. Как-то мартовским днем прошлого года, точнее накануне Международного женского дня, в дверь новой квартиры, куда только-только переехала Прасковья Ивановна, кто-то постучал. Открыв, Прасковья Ивановна в изумлении всплеснула руками — на лестничной площадке собрался чуть ли не целый класс ее бывших учеников, рослых ребят и девчат. — Хорошие вы мои, — улыбнулась учительница, впуская гостей. — Как я рада вас видеть, проходите. — С новосельем, Прасковья Ивановна, — весело поздравляли ребята, ставя на стол торт, конфеты. Переглянувшись, извлекли из свертка бутылку шампанского. — Это по случаю праздника. Она всматривалась в молодые лица, узнавала и не узнавала их, находя в них какие-то новые, незнакомые черточки, обнаруживая, что это уже совсем взрослые люди. Рослый застенчивый парень с непослушной шевелюрой — это Саша, голубоглазая девушка с кудряшками — Марина, статная задумчивая — Галя, с черными глазищами в пушистой оправе ресниц подвижный — Олег, немножко кокетливая блондинка — Света. А вон и Володя — Прасковья Ивановна кивает ему. С Володей они видятся часто, юноша живет неподалеку. Повстречав свою бывшую учительницу на улице, он всегда провожает ее до дому. — А помните, Прасковья Ивановна, как я однажды отличился, — засмеялся Олег. — А помните?.. — спрашивает еще кто-то. — Конечно, конечно, помню… Потом ребята рассказывали о себе. Гости засиделись, но уходить никому не хотелось. Было весело и в то же время немножко грустно, вспоминались слова «Школьного вальса»: Но где бы ни бывали мы, Тебя не забывали мы, Как мать не забывают сыновья… Простая и сердечная, Ты — юность наша вечная, Учительница первая моя! Время накладывает на человека свой отпечаток, не обошло оно и Прасковью Ивановну — разбросало морщинки вокруг глаз, прибавило седины, но по-прежнему молодо светятся ее живые внимательные глаза, звучен голос, быстры движения. К первой награде, с которой поздравлял учительницу Володя Голодников в годы войны, и званию Заслуженной учительницы школы РСФСР прибавились второй орден Ленина и орден Трудового Красного Знамени. Еще более зрелым стало мастерство педагога. На методической секции учителей начальных классов, которой Шестачко руководит бессменно уже много лет, Прасковью Ивановну засыпают вопросами. Молодых учителей интересует, как сделать урок содержательным, связать его с жизнью, как закреплять изученный материал, какие средства наглядности применять, каким образом добиться, чтобы дети активно работали все 45 минут. Подробно объяснив, Прасковья Ивановна приглашает: — А вы приходите на урок… И вот мы на уроке письма во втором классе школы № 5. За окном покрытые снегом деревья, а в комнате тепло, уютно. Нет, это не скучный урок, когда учитель диктует, а ученики пишут. Идет живая, непринужденная беседа. Тема ее — безударные гласные. Сначала ученики составили рассказ по картинке «Зима». Потом они написали объяснительный диктант, потом закрепили в памяти правило на разделительный мягкий знак, сами придумали предложения. Ни одного скучающего, все заняты делом: и пухленькая аккуратная Нина Людских, и быстрая «востроглазая» Ира Митина, и нежная поэтичная Таня Беркутова, и подтянутый серьезный Саша Панов, и трудолюбивая исполнительная Надя Шарафеева — словом, все. Провести так урок — значит добиться определенного успеха в перестройке обучения. К этому надо добавить увлекательные уроки труда, экскурсии. И если все объединить, то работа учительницы П. И. Шестачко предстанет как непрерывное творчество. Пройдут года, промчится много зим и весен, вырастут, станут взрослыми ее ученики, но навсегда запомнятся им шумные школьные дни и первая, самая любимая, учительница, как запомнилась она мне. Приятно сознавать, что и я тоже училась когда-то у Прасковьи Ивановны Шестачко. Т. Чап ЦЕЛЬ ЕЕ ЖИЗНИ Мария Васильевна АЛАШЕЕВА. Недаром говорится, сколько людей — столько судеб, столько человеческих характеров. Разные бывают люди: один любит быть на виду, блистать красноречием, возвеличивать свои заслуги, другой неприметно, спокойно делает свое дело, не считаясь со временем, не кичась успехами. С первым — нашему брату, газетчику, легко: он все о себе доложит, только успевай запоминать да записывать; ко второму не сразу «подберешь ключик». И вовсе не потому, что не хочет рассказать о себе человек, а просто никаких заслуг и доблестей за собой не числит, а все, что делает, считает столь обычным и само собой разумеющимся, что об этом говорить не стоит. В таких вот людях часто скрывается и большая душевная красота и сила. Обо всем этом подумалось мне при встрече с Марией Васильевной Алашеевой, маленькой, тихой женщиной, вот уже 20 лет занимающейся скромным, но нужным для людей делом. Первое мое знакомство с Марией Васильевной произошло год назад. В те дни шло выдвижение кандидатов в депутаты местных Советов. На собрании столовой вагонного депо станции Челябинск, где Алашеева работает кондитером, горячо обсуждали, кого послать в районный Совет. И вдруг была названа фамилия Алашеевой. Взволнованная, смущенная сидела Мария Васильевна, почти не слышала, что говорили о ней товарищи по работе, сидела, сложив на коленях руки, трудолюбивые руки, которые все привыкли делать сами и не умеют быть праздными. Отдавая всю себя работе, Мария Васильевна никогда не думала о вознаграждении. И вот она, награда, за ее скромный честный труд! Радость охватила ее, плеснула румянцем на лицо, и на глазах у всех помолодела женщина. Ведь ничто так не поднимает человека, как сознание, что те, с кем он трудится, ценят, уважают его. С тех пор прошел год. И вот мы встретились снова. Нет, за это время совсем не изменилась Мария Васильевна. Все такой же добротой и ласковой приветливостью лучатся ее немного усталые глаза, все так же проворны ее умелые, поистине золотые руки, превращающие такие обычные вещи, как муку, сахар и масло, почти в произведения искусства. — Да вы просто художница, Мария Васильевна, — с восхищением замечаю я, глядя, как любовно выводит она своим нехитрым инструментом нежный и тонкий рисунок из крема. — Ну, уж и скажете, художница, — смущенно смеется она, — наше «художество» раз — и съел. А все равно, — после минутной паузы снова говорит Алашеева, — приятно. Пусть хоть недолго, а порадуется человек, что торт и красивый и вкусный. Да, это так. Вот пришла смазчица вагонного депо и тепло благодарит Марию Васильевну за то, что хорошие торты приготовила она для ее дочери на свадьбу. Мария Васильевна действительно приготовила торты на славу. Все время думала, как бы лучше сделать это свадебное угощение для незнакомой девушки. Человеческое счастье всегда волнует и радует ее. — А теперь уж для зятька моего молодого постарайся, Васильевна, — просит заказчица. — День рождения у него. Хочу подарок сделать. Знаешь, нам, тещам, с зятьями надо в мире жить, — шутит она. …Раз-два-три… Ровные витки теста охватывают металлическую форму. Одна за другой трубочки укладываются на противень. Через несколько минут они зарумянены в электродуховке. Мария Васильевна начиняет их кремом, посыпает сахарной пудрой, и вот уже вкусно пахнущие трубочки с кремом поплыли на подносе в буфет. Там они не залеживаются. Кондитерские изделия столовой № 4 пользуются большим спросом у посетителей — работников вагонного пассажирского депо станции Челябинск. — Мария Васильевна, еще пирожных, — торопит заместитель заведующего производством. — Сейчас, сейчас будут готовы, — откликается Мария Васильевна. В ее руках, полотняный мешочек с металлическим наконечником совершает чудеса. Нежно-розовый крем, как кружево, окаймляет пирожное «корзиночку». А вот из «корзиночки» уже выглядывают грибки, сделанные из бисквита. Но самое излюбленное изделие у кондитеров — торты. Это — венец их искусства. Красиво, со вкусом сделать торт может не каждый. Мария Васильевна берет кусочек испеченного теста конусообразной формы, служащий остовом для цветка. Минута — и готова роза, нежная, с тонкими лепестками, будто только что сорванная с куста. Все время поступают заказы к какой-нибудь дате, семейному событию, торжеству. Сегодня с самого утра, только пришла Мария Васильевна на работу, прибежали комсомольцы из вагонного депо. — Мария Васильевна, выручайте. Завтра у нас гости — бригада коммунистического труда с завода имени Колющенко. Хотим угостить гостей чаем с пирожными. Заказ был большой. Кроме него нужно было выполнить и другие заказы, обеспечить кондитерскими изделиями буфет, да и хотелось, чтобы получили ребята пирожные свежими. И не раздумывая, отработав свою смену, Алашеева осталась на ночь. На следующее утро пирожные и красивые, любовно украшенные торты уже ожидали заказчиков. …Мелькают ловкие, проворные руки, а стоящая за соседним столом темноглазая девушка, ученица, нет-нет да оторвется от работы и посмотрит восхищенным взглядом на те чудеса, что возникают по воле кондитера. Пожалуй, и не сосчитаешь, сколько вот таких молодых переимчивых, ждущих только опытного внимательного учителя, обучила своему делу Мария Васильевна Алашеева. Ее ученицы Шура Бухарина, Клава Рассыльных стали неплохими кондитерами. Вот и здесь в столовой уже два самостоятельно работающих кондитера — Лиля Яхина и Нина Лукина, питомицы Марии Васильевны. Но не только за умение и сноровку любят в коллективе Марию Васильевну. «Душевный, хороший человек Мария Васильевна» — эти слова слышишь от каждого, с кем заговоришь об Алашеевой. Чутко сердце у этой уже немолодой женщины на чужую беду. Всегда найдется у нее для другого и теплое, сердечное слово и ненавязчивый, материнский совет. У самой Марии Васильевны жизнь сложилась нелегко. Но не замкнулась, не стала глухой она к горестям и радостям других, а наоборот, еще больше потянулась к людям, к товарищам по работе. Однажды, когда выдалась свободная минутка, Мария Васильевна поведала о своей трудной судьбе, о своей душевной боли, что и до сих пор не оставляет ее. Еще в ту пору, когда многие дети думают только об играх да забавах, пришлось ей думать о куске хлеба. Не принесло радости и раннее замужество. Обиды и слезы — вот что вспоминает она о своей семейной жизни. Только материнство осветило ее жизнь, дало новые силы, заставило многое забыть и простить отцу ее двух сыновей. Но однажды, как гром среди ясного неба, пришло несчастье. Пропал пятилетний сынишка Коля. Только что привела она его из детского садика, только вот стоял он возле большого камня у калитки, что служил скамейкой, и вдруг исчез. Сколько ни искала, куда ни писала Мария Васильевна, мальчик словно канул в воду. Чья-то недобрая рука увела ребенка от родного дома. Не просыхала подушка от слез, время не могло излечить материнского горя. Только на работе забывалась Мария Васильевна, только благодаря теплому участию окружавших ее людей оттаивало оцепеневшее сердце. Вот тогда-то и поняла, оценила она, как хорошо, когда человек неодинок, когда есть друзья, любимое дело. С того черного дня, когда обезумевшая от горя мать оббегала полгорода в поисках своего сынишки, прошло долгих 18 лет. Второй сын Марии Васильевны Виктор, приехавший в отпуск, подошел к дому. У калитки, на камне сидел неизвестный мужчина. — Скажите, вы давно здесь живете? — обратился он к Виктору. — Всю жизнь, — недоумевая ответил тот. — А не знаете, не пропадал здесь у кого-нибудь ребенок, — снова несмело спросил незнакомец. — Пропадал. У меня брат исчез, только очень давно, — уже волнуясь ответил Виктор. Через минуту стало ясно, что перед ним его родной брат. Он пригласил Николая в дом, но не к себе, а к соседям. Нужно было как-то подготовить мать. Из «подготовки» ничего не вышло. Словно кто толкнул в сердце Марию Васильевну, когда Виктор зашел в комнату и, нервно снимая со стены детский портрет брата, вырвал его вместе с гвоздем. Кинулась Мария Васильевна к соседям. Ну какая мать не признает сына! Каждую отметинку, каждую особинку на нем помнит она. Но вместе с радостями пришли и нежданные муки. Радовалась, что жив, что сохранили ей сына незнакомые ей советские люди. В детском доме, где он рос, его воспитали, дали специальность. Остались в его памяти детские воспоминания, вспыхнувшие, когда Николай попал в Челябинск, и приведшие его словно чудом к порогу родного дома. Но не сразу приживается растение на прежнем месте, коль вырвать его надолго оттуда, где оно росло. Необычно сложилась судьба у паренька. Только в 23 года узнал свое настоящее имя и фамилию. Не смог простить он отца, считая его косвенным виновником того, что все эти годы был лишен семьи и материнской ласки, так как было подозрение, что Николая увела в детстве женщина, желавшая разрушить семью Алашеевых. Закралось у него чувство обиды и на мать, что не ему, Николаю, отдавала она свою нежность и заботу, которые так нужны были ему. Пожив недолго в семье, Николай снова уехал далеко от дома на новостройку. Нелегкий путь еще надо пройти материнскому сердцу, чтобы отогреть сердце сына, заставить его все понять, обрести его доверие. На это нужны силы, твердость духа. Кто поможет ей в этом? Мария Васильевна знает твердо: люди, простые советские люди, такие, как она сама, всегда готовые прийти на помощь другим. Она пишет туда, где работает Николай, на это сердечно откликаются незнакомые, но сочувствующие ее беде люди. С их помощью она ведет борьбу за сына. С такою же готовностью откликается и она сама, когда к ней приходят за советом и помощью, каким бы ни было это дело: будь то водопроводная колонка, что нужна жителям, или посадка деревьев, которые необходимо защитить от гибели, или неполадки в соседней столовой. Не только как депутат, по велению долга, она помогает людям по велению своего сердца. Так делала Мария Васильевна всегда, когда ее выбирали то профоргом, то народным заседателем, она не числилась на какой-то общественной должности, а просто выполняла главную цель, что навсегда определила себе в жизни — быть полезной людям. Т. Чап СЕРДЦЕ, ОТДАННОЕ ДЕТЯМ Надежда Сергеевна СИНИЦЫНА. Непомерно долгой кажется ночь. Не смыкая глаз, сидит молодая мать возле детской кроватки, с тревогой вглядываясь в раскрасневшееся лицо малыша, прислушивается к его неспокойному прерывистому дыханию. Кто из матерей не изведал этого щемящего чувства, не пережил томительных часов, когда, кажется, стерпел бы любую боль, лишь бы выздоровел ребенок, снова стали ясными его глаза, весело затопали по квартире маленькие ножки. …Навсегда запомнила Надежда Сергеевна Синицына тот день, когда она пошла по своему первому в жизни вызову. Едва успела постучать, как дверь открылась, первое, что увидела Надежда Сергеевна, были глаза матери. Эти полные тревоги глаза заставили молодого врача со всей остротой ощутить, какой трудный и ответственный путь она избрала. На постели, то и дело сбрасывая с себя одеяло, металась трехлетняя девочка. Спокойно, как будто она делала это уже сотни раз, Надежда Сергеевна вынула стетоскоп, попросила ложечку, чтобы посмотреть горло больного ребенка. — Не бойся, Танюша, не бойся, маленькая, — ласково говорила она, выслушивая свою первую пациентку, а сама вдруг почувствовала, что у нее от волнения задрожал голос. «Корь или не корь? — думала она. — Если «корь» — могут заболеть дети по соседству. А вдруг не корь? Тогда всем этим ребятишкам сделают зря болезненные прививки. Подожду до вечера», — решила Синицына. И весь день, пока она ходила по другим вызовам, вела прием в поликлинике, мысль об этой больной девочке не покидала ее. После приема она сразу, почти бегом, направилась туда, где была утром. — Как дела? — спросила она еще с порога у матери, быстро надела халат, вымыла руки. Так оно и есть. Подозрение оправдалось. Теперь уже на слизистой оболочке рта отчетливо были видны мелкие белые блестящие пятнышки, окруженные краснотой — бесспорное свидетельство кори. Этот случай показал молодому врачу, как важно не упустить мельчайшей детали, обращать внимание на все. С тех пор прошло почти двенадцать лет. Надежда Сергеевна стала за это время опытным детским врачом. Но каждый раз, открывая дверь квартиры, где лежит больной ребенок, она испытывает волнение. От правильности первого диагноза зависит многое. Важно быстро распознать болезнь, чтобы повести с ней успешную борьбу. Участковый врач — это своего рода разведчик. Ему нельзя ошибаться. С самого начала своего трудового пути и до сегодняшнего дня Надежда Сергеевна обслуживает один и тот же участок. Все молодое поколение здесь выросло на ее глазах. Вот Женя Брехов. Надежда Сергеевна часто встречает его на улице. Совсем большой стал мальчуган, учится уже в 5 классе. А кажется, совсем недавно был таким крошечным! Немало забот и волнений доставил Женя своему участковому врачу. Но потом все реже и реже Надежде Сергеевне приходилось бывать в семье Бреховых, и это ее радовало — мальчик окреп и с каждым годом болеет меньше. Некоторые бывшие пациенты Надежды Сергеевны теперь уже приводят к ней на прием своих малышей. Осматривая ребенка, врач иногда спросит и молодую мамашу, не беспокоят ли ее как прежде ангины или какая-то другая болезнь? Бывает и так, переехав на другую квартиру, родители еще долго не хотят расставаться со своим врачом и приводят детей по старой памяти на прием к Синицыной. Приходится лечить. Ну как откажешь, когда с таким доверием и надеждой ждет ее советов мать или отец ребенка, а малыша врач знает с первых дней его появления на свет! Детскому врачу мало хорошо знать свое дело, нужна большая любовь к детям. Бывает еще, к сожалению, так: придет иной детский врач к больному и с раздражением ожидает, пока мать унимает ребенка, которого испугал белый халат «тети доктора». А у этой «тети» не находится ни одного ласкового слова, чтобы расположить к себе малыша, успокоить его. Нужно видеть, как беседует со своими маленькими друзьями Надежда Сергеевна, чтобы понять, что ей, как говорили в старину, «на роду написано» лечить ребятишек. Пока идет неторопливый разговор между врачом и ее маленьким пациентом о том о сем — весело ли прошел праздник в детском саду, как себя чувствует любимая кукла, — уже не таким страшным кажется и стетоскоп. Что ж, пусть тетя доктор послушает спинку и грудку, даже горло можно показать этой доброй тете. С пятимесячным Ильясом Мунировым такой доверительной беседы не поведешь, но ласковый голос врача, осторожные прикосновения ее мягких рук сразу успокаивают малыша, и он перестает поворачивать головку, разыскивая взглядом мать. — Все в порядке. С понедельника можно и в ясли нести, — с удовлетворением говорит Надежда Сергеевна матери, молодой миловидной темноглазой женщине. Та обрадованно начинает заворачивать сына в теплое одеяло, благодарно поглядывая на Синицыну, стараясь, не пропустить ни одного слова из того, что говорит ей врач. Прием окончен. Пора идти на участок. Надежда Сергеевна просматривает вызовы, отмечая про себя: «Опять Вова заболел», или: «А это какая-то новая девочка появилась у нас». Детей за последнее время на участке намного прибавилось. Растут новые многоэтажные дома, в них въезжают семьи, каждый месяц появляются новорожденные. Вот и сегодня у Надежды Сергеевны новый адрес — предстоит посетить молодую мать. Все говорит здесь о том, что появился новый человек: и аккуратная стопочка белоснежного детского белья, и новая кроватка, в которой лежит первенец молодых супругов Бычковых — Саша. С мягкой улыбкой Надежда Сергеевна выслушивает расспросы матери. Все тревоги и заботы молодой женщины понятны и близки ей не только как врачу, но и как матери. Постоянное наблюдение, патронаж за детьми до года — одна из главных составных частей работы детского врача. Он внимательно и заботливо следит, чтобы ребенок поскорее окреп, оберегает его от болезней, учит молодую мать правильно ухаживать за малышом. Врач лечит. Так обычно говорим мы о том, что портной шьет, учитель учит, каменщик строит. Но только ли лечит врач? Нет, обязанности врача гораздо шире. На участке Синицыной есть разные дома и семьи, они живут в различных условиях. Не раз врачу приходилось наряду с лечебными делами браться за дела жилищные: обращаться с ходатайством в жилуправление, райисполком. И как радуется она, когда какой-нибудь из семей дают новую квартиру. В первые годы, когда Надежда Сергеевна только начала работать, на ее участке было несколько семей, живших в подвальных помещениях. Это было предметом ее постоянных забот и тревог. Несмотря на все старания, ребятишек трудно было уберечь от проявлений рахита, пусть слабых, но все же беспокоивших врача и родителей. — Сейчас, — со счастливым блеском в глазах рассказывает Синицына, — все эти семьи получили хорошее жилье. Иду теперь мимо заколоченных окон и радуюсь. Надежда Сергеевна не говорит лишь о том, сколько и с ее стороны было приложено старания, чтобы ускорить переселение. Недаром в прошедшие выборы именно ее, постоянную «заботницу» выбрали депутатом городского Совета. — Вот и правильно. Ведь Надежда Сергеевна и так словно депутат за всех радеет, — говорили те, кто знал Синицыну. Как лучший друг и советчик приходит детский врач в дом. Ничто не должно ускользнуть от ее внимания. Ведь от того, в каких условиях находится ребенок в семье, зависит его дальнейшее развитие, его здоровье, и детский врач советует, как одевать детей, где поставить кроватку, чем кормить, какую лучше купить игрушку. Ни на минуту не должен он оставаться равнодушным к тому, что происходит в семьях его маленьких пациентов. — Нужно забежать сегодня к Демидовой, — тревожится Надежда Сергеевна, — новорожденная девочка здорова, но мать больна. Чем-то помочь надо. В другой семье врача тревожит тоже не ребенок. Там другая беда. Отец, едва успев привезти жену с сыном из родильного дома, ушел из семьи. Необходимо морально поддержать молодую женщину. Ей сейчас кормить ребенка, а она слезы день и ночь льет. Да, выражение «обязанности врача» здесь не совсем уместно. Здесь речь идет о велении сердца, щедрого, хорошего сердца советского врача и советского человека. * * * Часто по вечерам Надежда Сергеевна, отодвинув в сторонку учебники и тетрадки своего сына-второклассника, усаживается за стол, читает, конспектирует, как в былые студенческие годы. — Опять к лекции готовишься? — спрашивает муж, тоже врач. Она на секунду поднимает голову, утвердительно кивает головой и вновь углубляется в работу. За эти годы накоплен немалый опыт, хочется сделать научный анализ своих выводов и наблюдений. На первом областном съезде детских врачей Н. С. Синицына вместе с товарищем по работе врачом Т. А. Новоселовой выступила с докладом о лечении детского ревматизма. Каждый месяц Синицына читает на своем участке лекции, проводит 5—6 бесед на самые различные темы. Собираются обычно в красных уголках. Летом — прямо во дворе. Для того, чтобы правильно воспитать ребенка, нужны знания. Эти знания Надежда Сергеевна и стремится дать родителям детей, забота о здоровье которых вверена ей. У Синицыной есть хорошая опора — санитарный актив из домохозяек. Их одиннадцать человек. Санитарные активисты Шумилова, Пирожкова, Набиуллина и другие хорошо помогают врачу. Они ведут учет всех вновь прибывающих на участок детей, оповещают жителей о предстоящей лекции, часто предоставляют свои квартиры для проведения бесед. Домохозяйка Шумилова летом навела образцовый порядок на своем участке улицы. Чистота — залог здоровья. Ребятишкам, благодаря стараниям санитарной активистки, теперь есть где поиграть летом на свежем воздухе. Под руководством санитарного актива была наведена чистота во дворах и на улицах, посажены деревья, цветы, устроены детские площадки. Женщины-активистки делают подворные обходы, выясняя, нет ли больных, следят за санитарным состоянием квартир, за тем, как организован уход за детьми. Серьезно, энергично работает на участке и главная помощница врача — медицинская сестра Нина Ильинична Ганичева. Ее забота — всем детям вовремя сделать необходимые профилактические прививки, навещать новорожденных, выполнять назначения по лечению детей на дому. С Ниной Ильиничной Надежда Сергеевна не расстается все годы, что работает в детской поликлинике Челябинской городской больницы. Эта хорошая деловая дружба дает весьма ощутимые результаты. По сравнению с прошлыми годами на участке врача Синицыной заболеваемость значительно снизилась. — Все уверенней чувствуем себя мы, детские врачи, — говорит Надежда Сергеевна, — теперь у нас такое замечательное оружие, как антибиотики. Они дали нам возможность выходить победителями в тяжелых поединках с такими грозными болезнями, как дизентерия, туберкулез, менингит. Раньше диагноз «туберкулезный менингит» означал для детей смертный приговор. Сейчас, если болезнь вовремя захвачена, ребенок возвращается к жизни. — А возьмите скарлатину, — продолжает врач, — какая коварная раньше болезнь была, а сейчас «испугалась»: под влиянием новейших лекарственных средств возбудитель болезни, как видно, видоизменился, и теперь проходит заболевание сравнительно легко, как правило, даже без помещения ребенка в больницу. Улучшились и условия работы врачей. Детское отделение поликлиники, где работает Надежда Сергеевна, расширилось, сейчас оно полностью занимает одноэтажное здание, а раньше ютилось лишь в одном его крыле. В будущем предполагается строительство большого и многоэтажного корпуса детской поликлиники. На страже здоровья наших детей стоит большая армия медицинских работников. В их числе — скромная труженица, человек большой души, горячо любящая свое дело детский врач Надежда Сергеевна Синицына. Л. Виногорова БОЛЬШОЕ ИСКУССТВО Наталия Николаевна КАРТАШОВА. Делегация профсоюзных деятелей Бельгии гостила на Южном Урале уже несколько дней. Бельгийцы были на заводах и стройках, много видели, встречались с множеством людей. Один день они решили посвятить тракторному заводу. Днем — цехи, вечером — Дворец культуры. В тот вечер в большом зале заводского театра шел концерт художественной самодеятельности. Кружковцы пели, читали, музыканты сменялись участниками драматического коллектива… Вот ведущий объявил выступление заводских танцоров. И на сцене в стремительном вихре закружились юноши и девушки в ярких русских костюмах. Это была настоящая уральская пляска, полная жизни и огня, заразившая своим весельем весь зал. Зрители долго вызывали плясунов. И громче всех кричали «браво» гости из Бельгии. Неожиданно один из членов делегации — высокий, седой человек, стремительно поднялся со своего места и бросился за кулисы. За ним последовали остальные члены делегации и недоумевающие работники завода. За кулисами бельгиец направился к одной из девушек: — Где и кем вы работаете? — В цехе топливной аппаратуры. Шлифовщицей. — А вы? Вы? — гость подходил ко второй, третьей, четвертой танцовщице. Ответы были примерно одинаковыми: токарем, фрезеровщицей, слесарем… Бельгиец, казалось, секунду колебался: — Руки, покажите мне ваши руки, — отрывисто и резко сказал он одной из девушек. Та, недоумевая, протянула руку — маленькую, крепкую руку работницы. И тут произошло неожиданное. Гость, только что такой самоуверенный и резкий, явно смутился. Наклонившись, он поцеловал руку девушки и сказал тихо: — Простите меня. И тут же подойдя к стоявшей в стороне красивой женщине с черными косами, отдал ей большой букет, преподнесенный делегации перед началом концерта. То же сделали и остальные гости. Наталия Николаевна Карташова — руководитель танцевального коллектива тракторостроителей, та самая темноволосая женщина, которой бельгийцы преподнесли цветы, — и сегодня вспоминает об этом эпизоде с улыбкой: — Все разъяснилось очень просто. Делегация приняла нас за профессиональных танцоров, они решили, что их хотели провести, что выступал ансамбль, выписанный чуть ли не из Москвы… И только руки нашей Нины Егоровой убедили зарубежных гостей, что перед ними выступали те самые ребята и девушки, которых они видели утром в цехах у станков. Рассказ о Наталии Николаевне Карташовой мы не случайно начали с этой несколько курьезной истории. Уровень выступлений танцоров тракторного завода действительно очень высок. Стоит только вспомнить, как горячо встречают танцоров зрители на концертах, как аплодировали им во время многократных выступлений в Москве, как приветствовали их участники VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, с каким триумфом прошли концерты в Венгерской Народной Республике. Но, вероятно, немногие из зрителей, представляют себе, сколько таланта, труда, упорства нужно приложить, чтобы заискрилась сцена от такого стремительного, огневого пляса. И об этом труде Наталии Николаевны Карташовой — большом труде балетмейстера, воспитателя, педагога мы и хотим рассказать. * * * На стене в квартире Карташовой висит большая фотография. На этом снимке — десять руководителей самодеятельных художественных коллективов страны, первыми получивших высокое звание заслуженных деятелей искусств РСФСР. Среди них — Наталия Николаевна в темном костюме, с орденом Трудового Красного Знамени на груди. 10 марта 1959 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета. Этот день стал днем праздника нашего самодеятельного искусства. Ведь каждый из десяти был учителем многих сотен рабочих парней и девчат, заботливо и кропотливо, шаг за шагом, вел их дорогой искусства. …С интересом, пожалуй, даже с некоторым трепетом раскрыли мы объемистую шкатулку, набитую до краев письмами и телеграммами, полученными Наталией Николаевной Карташовой в мартовские дни прошлого года. Москва и Кемерово, Ленинград и Львов, Омск, Харьков, Магнитогорск, Свердловск, Хабаровск… Пишут ученики, ученики учеников, пишут незнакомые люди, и все поздравляют с «давно заслуженной наградой». Уже сами эти письма, а их многие десятки, могли бы стать интересным рассказом о большом признании, любви и уважении к учителю и другу. «Дорогая Наталья Николаевна! Спешу от всей души поздравить Вас. Хочу хоть в письме крепко пожать Вам руку и пожелать много, много хорошего. Я очень рада этому событию. Вы достойны его. Вы прекрасный педагог, замечательный человек, внимательный и чуткий товарищ. И вообще Вы необыкновенная женщина, милая, славная, обаятельная, лучше которой я не встречала в своей жизни. Когда я была девчонкой и не была знакома с Вами, не знала Ваших душевных качеств, я уже была горячо влюблена в Вас. Позже, ближе узнав Вас, я стала считать Вас идеалом женщины и так до сих пор. Три фотографии и несколько ваших писем, которые я храню, очень дороги мне, и когда они попадают мне в руки, я вспоминаю о нашей студии, об ушедшей молодости и меня охватывает чувство благодарности к Вам. Ираида Третьякова, г. Магнитогорск». Нет, Наталия Николаевна помнит Ираиду Третьякову, как помнит и других своих первых учеников, с которыми ее свела судьба двадцать пять лет назад. Да, четверть века прошло с тех пор, как молодая балерина, ученица известной танцовщицы Мариинского театра (ныне Ленинградский театр оперы и балета имени Кирова) Ефросиньи Алексеевны Георгиевской-Языковой, стала руководителем танцевальных кружков уральских рабочих. Она приехала с театром оперетты на гастроли в Магнитогорск в первые годы его строительства. Здесь, расставшись с театральной труппой, пошла в рабочие общежития, чтобы по вечерам учить танцевать тех, кто днем так самоотверженно работал на лесах нового города. С Магниткой Карташова встретилась снова уже в начале войны. В 1942 году она с маленькой дочкой (муж был на фронте) приехала в Магнитогорск из Керчи. Здесь она была принята на работу воспитательницей в ремесленное училище № 13. Холодный военный 1942-й. Хмурые ребята, тяжело переживающие трудные дни, были мало склонны к обучению танцам. — Нелегкие ребята. Наша с вами задача их от многого отучить и многому научить, — сказал при знакомстве Наталии Николаевне директор училища Василий Нестерович Кулешов. И когда новая воспитательница обошла все комнаты, объявив об организации танцевального кружка, ее встретили более чем настороженно. — На чечетку еще согласны, — выдвинулись вперед заводилы. — Будешь учить? — Хорошо, приходите… — Нет, правда, будешь?! — Придите — увидите. Любопытство победило: несколько человек явилось. И занятия начались. Да, действительно пришлось начать с чечетки. Ребята ее отбивали вначале очень усердно. Но это только вначале. Очень скоро воспитательница показала одно из движений классического танца. — Кто сможет повторить? — Тоже мне, искусство! — Нет, а ты попробуй! Но повторить никто не смог. — Давайте еще раз. Попробовали. И снова не сумели. Но желание не отступать взяло свое: мальчики стали учиться. Вскоре на занятия танцевального кружка начали приходить все новые и новые ребята. Так, собственно, и началась история знаменитых танцоров из тринадцатого ремесленного, чья слава затем шагнула далеко за пределы Магнитки. Теперь ребят не нужно было агитировать, они полюбили свой кружок и даже самые отъявленные забияки становились значительно тише, когда переступали порог танцевального класса. Ребята теперь беспрекословно слушали своего балетмейстера, который стал для них значительно больше, чем просто учитель танцев. Первый танец — первый успех. Теперь ребята уже не стремились только к чечетке, они были увлечены лихим украинским гопаком, танцевали молдованеску. Вместе с балетмейстером создали веселый «Гусачок»… В 1943 году магнитогорских танцоров пригласили в Москву. Их выступление, а они показали большую программу — «Здравствуй, Москва», было очень тепло встречено зрителями. А несколько позже ансамбль из Магнитки стал участником съемок известного фильма «Здравствуй, Москва». В большом и интересном фотоархиве Н. Н. Карташовой мы увидели снимок: магнитогорские ребята сняты с известными деятелями нашего киноискусства. На обороте надпись: «Дорогой Наталии Николаевне Карташовой — в знак горячей благодарности за помощь и участие в создании фильма «Здравствуй, Москва». Кинорежиссер Сергей Юткевич». Четырежды выступал на всесоюзных смотрах танцевальный кружок Магнитогорского тринадцатого ремесленного училища. Слава талантливого творческого коллектива укрепилась за ним очень прочно. — Где теперь магнитогорские танцоры? — спрашиваем мы Наталию Николаевну. — Хотела я этого или не хотела, но некоторые из них сделали танцевальное искусство своей профессией и сейчас выступают в ведущих творческих коллективах страны. А остальные теперь уже инженеры, техники, хорошие мастера и работают не только на Магнитке, но на многих других заводах страны. И мне было очень приятно среди поздравлений, полученных мною в связи с присвоением звания, получить приветы и от моих бывших учеников из тринадцатого ремесленного. Вот уже больше десяти лет судьба Карташовой накрепко связана с тракторным заводом. До прихода нового балетмейстера во дворце уже был танцевальный коллектив. Он выступал на смотрах, и нередко успешно, но не было главного — того, чем славна сейчас самодеятельность тракторного, — массовостью. В кружке в течение многих лет было двадцать — двадцать пять человек. С ними занимались, их учили, очень неохотно расширяя этот избалованный вниманием кружок. — Новички могут все испортить, — существовало здесь мнение, не менявшееся в течение многих лет. — Нет, новички не испортят, новички — это свежие силы, это творчество, — вот первое, что сказала Карташова, начиная работать во Дворце культуры. «Проводится набор в танцевальный коллектив», — такие объявления появились всюду в цехах. Карташова пошла в рабочие общежития. Она собирала ребят и говорила с ними о танцах. — Да мы не сумеем, — отмахивалась вначале молодежь. — Нет, вы сумеете, вы научитесь! И во Дворец потянулись желающие учиться. Да, вначале руки были деревянными и ноги не хотели слушаться. Для многих была в диковинку вот такая упорная, настойчивая учеба. Некоторым, быть может, поначалу не нравилось, что до сцены еще очень далеко, что вначале надо научиться управлять своими руками, ногами, плечами… Но удивительное отношение балетмейстера к делу, ее горячее желание, чтобы каждый из них узнал как можно больше, делали свое. Кружок рос. И вскоре уже не двадцать, а сорок, шестьдесят, сто танцоров стали учениками Наталии Николаевны. Кружки начали создаваться в цехах. И в том, что сегодня целая армия танцоров на тракторном, — немалая заслуга Карташовой. Но чтобы понять секрет успеха Карташовой, надо побывать на ее уроке, обычном уроке, который она проводит ежедневно. Итак, обычный вечер во Дворце тракторного. В комнатах играют, читают стихи, поют, рисуют. На дверях танцевального класса висит объявление: «Начало занятий в 8 часов вечера. Тренаж и репетиция». Карташова, как всегда, приходит минут за пятнадцать до начала урока. Впрочем, и большинство ребят тоже приходит раньше. Переодеваются, делают небольшую разминку, обмениваются вчерашними впечатлениями. До начала занятий к Наталии Николаевне не пробиться. Ей рассказывают о том, что случилось вчера в цехе, ей читают письмо, полученное от родных, с ней советуются по самым разным вопросам, часто весьма далеким от танцев. Большинство участников нынешнего танцевального, коллектива — новички, они занимаются всего несколько месяцев. Но Карташова уже хорошо знает всех не только по имени, она знает, как они работают, учатся, их домашние дела, к чему они стремятся. Но вот пора начинать. Все на местах. — Итак, приступим к тренажу. На уроке Карташова стала другой — теперь это педагог, очень строгий и требовательный. В зале пятьдесят человек, она видит всех: — Валера, плечи подняты! — Надюша, что с твоими пальцами? — Петя, локоть висит! Вот этот маленький, чуть поднявшийся над подоконником, Витя Карачинцев, Карачинцев номер четыре. Оказывается, у Наталии Николаевны в течение этих десяти лет уже учились три старших брата Вити — Геннадий, Владимир и Иван. Они приходили один за другим и все становились отличными танцорами. Сейчас Гена и Володя Карачинцевы танцуют в ансамбле Уральского Военного округа. Ваня — в Омском хоре. А в этом году начал учиться и младший… Анатолий Шиховцев — токарь второго инструментального — один из ветеранов коллектива. Он стал учиться десять лет назад, потом ушел в армию, теперь вернулся и снова вошел в коллектив. У Анатолия много учеников, он руководит танцевальным коллективом в своем цехе. Из армии вернулся в коллектив и молодой конструктор Саша Овсянников — солист ансамбля. Сотни учеников в цехах у ученика Карташовой Геннадия Клыкова — теперь ее хорошего помощника. Идут занятия… Мы видим рождение пляски. Тут интересно наблюдать не только за танцующими, но и за их учителем. Как показывает Карташова! Вот она спустилась с возвышения, откуда ведет урок, и прошлась по кругу. Четкий жест, удивительная улыбка… А вот она показывает, как не надо танцевать: — Ясно! Так больше не будет… На наших глазах у ребят появляется то, чем так привлекает пляски, поставленные Карташовой. Танцоры приобретают не только технику, они проникают в душу танца. Нет, они не будут потом танцевать с каменным лицом, мучительно стараясь не спутать движения! Урок длится нередко четыре часа. И как много душевных сил отдает Карташова каждому занятию! Но до сих пор мы говорили о Карташовой, как о педагоге, а ведь она еще и очень изобретательный талантливый балетмейстер, постановщик различных по тематике, но всегда разнообразных по рисунку танцевальных номеров. Очень успешно исполняли танцоры-тракторостроители хореографические сюиты «Дружба народов», «Дети разных народов», танцевальные спектакли «Свадьба» и «Гармонь», созданные по мотивам поэм «Страна Муравия» и «Василий Теркин». Когда Карташова поставила хореографическую сюиту «Этапы большого пути», посвященную комсомолу, в Челябинске гостила группа работников Дворцов культуры Ленинграда. Их пригласили на просмотр. В танцах и пантомиме молодые танцоры показали подвиги комсомола в бою и труде в разные периоды его истории. — Никогда не думал, что можно танцевать историю, — сказал один из ленинградцев, горячо аплодируя искусству Карташовой. А сколько в репертуаре коллектива уральских плясок, танцев народов СССР, стран народной демократии! Но один из танцев особенно дорог и учителю, и ученикам. Речь идет о Мишкольском танце. Два года назад Наталия Николаевна Карташова со своим коллективом гостила в Венгерской Народной Республике. Месяц провели тракторостроители в Венгрии, дали десятки концертов и всюду были горячо встречены зрителями. — Нам нужно сделать сюрприз нашим хозяевам, — сказала однажды Карташова. — Давайте исполним венгерский танец так, как его танцуют именно здесь. Венгерский балетмейстер Антал Керекеш помог челябинцам. Несколько дней ребята вставали в шесть утра и до завтрака упорно репетировали. — Наша работа была с лихвой вознаграждена приемом, который оказали зрители города Мишкольца нашему коллективу. Вы себе не можете представить, как они аплодировали, когда мы исполняли Мишкольский танец, исполняли так, как танцуют его в народе, — вспоминает Карташова. Потом танец, привезенный из Венгрии, исполнялся в Москве, и здесь ему рукоплескали не только венгры, а многие тысячи представителей разных стран, которым челябинцы показали свое искусство. — Сейчас я мечтаю о большом полотне, — говорит Карташова, делясь своими планами. — Хочу поставить «Каменный цветок» нашего уральского композитора Александра Фридлендера. Хочу поставить его так, чтобы в нем было как можно больше уральских танцев и исполнялись они не так, как танцуют их на эстраде. Пусть сказ Бажова заживет своей настоящей народной жизнью. * * * Ничего не делать вполсилы, отдавать себя делу целиком — характерно для Наталии Николаевны. Как-то мы встретились с ней в домоуправлении одного из жилых кварталов Тракторозаводского района. Она одна из первых подписала обращение, одобренное затем ВЦСПС и получившее широкий отклик в стране, о шефстве Дворцов культуры над домоуправлениями. И вот теперь в маленьком домовом клубе она организовала танцевальный коллектив. По нескольку часов в неделю Наталия Николаевна занимается с ребятами. И хотя в коллективе еще не очень много танцоров, уроки проходят так же интересно, с таким же подъемом, как и везде, где работает Карташова. «Самодеятельность выдвинула талантливых руководителей, — писал недавно известный советский балетмейстер народный артист РСФСР Ростислав Захаров. — Это А. Поличкин — в Свердловске, Н. Карташова — в Челябинске, А. Рыбальченко — в Гомеле, М. Мамедов — в Баку и другие. У каждого из них свой индивидуальный творческий почерк, собственный стиль работы, получивший широкую известность и заслуженное признание». И заслуженное признание Карташовой — это не только почетное звание, не только орден Трудового Красного Знамени, которым она награждена, это горячая благодарность многих сотен людей, которых она повела в большой поход за культуру и для которых всегда остается не только учителем, но и другом — добрым и очень сердечным. В. Краснояров ЧЕМПИОНКА СТРАНЫ Таисия Филипповна ЧЕНЧИК. Она идет по улице Спартака высокая, стройная, с маленьким чемоданчиком в руке — наверное, спешит на тренировку. Лицо девушки открытое, приветливое. Темные брови дугой, задумчивые, проницательные глаза, энергичная походка выдают в ней человека сильной воли, большого упорства. Навстречу пронеслась ватага мальчишек-школьников и вдруг, как по команде, остановилась. Один из них шустрый, видать, самый озорной, оглянувшись на прохожую, сверкнул радушной белозубой улыбкой и доверительно произнес: — Ребята, Тая Ченчик прошла, видели? Тая Ченчик. Это имя у нас в области и далеко за ее пределами хорошо известно школьникам и студентам, рабочим, инженерам… Южноуральцы уважают свою землячку. Еще бы! В свои двадцать три года Ченчик — троекратная чемпионка страны по прыжкам в высоту, участница многих международных легкоатлетических состязаний, заслуженный мастер спорта СССР. Дочь энергетика, Таисия Ченчик, как и ее братья Георгий и Михаил, пошла по стопам отца: окончила энергетический факультет Челябинского политехнического института, с увлечением работает ассистентом на кафедре теоретических основ электротехники. Это вовсе не мешает ей устанавливать спортивные рекорды. Чего греха таить — встречаются еще у нас спортсмены, которые, едва достигнув внушительных результатов, зазнаются, начинают требовать к своей персоне повышенного внимания, всяких привилегий, порой отворачиваются от друзей… Вот уж чего никак не скажешь о Тае, девушке скромной, простой и общительной. Скажем по секрету, Тая не хотела, чтобы о ней писали очерк. Ей органически чуждо стремление быть на виду. — Иные газетчики любят сенсацию, — сказала Таисия, — а мне от нее становится не по себе. В подтверждение своих слов Таисия опровергла кем-то пущенный слух, будто в двенадцать-тринадцать лет она была хилой, тщедушной девочкой, которой родители категорически запрещали заниматься спортом. На самом деле, еще учась в пятом классе, Тая хорошо каталась на лыжах, коньках. Первый ее наставник по спорту преподаватель физкультуры Челябинской школы № 44 Николай Степанович Фрежев двенадцать лет назад радовался за свою воспитанницу-пятиклассницу Таю Ченчик, получившую первый в своей жизни приз в школьном соревновании по конькам среди девочек. Шли годы. Таисия, как и многие ее сверстницы, посещала школу. К увлечению лыжами и коньками прибавились волейбол, баскетбол, плавание. А прыжки в высоту? Неужели в те годы никто не увидел в Таисии задатки незаурядной прыгуньи? Таисия рассказывает о таком случае. Как-то на уроке физкультуры она прыгнула на 1 метр 20 сантиметров. Для шестнадцатилетней девушки это был неплохой результат. В том же году Тая вместе с подругами-одноклассницами стала посещать детскую спортивную школу… Месяц потренировалась и на городских зимних соревнованиях перепрыгнула планку, установленную на высоте 1 метра 40 сантиметров (норма второразрядника), а вскоре отвоевала у высоты еще пять сантиметров. Герман Дмитриевич Реш, тренер Таисии, чутьем опытного спортсмена понял — девушка очень способная, надо взяться за прыжки в высоту по-настоящему. И они взялись. Лишь немногие знают, каких трудов стоило Таисии ее крутое восхождение по спортивной лестнице. Исключительная настойчивость и трудолюбие в сочетании с незаурядными природными данными приносили свои плоды. 1954-й год. Студентка первого курса политехнического института восемнадцатилетняя Тая Ченчик берет высоту в 155 сантиметров. Есть первый спортивный разряд! Этот же год принес молодой спортсменке второе место в соревнованиях на первенство Российской Федерации по легкой атлетике. Год 1955-й. Герман Дмитриевич Реш, теперь уже старший преподаватель кафедры физкультуры политехнического института, советует Тае перейти на так называемый перекидной, более прогрессивный способ прыжка. И вот новый успех — впервые Таисия выигрывает звание чемпионки РСФСР, одолев высоту в 160 сантиметров. Еще год миновал. Он принес девушке звание мастера спорта. На этот раз высота отступила на 165 сантиметров. Летом Ченчик улучшила свой рекорд еще на 1 сантиметр. А потом… срыв, шаг назад. Всего-навсего седьмое место в соревнованиях на первой спартакиаде народов СССР с результатом в 160 сантиметров. Но такой уж характер у Таи: неудачи не повергают ее в уныние, а напротив, вызывают неукротимое стремление идти вперед и вперед. …1957 год. Москва. Лужники. Идут легкоатлетические соревнования на первенство страны. — Планка установлена на высоте 174 сантиметров, — объявляет диктор. Стадион замер в ожидании: возьмет или не возьмет челябинка Ченчик эту труднодоступную для женщин высоту? Разбег, толчок… Своды стадиона потрясают радостные возгласы многоголосой массы болельщиков. Тая Ченчик становится на пьедестал почета. Ей вручается золотая медаль чемпионки страны. Три года подряд Ченчик удерживает это почетное звание. У высоты отвоеваны целых четыре сантиметра. В мире есть только одна женщина, румынка Иоланда Балаш, которая идет впереди Таисии. Разрыв — шесть сантиметров. Сумеет ли Ченчик догнать мировую рекордсменку, трудно предугадать. Это покажут летние олимпийские игры 1960 года в Риме. * * * Летний спортивный сезон минувшего года для легкоатлетов Советского Союза был очень удачным. Три матчевые встречи с сильнейшими легкоатлетическими командами мира — и три победы. Но, пожалуй, самая дорогая победа — это победа в Филадельфии над командой Соединенных Штатов Америки. В прошлом году в Москве на стадионе имени В. И. Ленина в Лужниках за всю историю спорта легкоатлеты СССР впервые встретились с не знавшей поражений командой США. В этой встрече американцы потерпели поражение и естественно хотели взять реванш. Но советским спортсменам не к лицу проигрывать, они очень тщательно готовились к встрече. Более 60 человек собирались в дальнюю дорогу. В их числе была и Таисия Ченчик. — Трудный, серьезный экзамен предстояло выдержать в Америке, — рассказывает Таисия. — От этого у каждого было тревожно на душе. С чувством необычайной ответственности сходила на американскую землю Таисия, капитан женской сборной команды СССР. Настроение у девушек было боевое. Выстрелом из старинной пушки были открыты эти соревнования двух гигантов, как их окрестила мировая пресса. В исключительно упорной двухдневной борьбе советская команда одержала победу. Таисия, прыгнув в высоту на 177 сантиметров, побила свой прежний всесоюзный рекорд — стала недосягаемой для американских соперниц. Поездки в Америку и другие зарубежные страны расширили кругозор девушки, заставили ее о многом задуматься. С волнением рассказывает Тая о днях, проведенных в Греции, куда выезжала два года назад наша студенческая команда. Но уезжала она из этой страны с тяжелым сердцем. Разве забудется встреча в афинском аэропорту — холодная, официальная. Встречавшие наших спортсменов представители греко-советского общества смущенно разводили руками и просили извинить, что настоящей встречи не получилось, наши спортсмены очень хорошо поняли в чем тут дело. Каждый простой человек, который бы осмелился проникнуть на аэродром, был бы в лучшем случае лишен работы. Зато какой теплой, сердечной была встреча в греко-советском обществе. Народ Греции любит советских людей, Советский Союз и хочет жить с ним в мире. А письма, многочисленные письма, адресованные из многих стран, которые почтальон часто приносит в квартиру Ченчик, разве они не являются свидетельством огромной симпатии, которую питают к нашей стране люди зарубежных стран! Письма эти вселяют гордость в сердце девушки за свою свободную Родину, за свою судьбу девушки, которой никогда не придется думать о черном дне, для которой открыты большие светлые дороги в будущее. * * * В любой капиталистической стране спорт является бизнесом, и самые лучшие, одаренные спортсмены часто не принадлежат себе. Узкий профессионализм накладывает на весь облик спортсмена свою печать. Редко случается, чтобы какой-нибудь знаменитый спортсмен той же Америки жил интенсивной интеллектуальной жизнью, имел широкий культурный кругозор, многое знал, многим интересовался. Тая Ченчик — типичная представительница талантливой плеяды советских мастеров спорта. Духовно богатый человек, она далека от мысли бросить работу в институте и целиком посвятить себя только спорту. Круг ее интересов необычайно широк. Тая любит книги, музыку, театр. Она учится играть на аккордеоне, водит мотоцикл, большой энтузиаст туризма. — И ходит и разъезжает много, — говорит Вайко Ченчик, жена старшего брата Таисии. — Правда, ее частые поездки перестали для нас быть неожиданными. Теперь Таисия с нетерпением ждет того дня, когда она снова возьмет в руки чемодан и отправится в очередную поездку — в Рим на олимпийские игры. Очень хочется ей померяться силами с лучшими прыгунами мира. В канун нового, 1960 года один неизвестный румынский друг прислал Таисии необычайно коротенькое письмо, текст которого гласит: «С новым годом, а когда 180?» Ясно, что имел в виду автор письма. Многочисленные друзья Ченчик от всего сердца желают ей взять в новом году новые рубежи высоты. Нам остается присоединиться к ним. Больших тебе удач, Тая! Кл. Кузнецова ДЕЛЕГАТ ПАРТИЙНОГО СЪЕЗДА Клавдия Прокопьевна ШЕВКУНОВА. В челябинском кинотеатре «Знамя» демонстрируется документальный фильм. Зал переполнен. В нем та особенно чуткая тишина, которая всегда служит верным показателем успеха фильма, глубокой заинтересованности зрителей. На экране кадр за кадром повествует о большой судьбе русского рабочего, шахтера-коммуниста, впоследствии главы Советского правительства и Первого секретаря ЦК, чья жизнь с юных лет связана с ленинской партией и безраздельно отдана служению народу. Фильм подходит к концу. Перед зрителями волнующие кинодокументы: Москва, Кремль. XXI съезд партии. Отчетный доклад. Центрального Комитета партии, с которым выступает товарищ Н. С. Хрущев. Затаив дыхание, слушают его делегаты съезда — руководители партии и правительства, академики, рабочие и колхозники… Затаив дыхание, глядят на экран зрители. И вдруг на весь зал — звонкий ребячий голос: — Мама, да это же Клавдия Прокопьевна! Честное слово, Клавдия Прокопьевна. Ты посмотри! На экране крупным планом — сосредоточенное лицо женщины-делегата. Тяжелый узел кос, строгий костюм, Золотая звезда Героя на груди. Кто-то из сидящих в зале возмутился: — Тише! Что за безобразие!.. А сидящая рядом со мной пожилая женщина поинтересовалась: — Кто же она такая? Не наша ли? Да, это была женщина из нашего края. Ее, лучшего машиниста экскаватора Бакальских рудников, послали своим представителем на съезд коммунисты Южного Урала. Тихонько, чтобы не мешать другим, я сказала об этом соседке. — Вот ведь какая, — вздохнула та и снова поинтересовалась: — А вы сами знаете ее или так, от людей слышали? Да, с Клавдией Прокопьевной Шевкуновой мне приходилось и лично встречаться и от людей слышать о ней немало такого, о чем хочется рассказать другим. * * * Впервые мы познакомились с ней года полтора назад, когда Шевкуновой вместе с группой горняков и металлургов присвоили звание Героя Социалистического Труда. Признаться, читала я Указ Президиума Верховного Совета и удивлялась: женщина — машинист экскаватора? В наше-то время? В годы войны с немецкими фашистами у нас, на Урале, да и не только здесь, можно было нередко встретить женщину-каменщика, бурильщика и даже сталевара. Тогда это казалось обычным. Мужчины с оружием в руках защищали Родину. Женщины — откуда силы брались? — героически работали в тылу, заменив ушедших на фронт на заводах, шахтах, в колхозах. Но то было в годы войны. В мирное время государство позаботилось о том, чтобы освободить женщин от тяжелого труда. Были специальные указания о выводе женщин из шахт, из горячих цехов. И невольно подумалось: да что же это за женщина, которая не захотела расстаться с «мужской» профессией? Наверное, особенная, богатырша… Воображение рисовало машиниста экскаватора Шевкунову сказочно могучей, с низким голосом, большими сильными руками, властными манерами. И вот я в Бакале, маленьком городке, снабжающем железной рудой домны Челябинска, Сатки, Аши и других металлургических заводов Южного Урала. В рудоуправлении расспрашиваю о Шевкуновой. Здесь ее все знают и охотно, рассказывают о ней. А один из ветеранов рудника, заместитель секретаря парткома Павел Васильевич Сырцев достал логарифмическую линейку и тут же сосчитал, сколько руды и породы «перелопатила» и погрузила за 20 лет работы машинист экскаватора Шевкунова. Выходило, что больше 2,5 миллионов кубометров. Если бы всю эту руду и породу погрузить в думпкары, получился бы состав длиной, равной расстоянию от Челябинска до Москвы! — Вот какие у нас горнячки на Бакале… Павел Васильевич не успел закончить. В комнату вошла невысокая женщина в нарядном светлом платье и легких лакированных туфельках. — Простите, пожалуйста, что врываюсь без доклада, — шутливо заговорила она. — Только пришла с работы, а дочка говорит — вызывают в рудоуправление. Голос у женщины ласковый и певучий. Каштановые волосы гладко причесаны и собраны тяжелым узлом на затылке. — Вот познакомьтесь, — сказал Сырцев, — Герой Социалистического Труда машинист экскаватора Клавдия Шевкунова. — Зачем же так торжественно, — засмеялась женщина, протягивая маленькую руку. — Просто Клава. Меня весь рудник так зовет. * * * Откровенно говоря, Клава вовсе не мечтала стать машинистом экскаватора. Деревенская девчонка и в глаза не видела этой машины. Но старший брат, работавший на руднике сцепщиком, не раз говорил: — Вот бы тебе, Клавка, на курсы какие поступить. Он и привел ее в школу горпромуча. Директор школы, пожилой рабочий, несколько раз перелистал ее документы, подчеркнул красным карандашом в заявлении слово «сирота», почему-то вздохнул. Вслух сказал: — Не знаю, что и делать с тобой, Шевкунова. Принять надо, а вот какой из тебя машинист получится — не знаю. Уж больно маленькая. — Я подрасту! — обещала девушка. — Ну, ну, расти скорей… Училась она хорошо. Но подрасти так и не сумела. И когда получила первую спецовку, новенький теплый ватник, рукавицы и валенки, снова услышала обидные слова: — Эй, малышка! — крикнул ей слесарь Данилов, первый балагур и весельчак в поселке. — Спецовку-то тебе по ошибке дали. Беги скорей домой, а то отберут… А может, сама отдашь? Экскаватор — не кукла. Он — стра-а-шный! Первое время она и в самом деле боялась машины. Думала: «Вот подзаработаю немножко и уйду». Но проходили дни, девушка постепенно осваивалась с работой помощника и все чаще обращалась к машинисту: — Дядя Никанор, можно сесть за рычаги? Никанор Куров разрешал. Громадный, добродушный, всегда удивительно уравновешенный человек, он становился рядом, следя за каждым движением девушки. — Не надо рывков, — не повышая тона, говорил он. — Еще мягче, спокойнее… Вот так. Очень хорошо! Из тебя выйдет машинист, Клава! * * * И Клава стала машинистом экскаватора. Работала сначала на маленьком «Менке», потом на «Марионе», который в поселке почему-то звали «жеребчиком». «Марион» был шумной и довольно неуклюжей машиной со штурвальным управлением. Девушке он казался красавцем. Она очень гордилась, что именно ей доверили «жеребчика» — один из немногих экскаваторов, имевшихся тогда на руднике «Объединенном». Подруги ей завидовали. А парни! Не один из рудничных парней заглядывался на машиниста с золотистыми косами. И все-таки Клава думала: «Вот выйду замуж и брошу работу. Пусть тогда муж зарабатывает. Это его обязанность». Но жизнь распорядилась иначе. Невеселой была свадьба, хотя и выходила Клава замуж за любимого. А о том, чтобы бросить работу, она вскоре и думать забыла. Шла война. Советские солдаты стояли насмерть под Москвой и Сталинградом, сдерживая полчища немецких фашистов. Ушел на фронт и муж Клавы. Ушел и не вернулся — пропал без вести. И кто знает, дошла ли до солдата тревожная и радостная весточка жены: у них должен родиться ребенок! Клава работала на кварцитовом карьере, а жила верст за пять, на Калининском поселке. Чтобы не опоздать к началу смены, вставала затемно — осенний день короток! — и по размытым дождями улицам с трудом добиралась к машине, с трудом поднималась в кабину экскаватора. Работа на кварцитах — трудная и опасная. Чуть зазевался, проглядел «навес», он может обрушиться и поломать машину. Или ковш подцепит каменную глыбу и опустит ее в думпкар. А назавтра на наряде работницы кварцитовой фабрики непременно скажут: — Вчера ты нам, Клава, «бутик» подбросила. Уж мы его разбивали-разбивали… Клава никому не говорила о том, что готовится стать матерью. «Сейчас всем трудно, — рассуждала она, — пока силы есть, с работы не уйду, только бы механик не заметил». Но тот все-таки заметил. Глядя однажды, как трудно и осторожно поднимается женщина в кабину, он вспылил: — Ты с ума сошла, Клава? Разве можно работать здесь в таком положении! Почему не бережешь себя? Клава молчала. А он сурово и ласково закончил: — Сегодня же отправляйся к врачу. Он переведет тебя на легкий труд. Нет, ничего не вышло у нее с «легким» трудом. За рычагами экскаватора Клава чувствовала себя куда увереннее и лучше, чем в роли буфетчицы столовой. Да и не долго пробыла она в этой роли. …Девочка родилась крепкой, горластой, здоровенькой. Полуторамесячную Валю мать уже отнесла в ясли. А когда той исполнилось девять месяцев — Клава снова пришла на экскаватор. На Бакале в то время усиленно велись разработки новых месторождений железной руды. Закладывались новые рудники. Широким фронтом велись вскрышные работы. Умелые машинисты экскаватора были нужны как воздух. Шевкунова вела вскрышу на руднике ОГПУ, на Буландихе, снова на руднике ОГПУ… О ней писали газеты, ее ставили в пример на собраниях. И многих новичков посылали теперь на выучку к машинисту экскаватора Клавдии Шевкуновой. * * * Только горе приходит неожиданно. Счастье всегда ждешь. И если ты его не просто ждешь, а борешься за него — оно непременно придет. Война принесла столько горя, что Клаве иной раз казалось: никогда уже она не может быть вполне счастливой. Счастье пришло солнечным майским днем, огромное, долгожданное. Прижимая к груди дочурку, Клава бежала по улицам, заполненным народом. Девочка радовалась солнцу, материнскому теплу, красным флагам и звонко смеялась. Незнакомая женщина крепко обняла и расцеловала Клаву: — Война кончилась, дочка!.. В этот день Клава может быть впервые поняла, что горе и радость ее неотделимы от горя и радости товарищей по труду, вот этих незнакомых людей, заполнивших улицы Бакала, всех советских людей, завоевавших победу в Отечественной войне. * * * Почему это люди говорят: «Пришла беда — отворяй ворота?» Радость тоже не ходит в одиночку. И если счастье однажды постучалось к тебе в окошко — знай: оно обязательно придет еще и еще. Много счастливых дней было у Клавдии Шевкуновой. Таких, что никогда не забудешь! Разве забудешь доверие товарищей, избравших тебя, простую работницу, своим представителем в Центральный комитет профсоюза? Или день, когда тебе за многолетний доблестный труд вручили Золотую звезду Героя? Разве забудешь дни работы XXI съезда партии, на котором ты была делегатом южноуральцев? Дружеские встречи в Кремле с выдающимися людьми современности и, пожалуй, самую дорогую из них — с Долорес Ибаррури. Узнав, за что Шевкуновой дали Золотую звезду, героиня испанского народа сердечно обняла маленькую горнячку. * * * Могут сказать: «А любовь, семья?» Что ж, и любовь не обошла ее стороной. Несколько лет назад Клава вышла замуж за мастера Василия Федченко, а вскоре в семье появилась еще одна дочка — Наташа. Вот теперь-то уж, кажется, можно было проститься с экскаватором и целиком отдаться обязанностям матери, жены и хозяйки новой большой квартиры в доме на площади Ленина, куда переехала семья Федченко. Но когда муж заводит об этом речь, Клава и слушать не хочет. Работа — семье не помеха. И с какой это стати она должна оставить свой «Уралец» сейчас, когда ее экипажу поручена вскрыша Ново-Бакальского рудника, который уже через два-три года даст домнам Урала богатейшую руду! Экипаж экскаватора подобрался просто замечательный. Долгое время Клава работала вместе с «дядей Никанором» — Куровым, одним из лучших машинистов рудоуправления. Частенько ей также приходилось принимать смену у Ивана Сырцева. У него на машине девчонкой из горпромуча она проходила первую производственную практику. Ну, а Ваня Токарев сам не так давно был помощником у машиниста экскаватора Шевкуновой. Позднее экипаж обновился. На 28-м, кроме Курова, стали работать Александр Корнев, Алексей Зайцев, сильные, здоровые люди, ветераны горного дела. «Три богатыря и одна Клава», — шутят на Бакале по поводу машинистов, обслуживающих четырехкубовый «Уралец» № 28. Впрочем, в работе Клава никогда не отставала от своих товарищей. Наоборот, зачастую опережала и опережает их. Клаву часто спрашивают: а не трудно ли ей, женщине, матери двух детей, работать машинистом экскаватора? Спрашивали ее об этом и делегаты и зарубежные гости XXI съезда, с которыми ей пришлось разговаривать. — Нет, не трудно, — отвечала Клава, — экскаватор, на котором я работаю, умная и послушная машина. Работать на ней — одно удовольствие. Но, конечно, мы, горняки, мечтаем о еще более совершенных мощных механизмах. Хорошо бы, скажем, управлять экскаватором с ковшом емкостью 15, а еще лучше — 50 кубометров! Первая из таких машин уже создана, а вторая создается, и в этой семилетке, наверное, поступит на вооружение горняков. Это будет замечательно! Ведь только у нас на Бакале за семь лет предстоит увеличить добычу железной руды почти в два раза. В развитие наших рудников за семилетку намечено вложить более полутора миллиардов рублей — во много раз больше, чем за все 140 дореволюционных лет их существования. И каждый из нас, горняков, уже сейчас думает о том, как бы побыстрее выполнить семилетку, дать побольше руды металлургам. А металл — основа могущества Родины! Но семилетка — это не только рост выпуска металла. Это изобилие хлеба и других продуктов, новое повышение заработной платы всем трудящимся, пенсий для наших славных стариков, новый расцвет образования, отдельные квартиры для каждой семьи, самый короткий рабочий день. И еще одно, особенно дорогое для нас, женщин-матерей: семилетка — это мир. И Клавдия Шевкунова, как все матери — русские, китаянки, американки, француженки и другие, — больше всего хочет, чтоб дети росли, не зная горя и ужасов войны. Успешное выполнение семилетки сделает нашу страну еще могущественнее, поможет еще больше укрепить мир и дружбу между народами. Разве может в такое время советская женщина, коммунистка, покинуть свой трудовой пост? * * * Ранним утром по залитой солнцем улице идет невысокая женщина, одна из многих тружениц горняцкого города. На ней удобный комбинезон. Из-под кожаного шлема видна прядка каштановых волос. Она проходит мимо кинотеатра, новых домов, мимо памятника В. И. Ленину. Встречные — старые и молодые — улыбаются ей, как давней знакомой. Знатный машинист экскаватора Клавдия Прокопьевна Шевкунова идет на смену. Впрочем, на Бакале все зовут ее просто Клава… В. Краснояров ДЕВУШКА С ЦЕЛИНЫ Вера Ивановна ХРУЩЕВА. Вера Хрущева никогда не любила ровного спокойного течения жизни. Девочкой она увлекалась стремительными мальчишескими играми, любила далекие лыжные прогулки, а по вечерам или часами пела с подружками веселые и грустные песенки, или зачитывалась книгами о сильных, мужественных людях. Мечтала — станет взрослой, непременно отправится в какое-нибудь далекое путешествие. * * * Но путешествовать Вере не пришлось. Окончив семилетку, она приехала в Челябинск к сестре и, не раздумывая, поступила съемщицей на кирпичный завод № 1. Успевала работать, учиться в школе рабочей молодежи, бегать на лыжах и выступать в концертах заводской самодеятельности с лирическими песнями. Хорошо пела, проникновенно. Подругам своим часто говорила: — Хочу на целину, девочки. Кинофильмы про целинников смотрела, в газетах о них читала, теперь хочу испробовать, какая она, жизнь, на целине. Как-то подошла к секретарю заводского комитета комсомола Лине Карельской, оправила кудрявые золотистые волосы, чуть прищурила глаза, синие, проницательные. — Может, в райкоме услышишь, добровольцы понадобятся в целинные совхозы, уж ты, пожалуйста, обо мне не забудь. И Лина не забыла. Случилось это как раз гид назад, весна на Урале еще не вступила в свои права. В тот день Вера примчалась в общежитие необычайно оживленная, смяла в руках пушистую шапку-ушанку, расстегнула пальто и прямо с порога с вопросом: — Угадайте, девочки, почему сегодня я такая веселая? — Небось, разряд повысили, — предположил кто-то. — Нет! — С парнем хорошим познакомилась. — Нет, нет, нет! — Не терзай же душу, говори. Вера неторопливо извлекла из сумочки маленькую красную книжечку, протянула ее подругам. То была комсомольская путевка. Наступило минутное затишье, которое сменилось шумным девичьим гомоном. — Ой, трудно будет, Верочка, покаешься, — выпалила одна из подруг. — Молодец, Вера, одобряем! — заговорили остальные. Пальто Вера не сняла, надела шапку-ушанку. Как она походит в ней на озорного мальчишку! Пошла к сестре поделиться радостью. — Еду, понимаешь, Галка, на целину еду. Но сестра встретила известие молчанием. Потом подошла к Вере, встряхнула за плечи. — Да ты никак сдурела. Там же степь неоглядная, пустошь. А здесь большой город, жизнь. Не пущу тебя! — Что ты тогда понимаешь в жизни, Галя? — отчужденно отозвалась Вера. — Если бы папка был жив, он наверняка бы сказал: поезжай, дочка, обязательно поезжай. Но и теперь Галина не поверила в серьезность намерений сестры. — Не дури, отдай путевку, — я сама отнесу ее и дело с концом, — ласково обняв Веру, уговаривала Галина. Но по глазам Веры, сузившимся, сразу потерявшим приветливый блеск, поняла — никакие уговоры на нее не подействуют. * * * Позади остались веселые проводы, напутственные слова сестры, подруг, и десятки раз спетая за время дороги песенка «Добровольцы». Вот и Казахстан. Поздним мартовским вечером совхозные тракторы доставили на центральную усадьбу тридцать комсомолок из Челябинска. С этого дня они стали работницами Ивановского целинного зерносовхоза Акмолинской области. Среди них была и Вера Хрущева. Прошел год. Один год молодости. …Недавно Вера приехала в Челябинск провести здесь свой отпуск. Первым долгом заглянула в заводской комитет комсомола, в общежитие к подругам. Радостная, взволнованная была встреча. — Может, останешься в Челябинске, — в шутку обронил кто-то. — Нет, девочки. Там на целине мы нужнее. Да и сказать откровенно, полюбился мне совхоз. Он для меня — вроде дом родной. — И Вера поведала подругам о своей жизни на целине… Посевную она встретила учетчиком девятой тракторной бригады. Днем и ночью кипела работа. Трактористы, сеяльщики — все, кто находился в поле, на стане, не жалели себя. Челябинка Шура Филимонова стала в эти дни заправским поваром. Научилась готовить добрые борщи. Сама возила завтраки, обеды и ужины на борозду. А как трудились трактористы! Иван Мамонтов, казалось, сутками не вылезал из машины. Ему в энергии, упорстве не уступали Венедикт Морашак и Костя Михай. Доставалось и Вере. Резкие пронизывающие степные ветры как бы испытывали, на что способна комсомолка. За несколько дней Вера исходила десятки километров: обмеривала загоны, проверяла качество сева. Она видела, сеять можно гораздо быстрей. Даже небольшие простои тракторов очень огорчали девушку. Чаще всего подводили заправщики. Они просто не поспевали подвозить бензин, нигрол, масло. И тогда работу заправщика Вера взяла на себя и хорошо справилась с делом. В разгар посевной к складу горючего подъехал трактор «Беларусь» с пустыми бочками из-под бензина. — Никак, Вера Хрущева за рулем, — удивился кладовщик Геннадий Ершов. Да, это была она. На севе дорог каждый час. Вот и решила девушка научиться водить трактор, благо, учителей нашлось больше, чем достаточно. Механизаторам пришлась по душе веселая, работящая девушка. Только бригадир косо посматривал на Веру, а вскоре стал ворчать, дескать, не может она работать учетчиком, не доросла. Почему бригадир невзлюбил ее? На то были свои причины. Однажды он попросил девушку оформить фиктивный наряд своим друзьям, которые отлынивали от работы и пьянствовали вместе с ним. — Это же подлог! — возмутилась Вера и наотрез отказалась выполнить его просьбу. — Ну погоди у меня, — пригрозил бригадир, — пожалеешь. И он стал мстить комсомолке. Но Вера оказалась не из пугливого десятка. Рассказала о неблаговидных делах бригадира директору совхоза Виктору Андреевичу Иващуку. Крепко вступился за своего бригадного комсорга совхозный комитет комсомола и его секретарь Николай Зубков, парень с хорошей армейской хваткой, непримиримый к лодырям и рвачам. И бригадир притих, но ошибки свои не захотел признать и тайком удрал из совхоза, очевидно, в поисках более легкой жизни. Вскоре подоспела жатва. Никогда в жизни не видела Вера таких добрых хлебов. Неплохая уродилась и кукуруза. Стоят на изготовке степные корабли, мощные дизеля. Вот-вот начнется битва за хлеб. Вера прибивает к стенке вагончика стана собственноручно написанный лозунг, зовущий целинников поработать не за страх, а за совесть, а сама нет-нет и глянет на золотистое, море пшеницы, подставит лицо навстречу теплому, напоенному ароматом воздуху. Потом переведет взгляд на парней, девушек, с которыми она так сдружилась. Нет, она ничуть не жалеет, что приехала по путевке комсомола в степной край. Трудно? Да, нелегко. Не хватает жилищ, бывают перебои в снабжении, клуб пока неважнецкий. Но разве она уедет отсюда? Ни за что. Все меняется на глазах. Рабочие один за другим справляют новоселье. Скоро целинники обновят свой Дворец культуры, да и вообще заживут так, что горожане позавидуют. Самое главное, люди обосновались на целине замечательные, деятельные, с большим размахом. В такой дружной семье чувствует себя Вера необыкновенно сильной, способной побороть любые препятствия. Но мы отвлеклись. Как же прошла уборка? Хорошо поработали целинники. Труд их был щедро вознагражден. Директор совхоза приехал поздравить дружный коллектив, вручить особо отличившимся премии. Народ собрался на полянке, окруженной березовой рощей. И хотя Вера находилась далеко от стола президиума, Иващук заметил девушку, позвал ее движением руки. — Молодец, Хрущева, — сказал он, крепко пожимая ей руку, а вручив подарок, добавил: — Волевых, энергичных людей прислали нам из Челябинска. Все стали настоящими целинниками. * * * Незадолго перед отъездом в совхоз, Вера рассказала о письмах, которые она получает от односельчан, друзей детства. Пишут ей Анатолий Манакин, Владимир Абросимов, Татьяна Ошергина. Анатолий служит в пограничных частях, Владимир заканчивает офицерское училище, Таня живет в Москве, работает на заводе и одновременно учится в техникуме. Все трое они от души рады успехами Веры, гордятся ее смелым решением. «Я человек военный, Верочка, — пишет Владимир Абросимов, — и скажу тебе, не преувеличивая, — геройская ты дивчина. На тебя во всем можно положиться, знаю, не подведешь, не струсишь в трудную минуту. Очень нужны стране такие люди, и как хорошо, что их у нас миллионы». А Татьяна, та в последнем письме известила, что собирается летом провести свой отпуск в гостях у Веры. Есть в письме подруги и критические нотки. Почему Вера не учится? Разве нельзя поступить, скажем, в техникум? Очень трудно, конечно, совмещать работу в совхозе с учебой. Но можно. Неужели Вера этого не понимает? Еще как понимает. Дала в ответном письме слово, что нынче осенью станет студенткой-заочницей. И веришь — Вера возьмет и этот нелегкий рубеж. Потому характер у нее настойчивый, советский характер. И. Чернядева ЖИВОЕ ДЕЛО Нина Николаевна НЕМЕШАЕВА. Накануне вечером начался дождь. Он лил не переставая. Глядя на серую дождевую сетку за окном, Нина Николаевна с тревогой думала: «Неужели погибнут наши питомцы? Ведь труда-то сколько вложено. Каждый цветочный корешок сажали в землю так бережно, а уж лелеяли-то, словно не цветок, а живое существо: и поливали, и пропалывали, и удобряли — лишь бы рос. И принялась, кажется, рассада, начала крепнуть, пошла в рост. А тут вот на тебе…» Чуть свет Нина Николаевна поспешила на завод. Издали всматривалась она в корпуса цехов, окутанные сизоватым туманом. Как ненавидела она в этот момент дым, прибитый дождем к земле! Он виновник того, что возле цинкового завода не было ни клочка зелени. И улавливают этот дым, а все же он все время дает о себе знать. Первый взгляд — на цветочные клумбы. Еще несколько дней назад они нежно зеленели, а теперь пожухли, почернели, словно их опалило огнем. Серная кислота действовала без промаха. Тем временем подошли другие женщины. Огорченно рассматривали поникшие цветы, озабоченно спрашивали: — Что делать-то будем, Нина Николаевна? — Будем выхаживать, — решительно ответила она. И выходили! Поливали цветы нашатырным спиртом, чтобы нейтрализовать действие кислоты, рыхлили землю, удобряли. Раным-рано приходила на завод начальник технического отдела Сусанна Феоктистовна Матвеева и до начала работы возилась с цветами. Так же ревностно оберегали растения Капитолина Михайловна Талменева, Елена Витальевна Бровкина, Евгения Яковлевна Винихина и другие женщины-активистки. Зато даже глубокой осенью цветы радовали взгляд своей пестротой и свежестью, а возле скульптуры С. М. Кирова на призаводской площади ярко пламенели горделивые георгины. И так всегда, всю жизнь, за что бы ни бралась Нина Николаевна, во все она вкладывает всю свою энергию, напористость, все свое сердце. Эту моложавую статную женщину часто можно встретить и в цехах и в заводском поселке. Вот она идет быстрой походкой человека, который привык дорожить временем. Черные волнистые волосы выбились из-под яркого шерстяного шарфа, зеленовато-карие глаза смотрят весело, брови разлетелись в стороны темнокрылыми птицами. С ней то и дело здороваются. Когда Нина Николаевна Немешаева впервые пятнадцать лет назад приехала в Челябинск, рабочий поселок цинкового завода был совсем не таким, как сейчас. Все только зарождалось. А ведь то, что поднимается на ваших глазах, — ребенок ли подрастает, город ли строится — особенно близко сердцу. Так и Нине Николаевне стали родными и завод, где до последних лет работал ее муж, и заводской поселок. Тяжкое горе свалилось на нее шесть лет назад — умер муж. Легко ли женщине в сорок лет потерять человека, с которым столько прожито, столько дорог пройдено вместе, плечом к плечу? Легко ли одной поставить на ноги детей, а их осталось двое — дочь и сын. Заводской коллектив, куда пришла Нина Николаевна работать, помог ей оправиться после случившегося, по-дружески поддержал и постепенно, незаметно стал для женщины вторым домом. Она окунулась в дела, а все знают, что инженеру технического отдела по рационализации и изобретательству их хватает. От общественной работы тоже не бежала. Видимо, поэтому ни для самой Немешаевой, ни для других не явилось неожиданностью, когда ее избрали председателем женского совета. — Женщина она боевая, напористая, подойти к людям умеет, так что лучшего вожака нам не найти, — говорили общественницы на своем собрании. Когда-то, лет двадцать назад, еще совсем молоденькой, Нина Николаевна работала в совете жен-общественниц. Хотя времени прошло немало, прежний опыт не забылся. И это пригодилось на первых порах. Женсовет — организация самодеятельная, ни инструкций, ни предписаний ей никто не дает. С чего начать, за что взяться в первую очередь — эти вопросы встали сразу же, как только члены женсовета собрались вместе. Ведь дел-то сколько! И о досуге детей надо позаботиться, и в столовой порядка добиться, и самих женщин в общественную работу втягивать. — Уж больно у нас цехи запущены, да и заводская территория чистотой не блещет, — заметил кто-то. — На то мы и женщины, чтобы за чистотой следить, — откликнулась Нина Николаевна. Давайте-ка для начала объявим поход за высокую санитарную культуру на заводе. Дирекция завода поддержала инициативу женсовета. И началась настоящая генеральная уборка. Женщины — народ дотошный. Придут в цех, поглядят сперва по сторонам, а потом пойдут во все закоулки заглядывать — там мусор обнаружат, в другом месте — пыль. Никому пощады не давали. Сами уборку проводили, во всех субботниках и воскресниках участвовали и от других того же требовали. Целый месяц продолжался между цехами смотр-конкурс по наведению чистоты и порядка. Когда подвели итог, даже удивились, как много сделано. После такой генеральной уборки поддерживать чистоту стало куда легче. И сейчас еще иной раз при встрече с Ниной Николаевной некоторые начальники цехов шутят: — Ну как, блюстители чистоты, скоро к нам опять пожалуете? — И пожалуем, покою вам не дадим, — обещает председатель женсовета. — Жаль, деревья возле завода плохо растут, — огорчается Немешаева. — Зато в поселке у нас скоро настоящий парк будет, для ребят лучшей игровой площадки не придумаешь. Нина Николаевна разворачивает лист кальки. На ней черные линии-паутинки, кружочки, квадратики. — Вот здесь, — говорит она, — аллеи разбиты, велодорожка проложена; немножко левее, — ладонь закрывает какой-то кружок, — песочница для ребят, а здесь — два грибка, карусели. Все это лучше посмотреть на месте. И вот Нина Николаевна в поселке, хозяйским глазом осматривает участок, где на месте низкорослых кустиков и тоненьких деревьев-саженцев, припорошенных снегом, ей видится шумящий молодой листвой тенистый парк. — На пустом месте все это появилось, — вспоминает Ольга Андреевна Голубева, член женсовета, к которой Нина Николаевна забежала на минутку сообщить о последних новостях, о делах на заводе. Ольге Андреевне далеко за шестьдесят. Когда она улыбается, добродушные морщинки собираются возле глаз и на лбу. До последнего времени Голубева заведовала заводской библиотекой в поселке, а сейчас она на пенсии. Когда два года назад женщины-общественницы начали благоустраивать пустырь, чтобы оборудовать там детскую площадку, Ольга Андреевна проявила необычайную энергию. Не говоря уже о том, что сама сажала деревца, она втянула в это многих читателей библиотеки. Доставалось от нее заядлым охотникам игры в домино, стучавшим косточками под окнами домов на свежем воздухе. Для них ввели «отработки». Сначала игроки поворчали, а потом вдохновились, стали и ямы копать и деревья сажать. — Как же иначе, ведь у каждого есть дети, а площадка-то для кого устраивалась? Для них, для ребят, — заканчивает Ольга Андреевна. Работа с детьми в парке ведется летом. А сейчас у женщин-активисток другая большая забота — помогать школе и родителям в воспитании детей. Новое четырехэтажное здание 109-й школы высится по соседству с поселком, надо лишь пересечь улицу. У женсовета в школе «свой глаз». Галина Илларионовна Архипова — заместитель Немешаевой по женсовету — одновременно возглавляет родительский комитет подшефной школы. В школе учатся двое детей рабочего обжигового цеха Зыбина. Однажды Галина Илларионовна с мужем и своими друзьями возвращались поздно вечером из гостей. Вдруг видят — бегут по улице женщина и двое детей. Холодно, а они раздеты. Остановили бегущих. Девчурку и мальчика взрослые сразу на руки взяли, потеплее укутали. Женщина с трудом, рыдая, рассказала, что муж — Зыбин — напился и выгнал их из дому. Все вместе пошли к Зыбиным домой, уняли буяна. А спустя несколько дней Зыбин получил приглашение в школу. Явился, ничего не подозревая. А к его приходу уже собрался весь родительский комитет. — Дали мы ему жару, как говорится, еле ноги унес, теперь больше не буйствует, — говорит Галина Илларионовна. Есть у нас еще, к сожалению, такие «неблагополучные» семьи, где детьми занимаются мало. Женсовет и родительский комитет взяли на заметку такие семьи. Во многих из них женщины уже побывали, познакомились, в каких условиях живут дети. Довольны активистки, что им удалось в заводском клубе открыть комнату продленного дня. Член женсовета Анастасия Васильевна Бурова узнала, что у работницы завода Федоровой сын отбился от рук — не хочет учиться, несколько раз убегал из дому. Женщина пожаловалась Буровой: — Работаю, сыном занимаюсь мало, помогите исправить его. Хочется, чтобы вырос настоящим человеком. Анастасия Васильевна рассказала обо всем этом Немешаевой. Посоветовались женщины между собой, поговорили с учителями, с матерью мальчика, взяли его под особое наблюдение. — Вовремя мы пришли на помощь, — говорит Галина Илларионовна. Как это важно, если человек в трудную для себя минуту, встречает дружеское участие, поддержку, а в радости — живой ответный отклик, чувствует себя окруженным заботой общества, о какой бы стороне быта ни шла речь. Пожалуй, на нею жизнь останется в памяти супругов Хайретдиновых этот день. Жена Мария вернулась из родильного дома с дочкой — девятым по счету ребенком в семье. Живут Хайретдиновы в хорошей отдельной квартире со всеми удобствами, ни в чем особо не нуждаются. Вся семья была в сборе, когда женщины-общественницы во главе с Ольгой Андреевной Голубевой пришли поздравить Хайретдиновых с радостным событием. Пришли не с пустыми руками. Матери в подарок преподнесли платье и халат, новорожденной — приданое. — Богатая у нас невеста, — смахнула непрошеные слезы Мария. — Спасибо вам, от всего сердца спасибо. Активистки сами растрогались. Сердечная благодарность — кого она не тронет? А вместе с тем становится отрадно: значит, не напрасно трудились, беспокоились, волновались, все, что сделано, нужно людям. — Молодцы каши активистки, — говорят о женсовете в заводском коллективе. Настоящим большим делом заняты Нина Николаевна Немешаева и ее подруги. Я. Ременник ФАМИЛЬНАЯ ПРОФЕССИЯ Елизавета Павловна ВИНИЦКАЯ. Вечер. Кажется, что город, окутанный снежной пеленой, притих, приглушенней стал его пульс. А на лесах нового дома идет горячая работа. Легкий прозрачный дымок вздымается над ящиками с раствором. Глухо доносится позвякивание немудрого каменщицкого инструмента, громыхание башенного крана, несущего на своем могучем плече поддоны с кирпичом, железобетонные плиты перекрытий, бункеры с раствором. — Давай-давай, пошевеливайся! — весело кричит раскрасневшийся на морозе бригадир, подбадривая бригаду. — Ну-ка, кто холода испугался? — Вира! Майна! — командуют снизу, выразительно жестикулируя. Скоро конец смены, надо успеть закончить кладку этажа. Все — и бригадир Андрей Остолопов, ветеран «Магнитостроя», требовательный руководитель и в то же время необычайно чуткий и отзывчивый человек, и молодой каменщик с лихо заломленной набок ушанкой, и женщина-каменщик в темном платке — с большим увлечением выводят стены будущего дома. На глазах тают возвышающиеся на лесах штабеля кирпича. Наблюдая за тем, как быстро вздымаются вверх простенки домов, я невольно залюбовался работой розовощекой еще молодой женщины. Высокий лоб, темные брови, легкая смешинка в уголках губ, ладная осанка — вот ее портрет. А как она работает! Что-то неуловимое в ее быстрых хорошо отработанных движениях. Кирпичи мелькали в ее руках, как бы сами собой переворачивались, плотно прилипали друг к другу в строгом порядке. Это была Елизавета Павловна Виницкая, знатный строитель Магнитки, человек большого трудолюбия и высокого долга, человек, для которого ее профессия стала радостью, искусством. Если надо выкладывать капитальные стенки с дымовыми и вентиляционными каналами или арки, столбы, словом то, что требует высокого мастерства, то эту работу непременно поручают Елизавете Виницкой. В бригаде знают, что она не подведет, сделает «на совесть», без «огрехов». Старый опытный каменщик Андрей Иванович Остолопов делится мыслями: — Откровенно сказать, я и сам любуюсь работой Елизаветы. Дашь ей задание и думаешь: кубометра два с половиной-три уложит за смену, замеришь работу, ан нет — за четыре перевалило. Талант у человека, любовь к делу. …Шустрый, с острыми глазенками малыш встретил Елизавету Павловну у порога. — Мама, мама! — радостно закричал он, хлопая в ладоши. Мальчик сразу по стуку определил, что с работы вернулась мать. Елизавета Павловна ласково потрепала сына по голове и про себя подумала: «Растет парень…» — Ну, сынок, как ты тут домовничаешь? — А нам письмо, — по-взрослому ответил мальчик. — Ну-ка давай сюда, от кого же? — А вот возьми почитай, узнаешь, — сын протянул конверт. — Да это от тети Тони. Сестра сообщала, что сейчас у нее страда, сдает экзамены, что скоро получит аттестат зрелости, а как быть дальше, как устроить свою жизнь — не знает. «Не знает, — промелькнуло в голове у Елизаветы Павловны, — а следовало бы знать. Эх, молодо-зелено! Все норовят звезды с неба голыми руками хватать. Думают, окончили десятилетку — так чуть ли не в академию их зачисляй». Зажав в руке листки, исписанные бисерным почерком, женщина стояла в раздумье, а потом мысленно решила: Тоню надо вызвать в Магнитку, пусть приедет на стройку, узнает, что такое труд, испытает свою волю. Вот тогда и правильную дорогу выберет. Так и вышло, как решила старшая сестра. Тоня приехала в Магнитку, она теперь тоже строитель, работает мотористкой в тресте «Магнитострой». По совету старшей сестры Тоня поступила в вечерний строительный техникум и очень довольна, что у нее все так хорошо складывается. Это уже вторая сестра, приехавшая по совету Елизаветы Павловны на магнитогорскую стройку. А в прошлом году Елизавете Павловне удалось «перетянуть» в Магнитку и младшего брата. Он заканчивал службу во флоте и задумывался над тем, какую гражданскую специальность себе избрать. У старшей сестры не было на этот счет никаких колебаний. Она сказала брату: быть тебе, Миша, строителем. И вот теперь бывший моторист корабля тоже влился в многотысячный коллектив магнитогорских строителей и также не в обиде на свою судьбу. — Профессия строителя становится нашей «фамильной» профессией, — шутит Елизавета Павловна, — и выходит, что я ее основатель. Лицо молодой женщины озаряется мягкой улыбкой. В шутке немалая доля правды: сестры ее — строители, брат — строитель, муж Георгий Иванович — тоже. Сынок подрастает. В мыслях Елизавета Павловна и его уже видит строителем. Как же надо любить свою профессию, чтобы суметь привить к ней любовь другим! А сколько учеников у Виницкой, сколько людей прошло за шестнадцать лет ее школу мастерства, сколько девушек и парней вспоминают добрым словом свою первую наставницу, которая передала им свой богатый опыт и неистощимую любовь к профессии строителя. — Я иногда задумываюсь, — делится Елизавета Павловна, — за что я так люблю профессию строителя? А за то, что строитель — это человек, украшающий нашу землю. …Вот я поднимаюсь на подмосты пятого или шестого этажа, в руках у меня кельма и кирпич, а перед глазами из-за верхнего обреза стены как на ладони раскинулся новый город: красивые благоустроенные кварталы жилых домов, школы, клубы, детские учреждения. Прямые, как стрела, улицы. А ведь полтора десятка лет назад здесь была голая степь. Я вглядываюсь в очертания нового города, и радостно мне, и на душе тепло, и гордость охватывает сердце: я — строитель! Много домов построила каменщица Елизавета Виницкая. Теперь она уже и со счета сбилась. Но всякий раз, проходя по светлым улицам нового города, она безошибочно может назвать здания, в строительстве которых участвовала. Вот детский садик — в это здание семнадцатилетней девушкой Елизавета Павловна положила первый кирпич, здесь началась ее трудовая биография. Вот Дом культуры металлургов, его тоже строила Виницкая. Вот прекрасные здания школы-интерната, жилые дома на проспектах Металлургов, имени Жданова… Да разве все перечтешь! «Хозяйская жилка у нашей Елизаветы», — говорят в бригаде. Действительно, Виницкая постоянно стремится к тому, чтобы не просто строить дома, а строить их с наименьшими материальными затратами, чтобы каждый квадратный метр жилой площади был дешевле. Она никогда не пройдет мимо расточительства, небрежного отношения к материалам, бесхозяйственности. Как-то Елизавета Павловна обратила внимание на то, что вместе со строительным мусором в машины, отправляющиеся на свалку, грузят битый кирпич. — Э, не годится так хозяйствовать, нельзя выбрасывать из государственного кармана такие ценности, — сказала она, — ведь это наше общее добро. — Какое это добро, — возразил кто-то из членов бригады. — Полно тебе, Лиза, скряжничать. — Да ты в своем ли уме? — вскипела Виницкая. — Да этот кирпич на забутку стен, на устройство кухонных плит пойдет, а разве для индивидуального застройщика это не находка? Незадачливый «оппонент» вынужден был отступить, краска залила его лицо, он явно чувствовал себя неловко. — Не то я хотел сказать… не так выразился… Предметный урок бережливости, преподанный рядовой каменщицей, не прошел даром. Когда в партийном бюро кто-то рассказал о том, что Виницкая «проработала» своего товарища, там разгорелся оживленный разговор. А через некоторое время на всех строительных участках началось массовое соревнование за экономию и бережливость. В любом деле, которое поручается Виницкой, она проявляет глубокую заинтересованность, стремление до конца выполнить свой долг. Ей чужды равнодушие, пустословие. Если она берется за дело, то обязательно доведет его до конца. Такой уж характер у этой женщины, такова натура. На входной двери в Магнитогорский горисполком укреплена табличка «Депутат Верховного Совета РСФСР Е. П. Виницкая…» Каменщик — депутат высшего органа власти республики. Да разве есть что-либо подобное в странах капитала, где положение человека в обществе определяется его кошельком? …В кабинете за столом, покрытым суконной скатертью, в каждый приемный день появляется Елизавета Павловна Виницкая, депутат Верховного Совета РСФСР, простая русская женщина с обветренным лицом. Может быть, за удобным широким столом в тиши уютного кабинета каменщица чувствует себя не так привычно, как на 10—15-метровой высоте лесов новостроящегося дома, где ветер и мороз кажутся еще сильней, где каждое движение требует строгого расчета, но она выполняет свой долг, долг государственного деятеля — слуги народа. Невелик у нее опыт большой государственной работы. Подчас бывает трудно разобраться в деле, действовать с учетом всех законов, положений, инструкций. Но отзывчивое сердце, большой жизненный опыт подсказывают ей самое правильное решение. В ее работе всегда проявляется чуткость и внимание к человеку, к его судьбе. …Скоро конец смены, на стройке воцарится тишина. У Елизаветы Виницкой трудовой день кончится не скоро. Когда будет сложен в ящик инструмент и снят рабочий костюм, Елизавета Павловна приступит к исполнению своих депутатских обязанностей, она пойдет к избирателям на квартиры. Одним надо помочь в улучшении жилищных условий, другим — посоветовать, куда лучше пристроить сына, третьим… да мало ли волнующих вопросов возникает у людей… Надвигаются сумерки. По городским магистралям проносятся стремительные трамваи. Оживленно у кинотеатров, у магазинов. Из окон квартир доносятся радостные бодрые звуки музыки. Елизавета Павловна вспоминает такой же зимний вечер 1943 года. Война. Стужей дышала пустынная степь Правобережья, лишь кое-где маячили огоньки одиноких зданий. А теперь на пустыре вырос большой и светлый город, являющийся гордостью не только магнитогорцев. Благоустроенными кварталами, широкими улицами и проспектами Правобережья восхищается каждый, кто приезжает сюда, восхищаются зарубежные гости. Но Правобережный район Магнитогорска продолжает строиться, раздвигает свои границы. За семилетие здесь должно быть построено более одного миллиона квадратных метров благоустроенной жилой площади, много школ, детских учреждений. Каждый день на лесах стройки можно увидеть молодую женщину с ярким румянцем. Она в рабочем костюме с неизменной кельмой в руках. Депутат Верховного Совета РСФСР Елизавета Павловна Виницкая на своем посту. У нее одно стремление — работать как можно лучше, внести достойный вклад в выполнение семилетки.