Шрифт:
И Бульдог тоже смотрит очень недоверчиво. Весь его опыт наверняка вопит, что я нагло вру. Но как проверить-то? При всем административном могуществе глава Третьего тайного отдела сейчас — просто мужчина. Простолюдин.
— Завтра?
— Завтра, Генрих Аркадьевич. Даю слово в присутствии вашей родственницы, ее мнением о себе я очень дорожу. Вопрос снят? Вперед.
Близняшек я догоняю в коридоре. Втискиваюсь между ними и обнимаю за талии. Сестрички смотрят с изумлением. Они точно знают, что я за них жизнь отдам, но особых нежностей с моей стороны пока что они ни разу не видели. И тут вдруг — обнимаю.
— Не обижайтесь на маму, — тихо говорю я. — Ее положению сейчас не позавидуешь. Ей надо выбирать между взрослыми дочками и еще не рожденными, понимаете? Это вечная проблема многодетных семей, такие дела. Младших любят больше, потому что они требуют больше внимания. А вы привыкли, что она всегда с вами.
— Рой, мы как бы и без тебя…
— Ежики, — говорю я с улыбкой. — Злые драчливые ежики, вот вы кто. Мама большую часть внимания будет уделять младшеньким, тут ничего не поделаешь. Но знайте — и я вас люблю. Вы в сердце моем на первом месте, столько всего вместе пережили. Помните, как на «Альфе» спасали меня от убийцы? А как удирали из горящей квартиры?
Девчонки смотрят пронзительно… а потом вешаются мне на шею и плачут. Ну и как это понимать и, главное, как реагировать? Поэтому просто стоим обнявшись, и я глажу их по спинкам и ниже.
— Я сделаю все, чтоб вы были счастливы, — тихонько обещаю я. — Только переживите этот день.
— А чем он такой особенный? — шмыгая носом, спрашивает Жанна.
Вместо ответа прошу включить на ти-фоне любой государственный новостной канал. Жанна недоверчиво косится, но включает. И с недоумением смотрит на трансляцию балета «Щелкунчик».
— Э, Рой! А где новости?
— Триста лет назад, когда на Земле появилась магия, наше правительство не придумало ничего лучшего, чем двое суток подряд крутить «Щелкунчика», — хмуро говорю я. — А за двое суток мир изменился. И вот снова он. Хороший балет, но слава у него… мрачноватая. Вот такие дела.
Вытираю сестрам слезы, целую, чему они снова изумляются, и отправляюсь в свою комнату. Мне тоже надо подготовиться к выходу в академию, как-никак последний день, и выглядеть надо соответствующе.
Но теперь перехватывают меня. Мишель приятельски лапает за талию, оттесняет к стеночке и ласково интересуется:
— Рой, тебе в глаз дать, чтобы не темнил?
Непростительно долго соображаю, о чем это она. Потом доходит.
— Длинноногая, ты ничего не чувствуешь?
Мишель озадачивается, крутит головой:
— Ну… Взгляды, но они возле нашего дома всегда… И давит что-то. А так вроде ничего особенного.
Понятно. И ее родовая память имеет свои ограничения.
— Патриарх рядом, — еле слышно бормочу я. — Со всей своей шоблой.
— Рой! Где Франция и где Старый Донец?!
— Не ори, девочек испугаешь. Он не во Франции. Я понял наконец. Патриарху маги неинтересны, ему сильнейшие нужны. Левитаторы. Поэтому Драконы бесчинствуют на Луаре, а этот урод через Балтику к нам. Из Москвы с утра вместо новостей «Щелкунчик». Понимаешь?
— Понимаю, — мрачно шепчет Мишель. — После москвичей вторая группа Левитаторов — мы. Он нас чует на таком расстоянии?!
— Я же чую его.
— Я подниму армейские части! — решает Мишель. — Танки его остановят?
— Нет. Но армия должна встать на защиту города. Это их работа.
Мишель награждает меня очень озадаченным взглядом, но убегает. В ее представлении танки могут все. И я так считал бы, если б уже не сталкивался с Патриархом Драконов.
Вижу, как Мишель озабоченно переговаривается с Бульдогом. Ну, эти двое весь город запросто на ребро поставят. А сам я с Сашкой под руку и в сопровождении всей нашей развеселой компании отправляюсь в академию. Зачем? Во-первых, девочки имеют право на последний беззаботный день, заслужили. Во-вторых — страх обессиливает. Незачем им видеть двухсотпятидесятимиллиметровые «Лютики» на улицах города.
У входа в академию — еще одно приятное событие. «Асмодей» Ямпольский, мой недавний враг по спаррингу, приятельски машет рукой. Подхожу вместе с Сашкой. Группа юнкеров четко приветствует княжну Меньшикову.
— Рой, у нас… — старшекурсник неопределенно крутит кистью, — … скажем так, смена руководства. И мы кое-что решили серьезно изменить в отношениях внутри академии. Если коротко — вернуться к офицерским понятиям чести. И старшим мы видим тебя. Подумаешь над предложением?
— Вы молодцы! — искренне говорю я. — К сожалению — нет. Просто не успею. Мы… последний день в академии. Пришли попрощаться.