Между тем целиком сохраняется сущность этого учреждения как формы буржуазного (т.е. в главном формального, иллюзорного) демократизма, ибо, во-первых, результаты выборов не дают верного представления о соотношении сил в обществе, и, во-вторых, реальная власть не в парламенте и не парламент. В самом деле, классы и социальные слои, участвующие в избирательной кампании, находятся в заведомо неравном положении: у господствующего класса громадные преимущества – перевес в денежных средствах, нужных для ведения кампании, в обладании основной массой средств информации и рекламы, ведущими психологическую обработку избирателей и манипулирующих сознанием людей, в его руках средства угроз и насилия (отряды полиции, органы безопасности и т.д.). Да и сами избирательные законы, как правило, составлены таким образом, что в тех или иных отношениях дают заметное преимущество господствующему классу. Таким образом, выборы дают искаженную картину соотношения сил и интересов в стране, преувеличивая силу господствующего класса и преуменьшая силу трудящихся. И при этом власть имущие стремятся внушить всем, что выборы – это самый справедливый, самый объективный способ выявления общественного мнения страны (ну как же – свободные, тайные, равные, всеобщие и т.д. и т.п.!) и что их результат должен беспрекословно приниматься и признаваться всеми как объективно выявленное высшее выражение воли нации.

Трудящихся ставят в невыгодные условия борьбы, в которых им чрезвычайно трудно одержать победу, и при этом уверяют, что это арена равных возможностей и что других столь же справедливых арен не существует.

Ну так скажите, разумно ли представителям рабочего класса поддерживать эту иллюзию равных возможностей всех на выборах, разумно ли объявлять арену деятельности, на которой трудящиеся поставлены в невыгодное положение, главной ареной их борьбы, разумно ли к ней приспосабливать, с ней соотносить все стороны стратегии пролетариата?!

Не обрекает ли эта ориентация (на результаты выборов) на постоянное отставание от задач, требуемых не избирательным, а действительным соотношением сил? Политический деятель рабочего класса, строящий свою стратегию на основе избирательного соотношения сил, неизбежно будет отставать от действительного хода реальной борьбы, неизбежно будет по-оппортунистически плестись в хвосте, и, конечно, он не сможет стать настоящим политическим вожаком.

Действительная политика капиталистических стран определялась и продолжает определяться не парламентскими дискуссиями, а решениями тех, кто держит в своих руках узловые участки экономической жизни страны, кто осуществляет реальный контроль над армией и содержит полицию, кто обладает важнейшими рычагами идейно-пропагандистской машины – газетами, журналами, каналами радио и телевидения, т.е. реальная власть в капиталистическом обществе по-прежнему в руках тех, кто господствует на бирже, кого сегодня называют представителями военно-промышленного комплекса. Основные решения принимаются ими, и не во время заседаний парламента. Парламент объективно выступает средством маскировки этой реальности, формой, в которой узкий, корыстный интерес эксплуататорского меньшинства выступает как общенациональный интерес, как результат «всесторонне продуманных» указаний «избранников нации».

И факты последнего времени отчетливо свидетельствуют о том, что как только парламент под натиском прогрессивных, демократических сил перестает быть послушным орудием монополий, штампующим их требования, так представители реальной власти буржуазного общества без всяких колебаний перестают считаться с «демократическими нормами» и «парламентскими правами».

Известный теоретик социал-реформизма Петер Гартон в своей книге «Революция по-шведски» пропагандирует возможность получения прогрессивными силами 51% мест в парламенте как условие победы над миром эксплуатации.

Вот ведь как: финансовые воротила и промышленные магнаты, имеющие 49% мест в парламенте, обладающие, кроме того, могучей экономической, культурной, организационной и военной силой, расстанутся со всеми своими привилегиями, ибо они «с детских лет» воспитаны в духе уважения к «святым принципам демократии», т.е. трудящихся призывают связать надежды на создание нового строя с «воспитанным с детских лет уважением…» буржуазных тузов.

Давайте взвесим: с одной стороны предлагаемые «надежды», а с другой – реальные и конкретные факты. А факты эти таковы. Итальянские коммунисты получили пока не половину, а одну треть голосов избирателей. Как же себя ведут «воспитанные с детства»? Открывают антикоммунистическую истерию внутри страны, международные империалистические организации угрожают экономическими, политическими, а то и военными санкциями Италии, уничтожают одного из буржуазных политических лидеров, Альдо Моро, едва только тот заикнулся о возможном сотрудничестве с коммунистами. Вспомним судьбу прогрессивных правительств Арбенса в Гватемале, Куадроса в Бразилии, Джагана в Гайяне, свергнутых в результате заговоров реакционеров. Любопытно, что Гартон в качестве примера поведения «с детства воспитанных» приводит (какую бы, вы думали, страну?) Чили, где в то время, когда писалась книга (1972 г.), находилось у власти правительство С. Альенде. Не прошло и года, как на практике было показано, чего стоят уверения Гартона: законно избранный, пунктуально следовавший конституции президент С. Альенде убит, члены законного правительства арестованы, убиты или замучены в тюрьмах, партии запрещены, тысячи людей уничтожены.

Впрочем, подобные рассуждения Гартона не оригинальны. В них лишь повторяются мысли Каутского, высмеянные и разбитые В.И. Лениным более полувека тому назад в работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский».

Жизнь подтверждает: так было, так есть и так будет в обществе, разделенном на эксплуататоров и эксплуатируемых, на тех, кому «все позволено», и тех, кому не позволено ничего. Именно эта суть капиталистического общества нисколько не изменилась за последние десятилетия, не изменилась и сущность его политических атрибутов, парламента и всеобщих выборов в том числе.

Но если сущность осталась неизменной, то в некоторых формах ее проявления возникли новые моменты, требующие, однако, точной, взвешенной оценки и умелого использования. Так, сегодня мы наблюдаем подчас ситуации, когда парламентские решения, принимаемые под давлением левых сил, ограничивают активность правых и обеспечивают проведение в жизнь весьма прогрессивных мероприятий. Такого рода факты и побуждают иных демократов говорить о принципиальном изменении роли парламентов: из трибуны разоблачения и пропаганды они-де все больше превращаются в реальные рычаги власти. Мы, конечно, не отрицаем появления сегодня ряда новых, дополнительных, конструктивных возможностей парламентской деятельности. Но при этом хотим лишь обратить внимание на то, что возникают эти возможности только тогда, когда давление левых парламентских фракций поддерживается давлением организованных народных масс. Иначе говоря, парламент только тогда способен быть каким-то конструктивным «рычагом», когда массы перестают быть только «избирательным корпусом» и становятся постоянной и повседневной опорой демократических сил в парламенте, т.е. когда речи левых парламентариев сопровождаются практической борьбой масс. Да, такие возможности организации, сплочения, активизации масс расширились, возросли и возможности более тесного взаимодействия парламентариев с массами, благодаря чему расширились рамки парламентских возможностей. Но давайте все-таки не забывать, что эту новую силу парламентским действиям могут придать отнюдь не традиционные рычаги власти (так называемые демократические институты буржуазного государства со «всеобщими выборами» во главе), а сила организованных и борющихся масс. Речь сегодня по сути идет о борьбе за «введение» масс в государство, о борьбе за раскрытие для них дверей парламента, за то, чтобы народные массы перестали быть «только избирательными массами». Осуществление всего этого и будет означать крушение традиционного парламентаризма.