Но возможна и иная парламентская стратегия, иной парламентаризм, который В.И. Ленин называл «революционным».

Ведущей чертой революционного парламентаризма является отношение к парламенту не как к главной арене борьбы за власть, а как к средству политического, революционного воспитания, просвещения и организации народных масс. Пока массы не созрели для революционного действия, подчеркивал Владимир Ильич,

Буржуазия и социал-демократы хотели бы представить парламент как общенациональную, надклассовую арену сотрудничества различных социальных слоев. Коммунисты должны превратить ее в поле классовой борьбы, взрывая буржуазную демократию (и ее неотъемлемый атрибут – буржуазный парламентаризм) извнутри парламента [76] .

Да, парламент как центр борьбы за власть, как орган демократического представительства общенациональных интересов, как орган классового сотрудничества есть лишь иллюзия. Но парламент как средство, как трибуна разоблачения эксплуататорского характера буржуазного общества и пропаганды идей научного социализма, как один из организационных центров сбора, стягивания сил революции уже не иллюзия, а реальность. В таком парламенте и принимают участие коммунисты. Конечно, парламент-иллюзия и парламент-реальность – это один и тот же парламент, и вся трудность состоит в том, чтобы, используя реальность, не укреплять иллюзию. Но разумеется, сложность задачи не может выступать мотивом отказа от ее решения.

Искусство «революционного парламентаризма» – это нелегкое искусство.

И другая важная черта ленинской стратегии революционного парламентаризма: она может быть тогда действительно революционной, когда деятельность коммунистов в парламенте сопровождается идущей за его стенами мощной борьбой возглавляемых коммунистами народных масс. Нужно

Только мощный хор народного движения способен обеспечить действительную силу голосам «солистов» парламентской фракции. Пролетарские парламентарии лишь тогда могут называться революционными парламентариями, когда они представляют собой вершину социальной пирамиды, основание которой уходит в массовую борьбу рабочего класса, когда их деятельность наверху подкрепляется борьбой масс внизу.

Сегодня подчас можно встретить возражения против такой оценки, такого отношения к парламентской деятельности. Выдвигаются при этом два следующих главных довода.

Утверждается, во-первых, что ленинские оценки парламента, всеобщего избирательного права не могут считаться универсальными (для стран с «развитыми демократическими институтами» они якобы не подходят; там парламент будто бы обладает реальной силой и реальной властью) и что коммунистам развитых капиталистических стран следует исходить из позиции Ф. Энгельса 90-х годов, которая-де существенно отличается от ленинской.

И во-вторых, ленинская точка зрения якобы устарела: рабочий класс своей борьбой будто бы наполнил институты формальной буржуазной демократии реальным содержанием, и теперь они могут выступать в качестве центров борьбы за власть [79] .

Посмотрим сначала, в чем же суть позиции Энгельса (в указанной работе) и отличается ли она от ленинской? Да, действительно Ф. Энгельс пишет о том, что способ революционной борьбы, применявшийся в 1848 г., устарел. О чем же здесь идет речь? Автор упомянутой нами книги полагает, что ставится вопрос о способе «вооруженных революционных столкновений» и что на смену этому средству классовой борьбы Энгельс выдвигает другой – «всеобщее избирательное право». Это явно неверная трактовка. Энгельс говорит об устарелости лишь одной из форм «вооруженных революционных столкновений», на которую в 90-х годах делали ставку многие молодые, левацки настроенные революционеры, а именно о форме баррикадной борьбы, когда против правительственной армии выступали самодеятельно вооруженные повстанцы. И эта форма борьбы в развитых капиталистических странах Западной Европы действительно уже к концу XIX в. устарела: мощная артиллерия сделала легкоуязвимыми уличные баррикады, а оснащение новейшим вооружением давало регулярной армии неоспоримое преимущество над повстанцами, лишенными возможности обрести новейшее оружие в больших масштабах. Но Энгельс вовсе не разбирает здесь вопроса о других возможных формах «вооруженных революционных столкновений», ни вопросов, связанных, например, с идейным и организационным завоеванием революционерами на свою сторону части правительственной армии (что в значительной степени может уравнять военные силы революционеров и правительства), ни вопросов о возможной в отдельных случаях стратегии партизанской войны и о ситуации разброда и распада постоянной армии в результате поражений в войне с другими странами и т.д. Так что вовсе не следует чересчур расширительно трактовать высказывания Энгельса, приписывая ему мысль об устарелости вооруженной, насильственной борьбы вообще, т.е. то, чего он не говорил.

Теперь по поводу другой, будто бы тоже принадлежащей Энгельсу мысли: что только «с помощью всеобщих выборов», без вооруженного столкновения, лишь «используя всеобщее избирательное право» пролетариат способен взять власть. Но посмотрим, что он говорит на самом деле?

Да, Энгельс подчеркивает, что в классовой борьбе пролетариата появился ряд новых моментов, связанных с использованием выборов. Пролетарии своей борьбой превратили, пишет Энгельс, избирательное право