Сейчас и в штабе дивизии, в штабе армии доктора Прокофьеву знают и уважают. Ее медсанбат считают образцовым, ставят в пример. А раз так, то и прозвище “бабье царство” можно носить с гордостью. Но люди нужны. Нужны рабочие руки, умелые, опытные.

— Спасибо, товарищ полковник. Молодой — не страшно. Главное, чтоб толковый.

— Дадим… зауряд-врача, других не поступает. Толковый, ручаюсь. Но и вас попрошу войти в положение соседа. В 393-м хороший хирургический коллектив, а фронтового опыта мало. Новый командир у них из кадровых, так за две недели заметно стало, как в полках подтянулись. Товарищ Левин, их прежний начальник, был хирургом отменным, золотые руки, но половину сил тратил на то, чтобы исправлять недоделки из полков. И погиб тоже… как гражданский. Понимаю, тут и опыт не всегда спасает. Но опыт не всегда спасает, а его отсутствие всегда губит. А тут еще одну из самых опытных операционных сестер потеряли. Надолго, если вообще не признают негодной к службе. Со свежим пополнением пришел к нам один хороший лейтенант, но его нужно танкистам отдать. С вынесением переливания плазмы вперед они очень много сделать могут. Так что на вас надежда, товарищ Прокофьева. Дайте в 393-й операционную сестру. По возможности, с фронтовым опытом. У них там отличный коллектив, но кадровых мало. Больница, а не медсанбат.

Два часа назад Ольга Никаноровна точно бы приняла это предложение в штыки. Для начала, среднего персонала у нее было едва в комплекте, она это знала, и полковник знал. Но она слышала начальника 393-го медсанбата и представляла, над чем он принял командование. Каково кадровому тянуть гражданский коллектив, майор Прокофьева отлично знала на собственном опыте. “Бабье царство” тоже им было и не так, чтобы слишком давно.

Майор Прокофьева не любила, когда начальство обращается с просьбами. На приказ нужно отвечать “есть, товарищ полковник!” и точка. Хотя и просьбу эту понять можно. Она мысленно представила себе нового начальника медсанбата. Противопоказаний к передаче под его командование хорошего специалиста не нашла. И выставила свои условия.

— Хорошо, — ответила она вместо привычного “есть”, - У меня есть операционная сестра с отличной подготовкой. С фронтовым опытом. Может при необходимости быть наркотизатором. При не самых сложных операциях, пока. Но, товарищ полковник. Вместе с предписанием, я вручу ей заслуженную награду, — и Прокофьева вынула из планшета заранее заполненное представление на медаль “За отвагу”, - Вы же лучше меня знаете, человек в одну сторону, документы в другую, и хорошо, если хоть после войны встретятся.

— Мне про ваш случай с миной уже звонили из штаба фронта, между прочим. Требуют подробный доклад. Ранение неразорвавшимся снарядом — случай редкий. Поэтому, документы на… — полковник взглянул в бумагу, — лейтенанта Поливанову я подпишу. Поливанова? На нее же вчера пришла медаль “За оборону Севастополя”. Тоже, как видите, долго ее искала. Вот две и вручите, товарищ майор. И отправляйте своего лейтенанта на новое место службы. С медалями. Пусть несет вашу школу.

После беседы с начсанармом все выходили с разными выражениями лиц. Ну, Огнев, понятно, доволен, ему медсестру пообещали. Танкист вышел ошарашенный и все повторял “Дали фельдшера, дали!” Гвардеец, напротив, выскочил красный как рак, и что-то начал яростно строчить в блокноте. Не иначе, по качеству доклада да лишнему героизму прошлись. Ничего, пусть привыкает…

Раиса проснулась непривычно рано даже по фронтовым меркам. В крошечном окошке, затянутом плексигласом, едва светлело. Вся землянка еще спала крепким сном. Родионова, подложив руку под щеку, посапывала по-детски. Лескова рухнула даже не раздеваясь, только ремень сняла да надвинула на глаза пилотку.

Тихо, стараясь не шуметь, Раиса поднялась, торопливо оделась, только обуваться не стала, чтобы не потревожить никого, и выскользнула наружу босиком, неся сапоги в руках.

Солнце еще не поднялось. В балке, где вчера взорвали злополучную мину, качался сизый туман. Было не по-летнему холодно и стыло, но сон слетел, как не было. Ну, это как раз дело привычное. Важно, что страх вчерашний ушел без следа.

Первое, что попалось на глаза, пока шла умываться, незнакомая машина. Черная "эмка" у КПП. Неужели начальство пожаловало ни свет ни заря? Так, срочно приводить себя в порядок. Не хватало еще кому-нибудь из санслужбы дивизии попасться на глаза расхристанной, с распахнутым воротом и босой!

Но тут Раиса с удивлением заметила, что у "эмки" стоят двое — незнакомый командир и Ведерникова. Маленькую, похожую на оловянного солдатика Тамару Егоровну, которая, по примеру своего командира, тоже ходила в бриджах, а не в юбке, сложно с кем-то перепутать. А командир, с такого расстояния звания не разобрать, вдруг не таясь обнял ее и даже чуть на руки приподнял. Раиса, смутившись, отступила за ракитник. Неловко вышло, будто нарочно подсматривала! И поспешила вниз, в балку, где у ручья были устроены мостки. Умывалась долго и старательно, до тех пор, пока сверху не послышались шаги.

— Ну, ты ранняя птаха, — Ведерникова улыбалась устало и будто чуть виновато, — Неужели выспалась уже?

— Не знаю. Но спать все одно не выходит.

— Ну, теперь уже и подъем скоро. Давай, Рая, буди девчонок, сегодня пируем! Завтрак будет прямо как до войны.

Через полчаса Ведерникова делила между подругами американскую консервированную колбасу в банках, белый хлеб и даже конфеты. Последнее казалось чем-то фантастическим. Раиса и в Саратове-то их не видела, не то что на фронте. Майор Ведерников, безусловно, очень любил супругу. И постарался от души.