Оторвав взгляд от несчастного младенца, я замечаю, что Чак предался ритуальному танцу с особым усердием. И в такт его движениям раскачиваются тяжелые ветви могучего дерева. Наконец Чак, застыв на мгновение, размахивается топором и бьет им по склону холма перед собой. Сверкнула молния, раздался страшный треск и посыпались искры, словно электрический разряд попал в каменную твердь. На склоне шрамом от ожога наметилась нервная трещина. Чак снова забился в дикой пляске. Взмахнув на сей раз камнем-ридикюлем, он обрушивает его точно на место трещины-шрама. Оглушительный грохот, как раскаты грома, сотрясает все вокруг, так что камни начинают ходить ходуном и закладывает уши.

И разверзается твердь холма, обнажая глубокую расщелину. К самому ее краю подскакивает Бог Смерти, держа свою несчастную жертву за маленькие нежные ножки, и, издав нечленораздельный победный вопль, разжимает костлявые пальцы, выпуская младенца из рук. От шока или от разрыва сердечка малыш затих. Кувырком, медленно он начинает лететь в чрево пропасти. Противно захихикал Чак. Я в ужасе вскочила на ноги и ринулась к обрыву.

– Куда ты так резко? – услышала Марина голос Александра и ощутила на своем локте его цепкую хватку.

Они оба стояли на широкой перемычке над арочным проемом и смотрели вниз.

– А ты права, похоже, – засмеялся Беловежский. – Это лестничное пространство такое узкое, что напоминает ту расщелину.

– Если честно, я ничего не поняла, – призналась Марина. – Зачем вообще нужно было этого несчастного малыша куда-то швырять? Что все это означает? Опять напрашивается вопрос: что они пили?

Беловежский усмехнулся:

– Попробую тебе объяснить, ведь, по мнению ученых, сюжет этот не прост и не без космологии, как ты любишь. Только, наверно, нам пора идти дальше смотреть это змеиное городище.

Они спустились и на минуту застыли перед оставленным ими зданием.

– Пожалуй, все это сооружение очень подходит к нашему мифу, – рассуждал Саша. – В изображениях этого сюжета на керамике холм представлен нагромождением толстых изгибов тела змеи или скорее даже змей с разверстыми мордами по разные стороны. Он связан с Чаком, этот холм, потому что у них на теле присутствует одинаковая змеиная чешуя. В свою очередь, на холме произрастает дерево, которое условно называют Паш. А оно, по некоторым версиям, является чуть ли не братом-двойняшкой самого Чака. Так что этот зооморфный портал здания и носы Чаков в его верхней части невольно напомнили нам эту историю.

Они двигались по дорожке к следующему комплексу зданий. Но Марина не чаяла разобраться в истории с малышом-ягуаром и потребовала от Саши дальнейших разъяснений.

– Сюжет восходит, пожалуй, к мифам творения, – охотно продолжал Александр. – Новая эра началась для людей с сотворения Солнца, Луны и кукурузы. Сами люди были созданы из маиса, помнишь?

– Да-да, – поспешила ответить Марина.

– А помнишь ли ты, кого олицетворяли ягуары?

Томина опять кликнула свой внутренний поисковик и радостно произнесла:

– Ночное Солнце.

– Совершенно верно. Младенец-Ягуар ассоциируется у них с заходящим Солнцем, которое в подземном мире превратится в ночное, чтобы затем наступил новый день и взошло дневное Солнце. Выход дневного Светила из подземного мира – это ежедневное возрождение, рождение к новой жизни. Без жертвы нет новой жизни. Малыша-Ягуара приносят в жертву. Его палач – один из владык подземного мира, Бог Смерти. Чак необходим всего лишь для того, чтобы отворить вход в инфрамундо…

Марина слушала как зачарованная.

– Однако в этом сюжете сливаются два мифа. Иначе, почему Чак здесь зовется «Чак первого дождя?» – Беловежский сам увлекся рассказом. – Почему на голове у Младенца отличительные признаки молодого Бога Маиса: и прическа, и украшения? Почему подземное Солнце оказалось младенцем и лежит в позе зарождающегося Бога Маиса? Очевидно, эти два персонажа здесь смешиваются. Именно Чак своим топором вскрывает землю, чтобы можно было посеять зерно кукурузы. И в таком случае Младенец-Ягуар здесь и есть то самое зерно. Но Чак же пошлет обильный дождь, чтобы напоить землю. А его брат, дерево Паш, намекает нам, где именно совершался этот ритуал жертвоприношения, где именно Чак разверз почву, где именно Бог Смерти кинул Ягуара в бездну. Это местечко Пашиль. Там, согласно книге майя-киче «Пополь-Вух», и была засеяна и выращена кукуруза, из которой боги создали настоящих людей. И снова нет новой жизни без жертвоприношения. В этом варианте мифа Младенец-Ягуар – это семя маиса, похороненное в землю, чтобы взойти потом початками кукурузы.

– Насколько я понимаю, это вечная тема возрождения: умирания и нового рождения, увядания и нового цветения природы, будь то смена ночи и дня или смена времен года, – подытожила Томина. – Красивый миф! И плут Чак уже не кажется отрицательным персонажем. Он рассекает земные недра и удобряет их во имя новой жизни.

Александр подозрительно посмотрел на спутницу:

– Плут Чак? С чего ты взяла?

Томина вдруг осознала, что проговорилась, но обрадовалась, что на ее раскрасневшемся от жары лице подступившая к щекам краска не будет заметна, и нашлась, что ответить, хотя и засмеялась чуть наигранно: