Шрифт:
– Ясно, – кивнул Гуров. – Вы отдаете себе отчет, насколько это опасно?
– Теоретически – да, – отвечал Александр, – но практически это опасно, только если об этом кто-то знает. Но ведь никто не знает. Кто мы такие? Кому мы можем быть интересны?
– Как никто не знает? Я знаю, ваш научник знает, наверняка кто-то еще из ваших знает, – улыбнулся Гуров. – И еще будут люди, с кем вам придется сталкиваться, Гарсия, к примеру.
Марина открыла рот, а Саша озвучил ее удивление только более деловым тоном:
– Вы можете его подозревать?
– Я могу подозревать кого угодно. Гарсия сопровождал Ветрова, мог украсть сосуд…
– Но он же уехал, во время убийства его не было, – возмутилась Марина.
– Да, Мариночка, у него алиби, но любое алиби может оказаться ложным, – возразил начод.
– Максим Анатольевич, это же ваш друг, вы же поручили ему опекать меня. Как вы можете? – негодовала Марина. – И он вообще не знал про сосуд.
– Это мы знаем с его слов.
Марина помрачнела.
– Я не подозреваю его ни в коем случае, – заверил Гуров. – Я рассуждаю о том, что это опасно.
– Максим Анатольевич, – решительно начал Беловежский, – время для вас позднее, а у нас много вопросов накопилось. Андрей Михайлович говорил, что именно вы писали в российских СМИ об этом происшествии. Я только что открыл присланную Танеевым вашу статью, но, может, лучше я вас самого расспрошу.
– Да, я писал тогда о Ветрове, но столько лет прошло, – отнекивался Гуров.
– Я потом прочитаю статью, – говорил Саша, – и детали уточню. Но все-таки, как вы думаете, какова судьба вазы?
– Точно неизвестно, но есть мнение, что она не украдена, а спрятана самим Ветровым, – почти слово в слово повторил Гуров слова Танеева.
– Откуда такая информация?
– Сейчас трудно сказать, но вроде это исходит от самих мексиканцев… – Гуров задумался, вспоминая, и начал рассказывать: – В те годы я писал статьи про археологию, археологов, разные находки и артефакты. Я бывал на конференциях, встречался с людьми этой профессии. Отсюда мое знакомство и с Леонардо Гарсия, и с Николаем Быстровым…
– Вы знакомы с Быстровым? – хором воскликнули Саша и Марина. Саша удивленно, Марина возбужденно.
– Конечно. Сначала в новостях прошло краткое сообщение о гибели Ветрова, а потом Николай попросил меня провести журналистское расследование, выражая сомнение в результатах официального следствия. В Мексике мне помогал Гарсия.
– Значит, рассказ Леонардо Гарсии о его поездке с Ветровым вам известен? – обрадовалась Марина, переживавшая за репутацию своего мексиканского знакомого. – Он же не знал о сосуде!
– Да-да, Марина, – подтвердил наконец Гуров, – он так и не знал до последнего, что именно искали у его спутника. Ветров не доверился ему, вероятно, из осторожности. Он, видимо, полагал, что о сосуде никто не знает.
– А кто мог знать? – спросил Александр.
– С Ветровым вели переписку представители Института истории, потом пригласили его приехать на какой-то их симпозиум для демонстрации сосуда. Я наверняка подзабыл сейчас имена, но они есть у меня в материале. Вот эти люди точно знали.
– Максим Анатольевич, мне эту историю поведал мой руководитель экспедиции, американец Джордж Полонски, – вдруг вспомнил Александр.
– А он кто?
– Ученый – археолог, антрополог. Он должен был участвовать в этом симпозиуме.
– Вот видите. Вероятно, повестка дня была оглашена заранее. Вот и получается, что любой, кто знал о сосуде, мог по каким-то своим причинам охотиться за ним. И кто стоит за этим человеком или людьми и что ими двигало, так и неизвестно, – подытожил Гуров. – Так что давайте-ка лучше, ребята, оставим эту безумную затею.
– И все же, – не унимался Беловежский, – кто считает, что сосуд спрятан? И если так, кому мог доверить эту информацию Ветров?
Гуров, несмотря на глубокую ночь на его континенте, увлекся воспоминаниями этой давно им забытой истории и охотно отвечал на Сашины вопросы:
– Я общался с сотрудником Института истории… как-то на «рэ»… Родригес, что ли, или…
– Рамирес? – подсказал Саша, просканировав взглядом статью Гурова в своем ноутбуке.
– Точно, Рамирес.
– Опа! Рамирес! – опешил Беловежский. – Да я его знаю.