— Его — нет, — я показал пальцем на Джакобо де Суиньга, затем переведя указатель на сестер, — А вот их…

Вчера ты довольно обеспеченный молодой человек, возящийся с забавной собачкой и троицей учеников, а сегодня уже почти нищий школьник, все счета и активы которого арестованы, а у самого на руках, врученный прямо у порога дома, ордер на домашний арест, заверенный Специальным Комитетом. Причем он распространяется и на супругу… и на брата с сестрой. Правда, в школу ходить все равно можно. Счета родителей? Тоже арестованы. Ну, те, о которых японские власти сумели узнать.

Предсказуемо? Более чем.

Сижу на уроке, слушаю нового учителя истории, совершенно нейтрального на вид мужчину, совершенно не заинтересованного в преподавании, задумчиво кручу ручку между пальцев. Планирую, высчитываю, проверяю.

Вспоминаю.

Надвигающийся на Японию «проект», готовящийся в самых верхах, готов похоронить государственность страны. Смести всё, весь миропорядок. А это, в первую же очередь, значит, что из кармана можно достать все возможные рычаги влияния, все козыри, весь компромат. Надавить всем этим делом на чинуш, вынуждая обернуть ситуацию так, как тебе надо. Приобретение компании «Нексу» «Кейсофтом» должно пройти в самое ближайшее время, и этому ничто не должно мешать. На кону судьба огромных доходов и нескольких миллиардов живых денег.

Поэтому меня, покачто, придавили так, слегка. Чтобы горячий японский мальчик испугался, но не до такой степени, чтобы засылать китайцам уже разработанный им софт. Легкий намек, не более. Мотосубе сейчас приходится куда хуже. Однако, у нас есть ангел-хранитель, и он скоро сделает свой ход. А может и десять. Правда, в клуб мне сегодня попасть не судьба. Когда мы с Маной выходим из школы, нас уже ждут. Десятки людей, камер и микрофонов.

Репортеры и журналисты. Скандалы, интриги, расследования.

С ними пришлось говорить. Много. Создать образ возмущенного семнадцатилетнего гражданина, которого ни за что, ни про что лишают свободы и средств к существованию. Продемонстрировать смущенную и обеспокоенную жену, стремительно теряющую веру в справедливость. Затем привести домой избранных, сделать им чай, показать друга семьи в виде известной чуть ли не всему Токио панды, сидящей посреди завалов свежего бамбука. Тихо и скрытно поторговаться с наиболее ретивым из репортеров, умудрившимся заснять табличку на доме напротив. Впрочем, многого это мне не стоило.

Япония — страна законов, традиций, обычаев и неписанных правил. Каждый гражданин этой необычной страны знает свою роль и своё место в жизни, его культура определяет то, что он сегодня делает, говорит и любит. На этом контрасте можно и нужно сыграть мне, потому что если по закону я совершеннолетний «носящий черное», то вот по обычаям страны, в которой совершеннолетними считаются с двадцати-двадцати двух лет, я еще ребенок.

Больше шума, больше личных данных, больше историй о том, как снимался моделью и как участвовал в боях. Как стал «лицом» сайта, который уже давно переродился в обязательный для любого «надевшего черного» ресурс. Больше, больше, больше. Возможно, мне даже придётся списать все долги Пангао, потому что мало того, что этот подозрительно умный тип в самый нужный момент поднялся на дыбы и обнял меня лапой за плечи, введя репортеров в экстаз, так он еще и поймал двух типов, пытавшихся вломиться ко мне в дом, пока мы с Маной были в школе. Что порождает ответ на вопрос, почему нам оставили такую возможность.

Весьма кстати подъезжает полиция, их явно послали разогнать это совершенно неудобное для некоторых лиц собрание, но вместо этого представители закона попадают в кадр, добавляя огонька для уже собирающихся уходить журналистов.

Отлично.

Жирный, вышедший из ворот напротив, вовсю демонстрирует натянутую на его обильные телеса белую футболку с надписью «Любитель нори».

Всё идёт по плану.

Уже поздно ночью, уложив в гостевых комнатах Эну и Такао, я спускаюсь в тесное и уже наполовину заполненное техникой бывшее бомбоубежище. Там у меня лежат люди, которые решили, что могут безнаказанно вломиться в дом и… что?

А, подложить наркотики. У них с собой оказывается почти полкило.

Оба типа оказались связаны с полицией, причем настолько плотно, что это породило у меня идею. Сильно истощенный после экспресс-допроса (как знал, что нужно использовать Ки, а не калечить этих субъектов), я прошел на свой маленький задний двор, собирающийся в будущем стать площадкой для поединков, а там, присев около беспамятной собаки, лежащей в коме, запустил её источник, начав собирать Ки с удобного донора. Его, этой энергии, оказалось удивительно много. Бросив задумчивый взгляд на оказавшегося неожиданно полезным мастифа, я вернулся к своим недоброжелателям и… через десять минут они покинули мой дом, имея в головах несколько установок и контактный номер одного из репортеров, приглашенных мной днем.

Набрав на одном из одолженных у добрых якудза телефоне определенную комбинацию, запускающую очередной шифрованный сигнал, я ушел спать. Утром у моего крыльца оказался молодой взволнованный японец, передавший, что сидящий у меня на крючке Икивашири Дайсуке уже в курсе той «беспрецедентной травли, которой подвергается один из наиболее примерно ведущих себя подопечных Комитета», поэтому меры принимаются самые серьезные. Теперь можно было расслабиться и ждать.

Прецеденты. Мы с Мотосуба играли на прецедентах. Любой сложный механизм, особенно такой как человеческое общество, имеет множество более мелких механизмов для обхода своих же правил. Основным же принципом работы этих механизмов всегда является закон «не поднимать шума!». Нарушь его, засветись, заставь людей задавать вопросы (особенно важных людей, пекущихся о своем имидже) — и теневой процесс моментально завязнет. Более того, он начнет привлекательно пахнуть компроматом для других важных людей, у которых, вроде бы, не может быть вопросов, но они их придумают, чтобы им заплатили за молчание.