— Я делал то, что посчитал нужным! — натурально надулся огромный Кирью, — А этот…

— Тоже сделал то, что считал нужным. Набил морду твоему «богу боевых искусств», от которого ты так обтекаешь, тьфу ты… а затем взял его в ученики. Даже оказал тебе честь, вышибив мальца с территории додзё твоим приёмом. Который он, кстати, никак у тебя «украсть» не мог. Просто научился. Но нет, тебе всё, что делает Акира, поперек шерсти. Получается, он тебе и не внук и не ученик, а кто? Соперник? Парень раз за разом тебя прощал, раз за разом намекал, а ты…

— А я… не знаю, что делать, — внезапно опустил огромные плечи старый боец, — Раньше я думал, что он просто… обнаглевший умник, который пользуется тем, что я не стану его бить, а теперь…

— Врешь даже себе. Даже сейчас, бухой в стельку, — поставил диагноз оябун, — брешешь как старый пес. Сыну, мне. Любой, у кого есть хоть капля мозгов, скажет, что пацан всегда ко всему готов и ничего не боится. Он здесь вот стоял, на этом самом месте, семь лет назад, когда его окружили все мои парни. Они тогда узнали, что Акира мне родней приходится, вот и обступили, полюбоваться. Большие такие парни, небритые, в наколках. А он стоял среди них спокойно, оценивал каждого. И так всю жизнь. А ты мне тут сказки рассказываешь, мол, он тобой пользовался… да тьфу! Ересь…

— Мы с ним как-то раз ходили смотреть, как человек из Старого рода сражается, — как будто и не слушал сына огромный боец, — У меня дух захватило. Такие техники, такое изящество, навык, сила. Куда мне, уличному. А он… Акира… смотрел на них как на животных, которых разделать нужно. Его панда за плечи обнимает, кусанет — и всё, нет его, а ему плевать, он Пангао за секунду просчитал. Ни духа, ни воли, ни ярости. Ничего нет, кроме расчёта. Им он всё подминает. Совсем всё.

Оябун лишь тяжело вздохнул. Ему предстояло сейчас детально и вдумчиво вбить в тупую голову своего старика, что Акира Кирью имел полное право разочароваться в своем прадеде. Просто потому, что тот был слишком заносчив и туп, чтобы прекратить играть со своими внуками в «надевшего черное». Сейчас, когда семья, настоящая семья, которой у Хиро никогда не было, вполне заслуженно отвергает зарвавшегося Горо, а тот лелеет несуществующие обиды, ревнуя к вершинам, на которые забрался Акира, ситуация стала крайне паршивой.

Поэтому Хиро Конго запрокидывает очередную извлеченную из баула бутыль, начиная жадно, как в молодости, заглатывать саке. Он — не Акира, ему страшно, очень страшно за себя и своих подчиненных. Потому что сейчас старый якудза будет орать самым грязным матом на человека, способного убить его одним щелбаном, а затем разгромить тут всё в щепки. Он собирается орать на ходячий танк.

Но он будет.

///

Ей по заднице резко хлестнули цепью. Боль была совершенно безбашенной, в глазах расцвели искры, Асуми взвыла волчицей, подскакивая и разворачиваясь на месте. Молодой китайский бандит, сам, видимо, не ожидавший такой быстрой реакции, отшатнулся в сторону, чтобы быть тут же сбитым с ног девчонкой, моментально рванувшей на своего обидчика. Раз-два-три — жесткие короткие удары кулаком в нос и губы превращают лицо юного гопника в уродливо брызгающую кровью маску страдающего свинодемона.

— Постой, мы… — начинает лепетать предводитель этой небольшой шайки, упорно достававшей Хиракаву с момента, как она вернулась в Китай, но договорить ему не судьба. Взбешенная сверх меры посягательством на свою гордость, девушка принимается прессовать четырех оставшихся идиотов, которые, заглотив месяц назад по Снадобью, решили, что они теперь короли мира.

Хитрый план Жинчу Менга, того самого главаря, из которого Асуми сейчас делает бифштекс с кровью, был проще пареной репы — парень, изначально смазливый, полагал, что сможет захомутать более опытную «надевшую черное», а та, капая на него слюной и другими выделениями, подучит его вместе с братанами всему этому мордобойному делу. Однако, тактика преследования ничего не дала, кроме брошенного девчонкой обещания отправить их всех в реанимацию. Вот тогда Чэнь и решил урезонить ей, стегнув по жопе цепочкой. Мол, их пятеро, и они вооружены, она что, вообще?

Как оказалось, для девушки, чьи глаза светятся натуральным голубым огнем, пятеро китайских гопников были на один зуб… случись драка. Но её не было, была лишь горящая огнем жопа, по которой очень уж удачно попали, а значит, Асуми выместила на своих оппонентах всю эту боль, вернув с огромной наценкой.

— Фьюй! — присвистнула вошедшая в переулок красивая китаянка средних лет, глядя как Хиракава возит главаря мордой по стене, — Дочурка, хватит тебе! У него уже носа-то и не осталось!

— Да плевать! — рявкнула в ответ разъяренная дочь двух преступников, — Эти уроды мне по жопе хлестнули!

— Мне не плевать! — зарычала в ответ мать этой чудесной девушки, сильным пинком переворачивая одного из молодых людей, собиравшегося захлебнуться кровью, — Ты срок мотать хочешь?!

— Какой срок?! — фыркнула та в ответ, отшвыривая бессознательное избитое тело, — Они жрали Снадобье, теперь их жопы принадлежат улицам!

— В Китае? Пф! — подойдя к дочери вплотную, фыркнула член Триады, — Мы не в твоей варварской Японии, здесь можно жрать что угодно, и родственники от тебя не откажутся! У этого, например, дядя в таможенной службе работает… А у этого… Кто это, кстати? Точнее, кем был?! А, насрать! Идём, дорогая.

— Куда?

— В Гонконг. У меня там дела. А потом я посажу тебя на круиз.

— Какой круиз?!

— Кругосветный. Будешь учить свой английский на лайнере. Заодно и жопа целая будет…

— А… аа?!. ААА!!!

И прекрасная девушка, торопливо вытирающая с рук брызги крови отодранной от одного из тел половиной майки, устремляется за своей родительницей. Та не скажет ей, что из-за намечающихся движений рядом с ней становится крайне небезопасно, но этого теперь и не нужно. Пятеро избитых до полусмерти человек вполне сэкономят матери Хиракавы время на объяснения. Да и какие могут быть эти ваши объяснения, это же не Япония!