Кротко сложив руки в замок, она встала возле стола.

— Иди, не стой над душой, — кивнула я.

— Владыка велел, чтобы я проследила, что вы съедите все до последней ложки, — объявила она. — Он не хочет, чтобы случился… Как это? Вспомнила! Не хочет дипломатического скандала за то, что в его дворце заморили гостью голодом. Между прочим, ваш художник уже два раза успел отобедать и теперь что-то чиркает в альбоме на южном балконе.

Судя по всему, поработать мой художник после двух сытных обедов не захотел.

— Иридия, у меня к тебе просьба, — обратилась я, не веря, что действительно собираюсь одарить домашними закатками владыку южных земель и чего-то там еще невообразимо огромного, — в комнате для переодеваний стоят горшки. В полотенчики завернуты. Пусть их отдадут кейриму. Он желает получить свои… патиссоны.

Шебутные горничные приняли слова Эсхарда близко к сердцу и начали таскать еду. Приносили фрукты и медовые сладости. Заглядывали доложить, что дары владыке переданы. Проинформировали обе. По очереди. Видимо, чтобы я не забыла. В общем, превратили библиотеку, храм тишины и вековых знаний, в проходной двор.

Ян на этом дворе появиться не пожелал.

Заставив себя закрыть книги, я прихватила манускрипт с описанием бестий и отправилась разыскивать художника. Хотелось верить, что не успел ни выгореть от тяжелого припадка вдохновения, ни обгореть на солнце.

— Ой, вайрити, а вы куда? — удивилась Лавиния, когда мы едва не столкнулись в дверях.

— Раздавать затрещины отдыхающим на курортах драконьего края, — с досадой отозвалась я.

— Я с вами!

Служанка решительно бросилась за мной следом и засеменила, как было принято у здешних слуг, на шаг позади.

— Вайрити, а где именно вы собираетесь затрещины раздавать? — спросила она, когда стало очевидным, что мне известен только конечный пункт, но не маршрут.

— На южном балконе, — пояснила я. — Кстати, где он?

— Туда, — с готовностью указала Лавиния в нужную сторону.

— Там же запад.

— Но балкон южный, — не поняла горничная суть претензии.

— Какое коварство, — пробормотала я. Хорошо, спросила, могли бы до вечера разыскивать.

Горничная осталась дожидаться в помещении, а я шагнула на просторный балкон, залитый уходящим за горные вершины солнцем. Вид открывался живописный. Особенно на художника. Обласканный теплыми лучами Ян безмятежно дрых, растянувшись во весь рост на длинной козетке.

На тонконогом столике лежал открытый ящичек с угольными карандашами. Альбом для набросков валялся на полу. Не поленившись нагнуться, я подняла его и быстро просмотрела, что вдохновение нашему художнику сегодня принесло. Горы, пушистое облако, балюстрада… Данри с кокетливо съехавшей с одного плеча бретелькой сорочки.

— Кхм.

Я нехорошо покосилась на Яна. Грозный взгляд он во сне не почувствовал, но потер нос и пробормотал что-то невнятное.

На следующей странице Данри была нарисована с двумя спущенными бретелями. Дальше смотреть я была морально не готова. Вряд ли найду портрет Элори-младшей с раскрытой книгой по астрономии.

С чувством я шмякнула закрытый альбом на стол. От грохота Ян дернулся, проснулся и часто заморгал.

— С пробуждением, господин Лунецкий, — громко поздоровалась я. — Смотрю, вы так заработались, что сильно утомились.

— Привык подремать после обеда, — через широкий зевок провыл он и почесал глаз. — Который час?

— Час прямых обязанностей! — отрезала я и пихнула ему манускрипт.

Ошарашенный Ян вцепился в книгу, спросонья плохо понимая, что именно от него хотят. Нахмурившись, он открыл манускрипт и некоторое время с недоумением разглядывал титульный лист с надписями на драконьем языке.

— Это что? — наконец уточнил он, подняв взлохмаченную после сна голову.

— Работа, господин Лунецкий.

— Как неприятно прозвучало, — пробормотал Ян. — Что я должен сделать?

— Откопируешь бестий. Переводы страниц я вложила.

Он подскочил на козетке, резко усаживаясь. Всколоченные волосы торчали вороньим гнездом.

— Ты за кого меня держишь? Перед тобой гений… — Тут этот гений оценил, как я скептически изогнула брови, намекая на полную неразбериху с конечностями в учебном альбоме, и умерил пыл. — В принципе, всегда удобно творить, когда есть образец.

— Творите, господин Лунецкий, — благословила я. — Завтра утром отдашь рисунки.

— Утром? — возмутился он. — А спать мне когда?

— Ты за день не выспался?

— Я переживал мощный порыв вдохновения! Меня накрыло! — воскликнул он.

— Я заметила.

— Образы сами выплескивались на бумагу. Да что я тебе рассказываю? Обычный человек никогда не поймет это абразивное… неабразивное…

— Просто закончи, — сухо посоветовала я.

— Невообразимое чувство полета!

— Один вчера тоже полетал, сегодня выслали, — протянула я и красноречиво кивнула на столик.