Шрифт:
Вышло совсем не так, как это представляла себе Мария. Она-то думала, он тут же повернется и уйдет, завидев всех детей вокруг нее. Что он хотя бы детей постесняется.
Но он заорал на детей:
— Вы что, не знаете, что вас арестуют? В нашей стране посещение школы обязательно. А я здесь законный представитель кайзера! Я пришел, чтобы проконтролировать…
И чтобы они немедленно, сейчас же исчезли. Ходил по кухне туда и сюда в своих носках. Размахивал руками. Что он, возможно, так уж и быть, не заявит на них, но только в том случае, если они немедленно исчезнут. Если в какой-то семье нарушают закон об обязательном школьном образовании, то будут приняты меры, тогда детей из этой семьи заберут. Таков закон. Автоматически заберут. Против этого и бургомистр будет бессилен. И пусть никто не думает, что во время войны больше не действуют никакие законы. Как раз в войну-то они и действуют в полную силу.
И всё с такой громкостью, что слышалось эхо, отраженное от гор.
— Именем закона, растуды вашу в бога небесного душу!
Он принялся толкать и пинать детей, Катарина упала на бок. Вальтера он схватил за волосы и трепал из стороны в сторону. Генриха он ударил костяшками пальцев в голову дважды — в правое ухо, в левое, а потом залепил ему подзатыльник. Только Лоренца не посмел тронуть.
Дети выбежали из дома, похватав свои зимние вещи и надевая их на бегу, школьную сумку успела взять только Катарина, Лоренц и Генрих бежали с развязанными шнурками, Вальтер за ними вдогонку.
Мария забилась в угол за стол и выставила перед собой подушку, она бы с удовольствием взяла в руки что-нибудь увесистое, подсвечник, например, выточенный из тяжелой буковой древесины, но не посмела, опасаясь, что это разъярит его еще пуще и он вырвет этот предмет у нее из рук и ее же им и убьет.
— Так, а теперь, — рявкнул бургомистр и опрокинул первый стул. — А теперь займемся тобой, дамочка!
Моя тетя Катэ рассказывала мне, что произошло потом:
— Мы бежали — Генрих, я, держа Вальтера за руку, а потом Лоренц остановился, снежные стены по сторонам дорожки были выше него. Я ему крикнула: идем, Лоренц, а не то он на нас донесет, и нас у мамы заберут. Я тогда в это верила. Такое ведь часто говорилось. О нас говорилось. В деревне-то многие, не все, но некоторые думали про нас: вот, мол, этот «багаж» там, наверху, они там полудикие; думали-то, пожалуй, все, но некоторые говорили и вслух, мы же были почти что последние, у кого не было электричества и не была проведена в дом вода, только источник на улице, к которому нужно было еще спускаться на двадцать метров, и он к тому же нам и не принадлежал. Вот и говорили про нас: э, детей-то у них полно, к тому же отец замешан в темных делишках, не лучше ли было бы забрать у них детей, пусть бы из них хоть что-то приличное вышло. Но Лоренц ни в какую. Если хотите, бегите себе, кричит он нам — Генриху, мне и Вальтеру, — а он больше не побежит. Он убегать не станет. Повернулся и пошел назад. Пригнулся, руки в стороны расставил и отталкивался ими. А мы еще постояли. Я действительно боялась, признаюсь тебе, я даже не припомню, чтоб еще когда в моей жизни чего-нибудь так боялась. А Лоренц, про это мы в семье все знали, он способен был учинить что угодно, когда был в ярости. Я, может, Лоренца боялась еще больше, чем бургомистра. Мы так и стояли, пока не увидели Лоренца наверху, у источника, Генрих, я и Вальтер, все трое с непокрытой головой, это при минус десяти градусов, рукавичек на нас тоже не было, все осталось в кухне, так быстро мы сорвались из дома. Потом мы Лоренца уже не видели, потому что снег был такой высокий. Я сказала: идемте наверх, — и мы пошли за ним вслед. Но шли мы небыстро. Генрих тормозил. Он сказал, что Лоренц не хочет, чтобы мы там были при этом. При чем при этом он нас не хочет? — спросила я. Генрих остановился, а я, держа Вальтера за руку, пошла. Генрих мне крикнул: мол, оставь хотя бы Вальтера со мной. Мол, Вальтер слишком маленький. Слишком маленький для чего? И мы шли дальше. И тогда Генрих тоже все-таки поплелся за нами. И когда мы вошли в кухню, мы увидели Лоренца. С ружьем.
Лоренц подкрался к дому, прячась за высокими сугробами, обошел дом кругом, сзади взобрался на чердак, это было легко, потому что дом стоял на склоне, и сзади крыша почти касалась земли. Он знал, где снаружи открывается люк на чердак, стоило только сгрести снег в сторону, и тогда он влез туда. Взял там ружье и разом очутился в кухне.
— А ну беги давай отсюда! — скомандовал он. — Как следует целиться мне незачем, у меня дробь.
На сей раз бургомистр не решился на него заорать. На сей раз нет. Возможно, из-за дроби. Мария выбралась из угла и встала за спиной сына. Она положила руки на плечи Лоренца.
Лоренц поднял ружье к щеке. Это, говорит, дробь два нуля.
Моя тетя Катэ объяснила мне, что это хуже всего, если тебя убивают дробью. Она разбиралась в ружьях — не так хорошо, как Генрих, и уж тем более не так хорошо, как Лоренц, но понимала разницу между дробью и пулей и видела эту разницу на косулях, причем не раз.
— Считаю до трех, — сказала Мария. — На счете три мой сын выстрелит.
— С этого момента считается тяжкое преступление, — объявил бургомистр.
В это мгновение в кухню ввалились Катарина, Генрих и Вальтер. Тетя Катэ рассказывала мне, что застала последние слова бургомистра. Она тут же разревелась, потому что думала: теперь все пропало.
Бургомистр буквально слово в слово произнес:
— Теперь все пропало.
— Идите ко мне! — приказала Мария. — Встаньте рядом со мной! Все будет хорошо. Ничего не пропало.
— А как насчет тех чистосердечных даров, что я принес? — спросил бургомистр. — С ними-то что делать? Снова унести?
— Раз, — начала счет Мария.
— Забери их назад! — всхлипнула Катарина. — Не надо их нам. Забери их, пожалуйста, назад! Нам ни от кого ничего не надо. Лишь бы оставили нас в покое. Мы же никому ничего не сделали.
На столе лежал рюкзак, уже раскрытый, оттуда торчала палка колбасы, виднелись две ковриги хлеба и льняной мешок крупы. Как будто тут уже побывал святой Николай с дарами.
— Чем же вы жить собираетесь? — спросил бургомистр. — Снег жрать станете? С него сыт не будешь.
— Два, — сказала Мария.
Маленький Вальтер нетерпеливо выкрикнул:
— Но я хочу колбасы! Хотя бы колбасы. Я есть хочу.
— Достань ее! — распорядился Лоренц.
— Я боюсь, — робел Вальтер.
— Вытащи ты! — сказала Мария Генриху.
Генрих вытянул колбасу из рюкзака, посмотрел на бургомистра и пожал плечами. Бургомистр сделал милостивый жест.
— И остальное, что там есть, тоже достань! — приказала Мария. — Все доставай!
Извлекая одно за другим, Генрих всякий раз оглядывался на бургомистра, и тот согласно кивал.
— Да забирайте спокойно все, — сказал он. — Я же вам принес. Хлеб, колбасу, макаронная засыпка там есть для супа, а внизу еще сыр и сало, все вам. Молоко-то у вас свое. И благодарить не надо. Все от чистого сердца. Что тебе подарили, то уже не придется красть.