— Спасибо! — смутился я, — наверное, нелегко было меня таскать, ворочать, переодевать.

— Нелегко, — согласилась русалка, — но приятно.

И она снова широко улыбнулась. Она вообще была очень жизнерадостной. Я, разговаривая с ней, всё время старался, чтобы взгляд не соскальзывал на грудь, но получалось плохо. Она же либо не обращала на это внимания, либо делала вид, что не обращает.

— А чего приятного-то, возиться с бесчувственным телом? — спросил я, усиленно стараясь смотреть ей в глаза.

— Можешь смотреть на мою грудь, мне не жалко… даже приятно, — расплылась в обаятельной улыбке русалка, — не мучайся.

— Хорошо, — сказал я, и уже спокойно взглянул ей на грудь.

Удивительное дело, но когда я перестал бороться с собой, то несмотреть на её грудь стало значительно проще. Мне заметно полегчало, потому что до этого момента ситуация была гораздо более неловкой.

— А насчёт бесчувственного тела… то, как бы это сказать… у меня острая нехватка тактильных ощущений, — слегка сомневаясь, стоит ли об этом говорить, всё же смущаясь, произнесла она, — из-за моего внешнего вида. Сам понимаешь, общаться с людьми мне довольно сложно. Ты первый, после очень большого перерыва… не считая Водяного, конечно, но это совсем другое. И там прикосновения сводились к избиениям в основном…

— Он тебя бил? — удивился я, — но зачем?

— Хотел подчинить меня себе, чтобы я работала на него, — сказала русалка, — но ничего не получалось. Я так понимаю, что он пытался сделать это при помощи гипноза или чего-то подобного, но со мной это не сработало. Не знаю почему, но у него не получалось, и он очень бесился из-за этого. Ему уж очень хотелось, чтобы я была его глазами и руками в акватории Москва реки.

— А ты не знаешь, почему его самого называют Водяным? — спросил я.

— Он частично, как я, — сказала русалка, — только не изменённый. Он остался в человеческом облике, но жабры у него есть. И плавает хорошо. В общем, что-то среднее, между мной и тобой.

— А у тебя есть жабры? — удивился я.

— Ага! — почему-то обрадовалась она, и махнула рукой куда-то себе за спину, — у меня двойная система дыхания, если можно так выразиться. Я не учёный, конечно, но сама это именно так понимаю.

— Но если он и сам чувствует себя как рыба в воде… извини, — я не был уверен, корректно ли так говорить при русалке.

— Нормально, я же, в самом деле, наполовину рыба, — обрадовалась она.

— Так если он сам как рыба в воде, зачем ему тогда ты нужна была? — удивился я.

— Зачем делать что-то самому, если можно заставить делать это кого-то другого? — сказала русалка.

— Логично! — кивнул я, — меня Алик зовут.

— Рита! — она протянула мне руку.

— Маргарита? — уточнил я.

— Да, но обычно меня всегда называли Рита… в прошлой, дорусалочьей жизни, — слегка загрустила она, наверное, впервые за всё время нашего разговора.

Я немного помолчал, собираясь с мыслями. Она терпеливо ждала, видя, что я формулирую что-то и подбираю подходящие слова.

— Послушай, Рита, — наконец решился я, — если этот вопрос будет не очень… как бы это сказать… этичным, что ли? Ты можешь не отвечать, так и скажи, что не хочу об этом говорить. Идёт?

— Идёт! — сказала Рита, и в её глазах зажёгся огонёк интереса.

— А как ты стала русалкой, можешь рассказать? Просто некоторые люди изменились очень сильно, иногда до неузнаваемости. Некоторые изменились, но не внешне. Ты где-то в середине. У тебя и внешние изменения очень существенные, но в то же время ты человек, вне всяких сомнений. Тебя кто-то заколдовал? — спросил я.

— Никогда не думала об этом в таком ключе! — озадачилась Рита, — но думаю, что нет. У меня всегда была тяга к воде. Я плаванием профессионально занималась. Вода, это моя стихия… так я думала раньше. Когда случился магопокалипсис, я долгое время думала, что у меня нет ни дара, ни способностей к магии. А потом вдруг меня стало непреодолимо тянуть на берег Москва реки. И это была уже не та тяга, как раньше. Эта была какая-то болезненная, и с ней было невозможно бороться. Пару раз я не выдерживала и прыгала в воду. Но каждый раз выбиралась и возвращалась домой. Я даже стала бояться воды, потому что не могла понять, что со мной происходит. А этот зов, эта тяга становились всё сильнее и сильнее. Как-то раз я не смогла сопротивляться, долго бежала, пока не оказалась на набережной, и прямо оттуда сиганула в воду. Там быстро разделась и поплыла. Следующий месяц у меня как в тумане. Я всё время плавала, когда уставала, находила укромные места, чтобы вздремнуть, и снова плавала. Я сама себя толком не осознавала. А когда очнулась, у меня уже был этот хвост. Я была в невероятном шоке! Плакала, пыталась выбраться на берег… утонуть даже пыталась, что совсем уж глупо было. В итоге постепенно прошла все стадии вплоть до принятия. Было естественно отрицание, потом гнев, торг, мощнейшая депрессия и, в конце концов, принятие. Я приняла себя такой, какая есть и свою новую судьбу. Жить в воде не так уж плохо. Когда плывёшь быстро-быстро, можно испытывать настоящее счастье! Но есть большая проблема…

— Отсутствие социума? — попытался угадать я.

— Можно и так сказать. Можно проще. Одиночество! Мне так одиноко, что иногда просто разрывает изнутри. За всё время я общалась, хорошо если с парой человек. А потом появился Водяной, я ему поверила, думала, что у меня теперь хоть будет с кем поговорить… но ты знаешь уже, как всё обернулось, — Рита совсем сникла и задумалась.

— А когда ты обратилась? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Приблизительно год назад, — сказала она.